Рожденный летать ползать не может
Выражение «рожденный ползать летать не может» хорошо знакомо всем нам, разве не так? По закону математики, который гласит, что от перестановки слагаемых сума не меняется, получаем, что то же самое утверждение истинно и в обратную сторону. Итак, я бы хотела, чтобы сегодня мы обратили внимание на именно на то, что рожденные летать ползать не могут .
Давайте посмотрим на это во свете Библии.
В евангелии от Иоанна 3:31 читаем: «Приходящий свыше и есть выше всех; а сущий от земли земной и есть и говорит, как сущий от земли; Приходящий с небес есть выше всех…(Иоан.3:31, Синодальный перевод Библии)» Если посмотреть то же место Писания в Расширенном переводе Библии, то мы сможем увидеть ту же истину, только под немножко другим углом, что расширяет пределы нашего понимания. «Тот, Кто приходит свыше (с небес), [намного] выше всех [других]; тот, кто приходит от земли принадлежит (относиться) к земле, и говорит на земном языке [его слова исходят из земной точки зрения]. Тот, Кто приходит с небес есть [намного] выше всех остальных [намного превосходит всех остальных в своем выдающимся положении (известности) и превосходстве]. (Иоан . 3:31, Расширенны перевод Библии с английского на русский)»
Исходя из контекста, мы видим, что здесь Иоанн говорит об Иисусе. Только как же это относиться к нам?
В Послании к Галатам , мы находим ответ на это вопрос: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись.(Гал.3:27)» Итак, мы – во Христе, а потому все, что относиться к Нему, относиться и к Нам. Что я хочу этим сказать? Лишь то, что мы точно такие же, как Иисус . Для подтверждения этого приведу еще одно место Писания, которое прекращает всякие споры по этому поводу. «Ибо кого Он предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего , дабы Он был первородным между многими братиями . А кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил. (Рим.8:29,30)» Или все ещё есть желание подискусировать ? Хорошо, дадим слово Писанию опять. Расширенный перевод Библии Рим. 8:29-30: «Для тех, кого Он знал наперед [которых Он познал и возлюбил заранее], Он также предназначил с самого начала [предопределив их] быть сформированными в образ Сына Своего [разделяя и Его внутренне подобие], чтобы Он мог стать первородным между многими братьями. И тех, кого Он предопределил Таким образом, Он и призвал, а кого призвал, того Он также и оправдал (признал невиновными, праведными, помещая их в правильное положение из С амим Собою). А тех, кого Он оправдал, тех и прославил [возвышая их к небесному достоинству и состоянию, или статусу бытия].» ОГО!!! Религия «в ауте»… Как по-моему, места для аргументов просто не остается… П оэтому, продолжаем дальше, исходя уже из вышесказанного.
Итак, если Иисус пришел СВЫШЕ, то и мы, ведь мы были тоже РОЖДЕНЫ НА НЕБЕСАХ, СВЫШЕ: «Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше , не может увидеть Царствия Божия. (Иоан.3:3)» и «Но мы граждане страны (государства, родины), которая на небесах, и оттуда мы также серьезно и терпеливо ожидаем [приход] Господа Иисуса Христа (Мессии), [как] Спасителя (Фил. 3:20, перевод с английского языка Расширенного Перевода Библии)».
Что же это все значит? Это значит, что мы были рождены для высокого образа жизни. Мы были РОЖДЕНЫ , ЧТОБЫ ЛЕТАТЬ!!!
Только что мне вспомнилась одна история. Я верю, что её припомнил мне Дух Святой, а потому я поделюсь ею и с Вами.
Это немного печальная история об орле, но она, к сожалению, хорошо иллюстрирует положение многих христиан, которые, не зная, что были рождены летать, продолжают пытаться ползать.
Итак, однажды из гнезда орла выпало яйцо. Так как внизу оказался курятник, орлиное яйцо попало именно туда. Не странно, что нашлась весьма остроумная курочка, которая решила, что это её яйцо, и высидела его. Вот таким образом этот орленок появился на свет. Все, что он вокруг себя видел, это были куры, потому у него не было сомнения, что он – петух. Он пытался клевать и рыться в земле, как все остальные цыплята, а когда приходила буря, бегом бежал в курятник со всеми остальными…(Орлы же используют ветер бури, чтобы подняться ввысь. Они парят в этом ветре, а не прячутся.) Вот так он рос…
Однажды, большой орел, пролетая над тем курятником, заметил похожего на себя молодого орла (у орлов очень острое зрение). Он спустился и стал прямо около замеченного им молодого орла. Тот немного испугался и не мог понять, чем привлек к себе внимание.
