Как бы там ни было, Минин и Пожарский всё же выгнали из Москвы поляков (среди которых гораздо больше было немецких наёмников, нежели поляков и литвинов). Правда, это святое дело не обошлось без досадных инцидентов: когда из города выходили жёны и дочери бояр, сидевших в осаде вместе с поляками, казаки собирались их ограбить и, когда Пожарский принялся их унимать, всерьёз грозили пришибить князя. Как-то обошлось, но казаки в поисках морального удовлетворения перебили часть пленных, нарушив своё же честное слово сохранить всем сдавшимся жизнь.

Э. Лисснер. «Изгнание польских интервентов из Московского Кремля»

Кстати, именно под давлением казачьей части ополчения - о чем есть недвусмысленные упоминания - и был избран царём Михаил Романов. Не исключено, что могла бы пройти и другая кандидатура: «выдвигались» многие, в том числе и Пожарский, сохранились туманные упоминания, что сначала был всё-таки выбран князь Трубецкой, и лишь несколькими днями спустя под давлением казаков остановились на Михаиле…

Прежде чем перейти к подведению итогов, следует обязательно упомянуть об одной насквозь мифической фигуре, без всяких