− Что ты делаешь среди кур в курятнике? – спросил орел у молодого орла.
− Как что? – резко и раздражительно ответил тот. – Я же петух.
− Кто тебе это сказал? Ты такой же, как я! Ты тоже орел! Ты посмотри на себя и на них, ты не похож на петуха вообще! – в смущении ответил орел.
− Если бы я был орлом, я бы мог летать, а я не могу! Плюс, я даже не хочу улетать, даже если бы у меня была такая возможность! Меня тут, по крайней мере, кормят!
− Но ты ведь и не пробовал летать! – возразил орел. – Давай, полетели со мной!
− Я не могу! Я не создан, чтобы летать! – с такими словами молодой орел замахал своими орлиными крыльями, как курица.
Конечно же, у него ничего не получилось…
− Вот видишь, я не могу! Потому что я – не орел! Я – петух!
Парящий в выси орел больше не хотел этого слушать. Он оставил его там, в курятнике, где его «по крайней мере, кормят». Он оставил его в курином образе жизни…
И что?
Молодой орел, когда вырос, пошел в куриную школу, потом на куриную работу, получая такую же куриную зарплату, одевался в куриную одежду, продолжал кушать куриную еду, а когда состарился, умер куриной смертью и пошел на куриное небо…
Да, в некотором роде, это смешно, но настолько же и печально. Этот орел так никогда и не узнал прелесть того, как это парить в выси, над землей, где его никто не может достать… Он никогда так и не поднялся на скалу… В место этого он всю жизнь рылся в земле…
Реализовал ли этот орел, который всю жизнь думал, что он – петух, свой орлиный потенциал таким образом? Конечно же, нет. Он пытался действовать в куриной системе, которая никогда предназначалась для орлов, а потому и не получал ничего, кроме куриного результата.
Переведём эту историю на нас.
На этой земле существуют две системы: система Царства Божьего и сатанинская Вавилонская система. Говоря Царство Божье, я не имею в виду небеса. Я имею в виду Божий путь того, как и что делает Он. Это то, что сказал нам искать прежде всего Иисус в Ев. о т Матфея 6:33. Сатанинская Вавилонская система – это, соответственно, путь этого мира, как и что делать. (Зарождение этой системы мы видим в Бытие 11.) А теперь давайте посмотрим на Божью систему Царства Божьего во свете истории, приведенной выше, как на орлиную систему, а на Вавилонскую систему этого мира – как на куриную. Рожденные от Бога, т.е. рожденные свыше, будут орлами, а нечестивые люди этого мира – курами. Теперь, вопрос: может ли орел полноценно функционировать и быть успешным в куриной системе и может ли курица (или петух) функционировать полноценно и быть успешной(-ым ) в орлиной системе? Ответ очевиден, не так ли?
Так же, как орлы не понимают куриного образа жизни и действий, так же и куры не понимают и презирают орлиный .
Итак, что же я хочу всем этим сказать?
Я говорю, что мы – дети Божьи, − родившись СВЫШЕ, были рождены, чтобы летать на путях Божьих, а не ползать путями низкого образа жизни этого мира. Ползающий будет преуспевать в своей «системе для ползания», действуя по принципам своей «ползающей системы». Тот же, кто был рожден летать, сможет преуспевать, только действуя по принципам своей «системы для полетов».
Каждая система имеет свои принципы: система Царства Божьего имеет свои принципы любви, чести, честности, непорочности, доброты, долготерпения, воздержания… −> Послание к Галатам 5:22-23; Вавилонская система этого мира – свои: ненависть, зависть, лживость, коварство, бесчестие, вражда, нечистота…−> Послание к Галатам 5:19-21. Все принципы и законы системы этого мира являются грехом и враждой против Бога (Иакова 4:4), поэтому мы, дети Божьи, не можем действовать таким образом. Соответственно, мы не можем преуспевать в Вавилонской системе. Точно также и люди в мире не могут использовать нечестивые принципы для преуспевания в Царстве Божьем. Поэтому, каждый должен оставаться в своей системе.
Если дети Божьи хотят иметь успех, то им не нужно пытаться жить и действовать, как этот мир, но преуспевать в системе Царства Божьего, где умножение приходит не от того, что мы продаем, а от того, что мы сеем. Да, Господь может использовать контракты и договора на продаж-поставку оборудования, например, но это не единственный путь для Бога. То есть, умножение исходит из нашего сеяния (как от главного корня) и не зависит только от продаж.
В системе Царства Божьего, мы не зависим от состояния экономики в этом мире, но зависим от Божьих обетований, Его Слова и нашей способности верить и доверять Отцу. Тогда Господь становиться нашим единственным Источником , и наше процветание и преуспевание приходит от Него, а не их этого мира. Соответственно, наше благополучие не будет зависеть от этого мира, разве не так?
И есть еще одна важная истина: если рожденный летать будет ходить по земле, тогда из живущих внизу обязательно найдутся те, кто захотят или его ужалить, или будут бить палкой по голове.
Итак, нам, христианам, пора пересмотреть наш образ жизни, ведь может быть, что мы продолжаем и продолжаем терпеть поражение именно из-за того, что пытаемся жить, как этот мир, в то время, как делать этого уже не можем.
А в какой системе находишься ты?
Все течет, все меняется
Однако изменения в обществе стимулируют нас пересмотреть те или иные прописные истины, свойственные сознанию наших предков. Ярким примером может служить пословица, утверждающая, что тот, кому предопределено пресмыкаться, подняться ввысь не сможет. Законы элементарной логики утверждают, что в таком случае верно и обратное: рожденный летать ползать не может. Но, разумеется, сущность данной пословицы такой трактовки не предусматривает. Это лишь оксиморон, призванный подчеркнуть неактуальность этих слов. Почему? Нельзя не согласиться с тем, что большинство образчиков народной мудрости не потеряли своего рационального зерна и применимы и в наше время тоже. Но конкретно эта формулировка - рожденный летать ползать не может - отлично показывает отношение современного человека к тем элементам древних стереотипов, которые ставили перед нашими предками какие-либо рамки, ненужные сейчас.
В изменении времен теряются слова
О чем идет речь? Речь идет о том, что каждому человеку от рождения дан узкий спектр возможностей, и выйти за его пределы не дано никому.
Грубо говоря, место и время рождения определяет бытие, качество жизни и, возможно, даже ее срок. Нет, конечно, кое в чем это верно и сейчас, ведь человек из богатой семьи обладает большими возможностями для улучшения качества и удлинения срока собственной жизни. Однако в наше время мы можем смело утверждать, что большая часть современной человеческой цивилизации вышла за рамки жестких классов. «Рожденный летать ползать не может» - эти слова стали такими же неверными, как и первичный вид пословицы, о которой идет речь.
Гордыня, подрезающая крылья
Никоим образом не стоит утверждать, будто бы условия современной жизни дают полную свободу самореализации, однако можно смело говорить о том, что целью существования любой цивилизации как раз и является возможность одарить крыльями каждого, кто является ее частью.
Даже если не углубляться в разного рода «стратегии» обретения успеха в жизни, не говорить о том, насколько важно образование, инвестиции и прочие атрибуты карьерного или творческого роста, а говорить просто в целом, о сознании. Ведь разум современного человека, его дух, его творческое начало лишены оков по своей сути. Остается только принять собственную свободу и воспользоваться ею. Есть множество примеров личностей, о которых можно на полном серьезе сказать, что рожденный летать ползать не может. Потому что либо рамки, возводимые общественными стереотипами, либо собственное эго мешает им смотреть на вещи реально, а не пытаться возвыситься над окружающими.
Неутомимость духа незаменима для полета
Что же касается той части человечества (есть надежда, что речь идет о большей части), которая смотрит на вещи трезво и оптимистично оценивает собственные возможности, то о них можно смело утверждать, что поговорка «рожденный ползать летать не может» - это не о них. По большому счету, они уже взлетели, потому что осознание собственного потенциала, импульс к его реализации и твердая воля, воплощающая этот импульс в жизни - уже сами по себе крылья. Однако следует всегда помнить слова известной современной российской поэтессы и музыканта Зои Ященко: «Не так важно, чтоб были крылья; важно, чтобы они нас несли». То есть сама жизнь у человека, желающего взлететь, должна превратиться в вечное преодоление всех тех оков, которые сдерживают его порыв. И тогда слова о том, что рожденный ползать летать не умеет, навсегда потеряются под градом удачных попыток тех, кто смел сердцем, дерзок духом и трезв разумом. Чтобы иметь щедрый урожай, нужно посеять всходы.
Свобода развития личности - свобода духовного полета
Так можно ли сказать, что в наше время все еще стоит говорить о каких-то само собой разумеющихся ограничениях, накладываемых на каждого из нас при рождении? Безусловно, условия у каждого свои, но при этом любой человек обладает тем потенциалом, который позволяет ему превратить оковы ситуации и обстоятельств в стартовую площадку для полета. То есть для реализации себя самого как неповторимой личности. И тогда те, кто утверждает, будто рожденному ползать летать не дано, вынуждены будут прекратить свое брюзжание и либо забыть о гордыне, либо остаться изгнанниками в свободных от условностей небесах человеческого духа. Потому что человек всегда тянется к человеку, и талант, пусть и обреченный на некое одиночество, никогда не будет действительно один. Талант всегда существует для кого-то и воплощается вместе с кем-то. А потому свобода духа гарантирует причастность к чему-то большему, нежели просто одна личность. И именно это «нечто» и ведет все человечество вперед, к развитию каждой его частички.
Море — огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо всё ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег. Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню над ними, суровые контуры их округлились, одетые теплой и ласковой мглой южной ночи. Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены — все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще скрытой за горными вершинами. — А-ала-ах-а-акбар!.. — тихо вздыхает Надыр-Рагим-оглы, старый крымский чабан, высокий, седой, сожженный южным солнцем, сухой и мудрый старик. Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, — у камня печального, хмурого. На тот бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от гор. Пламя нашего костра освещает его со стороны, обращенной к горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой сетью глубоких трещин, бегают тени. Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся в том настроении, когда всё кажется призрачным, одухотворенным, позволяющим проникать в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет иных желаний, кроме желания думать. А море ластится к берегу, и волны звучат так ласково, точно просят пустить их погреться к костру. Иногда в общей гармонии плеска слышится более повышенная и шаловливая нота — это одна из волн, посмелее, подползла ближе к нам. Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и вдумчиво смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладони. Мохнатая баранья шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб, весь в мелких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем: — Верный богу человек идет в рай. А который не служит богу и пророку? Может, он — вот в этой пене... И те серебряные пятна на воде, может, он же... кто знает? Темное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нем появляются небрежно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и теперь задумчиво льет свой свет на море, тихо вздыхающее ей навстречу, на берег и камень, у которого мы лежим. — Рагим!.. Расскажи сказку... — прошу я старика. — Зачем? — спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне. — Так! Я люблю твои сказки. — Я тебе всё уж рассказал... Больше не знаю... — Это он хочет, чтобы я попросил его. Я прошу. — Хочешь, я расскажу тебе песню? — соглашается Рагим. Я хочу слышать старую песню, и унылым речитативом, стараясь сохранить своеобразную мелодию песни, он рассказывает.I
«Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море. «Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень... «А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями... «Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя. «Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях... «С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый камень... «Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три минуты... «Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи: «— Что, умираешь? «— Да, умираю! — ответил Сокол, вздохнув глубоко. — Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо... Ты не увидишь его так близко!.. Ох ты, бедняга! «— Ну что же — небо? — пустое место... Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно... тепло и сыро! «Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти бредни. «И так подумал: „Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет...“ «Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повел очами. «Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье темном и пахло гнилью. «И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы: «— О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я... к ранам груди и... захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!.. «А Уж подумал: „Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..“ «И предложил он свободной птице: „А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут и поживешь ты еще немного в твоей стихии“. «И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи камня. «И подошел он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и — вниз скатился. «И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья... «Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в море. «А волны моря с печальным ревом о камень бились... И трупа птицы не видно было в морском пространстве...II
«В ущелье лежа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу. «И вот взглянул он в ту даль, что вечно ласкает очи мечтой о счастье. «— А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо? Что им там ясно? А я ведь мог бы узнать всё это, взлетевши в небо хоть ненадолго. «Сказал и — сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце. «Рожденный ползать — летать не может!.. Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся... «— Так вот в чем прелесть полетов в небо! Она — в паденье!.. Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет там пищи и нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни? Смешные птицы!.. Но не обманут теперь уж больше меня их речи! Я сам всё знаю! Я — видел небо... Взлетал в него я, его измерил, познал паденье, но не разбился, а только крепче в себя я верю. Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье — землей живу я. «И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою. «Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились. «В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни: „Безумству храбрых поем мы славу! „Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света! „Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету! „Безумству храбрых поем мы песню!..“» ...Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я молчу, глядя в даль моря. На воде всё больше серебряных пятен от лунных лучей... Наш котелок тихо закипает. Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползет к голове Рагима. — Куда идешь?.. Пшла! — машет на нее Рагим рукой, и она покорно скатывается обратно в море. Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны. Всё кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения. Всё дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду всё встрепенется и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков. Эти звуки расскажут про тайны мира, разъяснят их уму, а потом погасят его, как призрачный огонек, и увлекут с собой душу высоко в темно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звезд тоже зазвучат дивной музыкой откровения...Передо мною «Песнь о соколе» Максима Горького. Прочитываю дважды. Произведение, буквально, потрясает – амплитудой (взбирания-падения) строк и глубиною вложенного в них смысла!
С первых же строк, врывается в душу картина человеческого существования, в которой чётко и честно расставлены главные действующие лица жизни:
Те, кто пытается механически (физически) познать высоту жизни, как бы вползти на неё, при этом оставляя себя ограниченным в восприятии («ползающим»):
«Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море».
Те, кто, взбираясь, восходя, обретает высоту (не горы даже – неба!), и не для взглядывания свысока, но лишь для последующего полёта, для сияния:
«Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо..»
Те, кто никуда не взбирается, и разбивает, вдребезги, свои жизни, мечты и надежды, о камни действительности, о скалы будней:
«..и бились волны внизу о камень…»
А дальше по тексту, ещё одна схлёстка стихий – горного потока и моря: сильный, напористый, упрямый, узкий (во взглядах? В мечтах?) поток талой воды, буквально, врезается в широкое (душою!) морское пространство:
«А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями.. Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя».
И вот начинается! – Оно! – Главное сражение человеческой жизни! – противостояние – Ужей и Соколов – противоположение – «умеющих жить» и «умеющих летать»! – противопоставление – Мариенгофов и Есенининых! – противо-речие – «читающих лекции о слёзах» и «плачущих»! – противоборство – «поднебных» и «поднебесных»!
«Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях..»
«Уж испугался..подполз поближе..:
-Что, умираешь?
-Да, умираю! – ответил Сокол, вздохнув глубоко. – Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо.. Ты не увидишь его так близко! Эх, ты, бедняга!
-Ну что же – небо? – пустое место.. Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно.. тепло и сыро!.. ..Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет».
«И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:
-О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я.. к ранам груди и..захлебнулся б моей он кровью! О, счастье битвы!..
А Уж подумал:..»
В этом месте, я, вдруг, остро осознал принципиальную разницу между тем, как сражаются – Соколы – дети неба, и тем, как сражаются Ужи – дети земли: Соколы, «разят врагов», пытаясь захлебнуть их своею кровью, Ужи, уничтожают своих врагов, захлёбывая их в крови чужой!
Именно поэтому, Ужи – побеждают Соколов на земле, а Соколы – побеждают время.
«А Уж подумал: «Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..И предложил он свободной птице: – А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. «Быть может, крылья тебя поднимут и поживёшь ещё немного в твоей стихии».
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошёл к обрыву, скользя когтями по слизи камня. И подошёл он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и – вниз скатился.
И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья..
Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала море».
Наяву вижу, как смертельно раненый, избивший крылья о камни рассудительных писательских глаз, Есенин, идёт к обрыву, «скользя когтями», выплёскивая из горла отчаянные выкрики-конвульсии, кои отскакивают от бронированных сердец собратьев по перу – посредственных не в неумении выразить свои мысли, но – в чувстве прекрасного! Вижу, как «подошёл» он к вырубленной тысячами умелых, умных рук, пропасти, как «расправил крылья, вздохнул всей грудью» своих последних чудеснейших стихотворений, как «покатился вниз..ломая крылья». И что удивительно: море или пучина жизни, поглотив всех, вынесла на берег вечности – стихи Есенина – его душу! – его, тыщи раз такого-сякого! – и никого из «не разбившихся вдребезги» – никого из тех, кто был, вроде как, «лучше: моральнее, умнее» его! – вот такую точку, на все времена, ставит Бог в споре Ужей и Соколов.
А между тем, песнь продолжается. Начинается вторая, кульминационная часть истории:
«В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу..
-А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полётам в небо? Что им там ясно? А я ведь мог бы узнать всё это, взлетевши в небо хоть не надолго».
Уж искренне не понимает Сокола, его «страсти к небу»! Сокол «смущает» его покой, его прямолинейное, поступательное житьё «своей любовью к полётам в небо». Уж чувствует, что за Соколом стоит не какая-то наивная бравада, но огромное, неведомое, недостижимое для Ужа, пространство жизни, суть которой умещается в одном слове: «полёт», в том самом слове, которого вообще нет в лексиконе Ужа. И вот он решает попробывать..
«Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.
Рождённый ползать – летать не может!..
Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся:
«Так вот в чём прелесть полётов в небо! Она – в паденьи!..Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут небо в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни? Смешные птицы!..
Но не обманут теперь уж больше меня их речи! Я сам всё знаю! Я – видел небо..Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье – землёй живу я».
И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою».
Потрясающий монолог-исповедь! В нём – вся жизненная философия умного, доброго, заботливого, творческого, обыкновенного (в чувствах, в мечтах, в самоотдаче, в самоотверженности) человека. Причём, озвучен человек «опытный», человек, якобы познавший небо! – полёт, состояние жизни «поэт», и пришедший к выводу: ничего, мол, особенного в «небе», в «поэте», в «полёте» нет, «летать», дескать, могут все или многие! – Сиганул вниз, шмякнулся о земную твердь, привёл ушибленную башку в порядок от минутного стресса и «свернулся в клубок, гордясь собою»! – вот и всё искусство, вот и весь подвиг, весь «полёт»!
Ни эти ли, «познавшие» и «обесценившие» небо люди – «смеясь над птицами», над поэзией – находят ей земное, практическое применение – пишут стихи для раздумчивого философского досуга, или организуют творческие соревнования для того, чтобы с помощью рифмованных стихов-лозунгов сделать жизнь обыкновенных людей «ещё обыкновеннее», ещё спокойнее, ещё человечнее, милее и беззаботнее!? – ни эти ли, «летающие Ужи», авторитетно и многословно развенчивают поэтов, негодников этаких, погибших из-за своих дурных привычек, из-за «безумства своих желаний»!? – ни эти ли люди, запросто и без зазрения совести, пользуют небо поэзии, как место отдыха, как пространство приятного досуга, как скамейку для обмена будничными впечатлениями, под лузганье словесных семечек!?
Оказывается, что можно, искренне и воодушевлённо, заниматься не вполне своим делом, затрачивая на него десятки лет жизни, проявляя прилежание, тысячекратно «сигая Ужом в небо», создавая груды слов, рассказывающих, расцвечивающих, ругающих или возвышающих обыкновенную – не самоотверженную жизнь, и при всём при этом, не принести – ни себе, ни людям – никакой пользы! – оставшись в положении, чётко обозначенном Мариной Цветаевой: «пустые жесты над пустыми кастрюлями»!
Божественный дар – слова? – да! – но, вначале, Божественный дар – чувства прекрасного! – исполненный в сочетании с высочайшей само-отверженностью – не доступен всем и каждому – кто, по-злому или по-доброму, живёт землистую жизнь! – всем, кто искренне или намеренно ошибся со своим предназначением, с местом приложения своих душевных усилий, и стал, например, «вечно перспективным плохим поэтом», или «не летающим Соколом», лишив себя, тем самым, прелести всего земного «и Уж», тем паче, прелести небесного!
«Уж» – не плохой! «Уж» не содержит в себе непосредственной причины гибели «Сокола». Он – тот, кто, заполонив небо своими «шмяканиями», тем или иным образом, способствует тому, чтобы «Соколов» в мире становилось всё меньше и меньше. «Уж» – это умная и бесслёзная, надёжная и опасная, ужасная и трагическая, несчастная и массовая подмена небом ползающим неба летящего!
«Блестело море всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились.
В их львином рёве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:
«Безумству храбрых поём мы славу!
Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О славный Сокол! В бою с врагами истёк ты кровью.. Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
«Безумству храбрых поём мы песню!».
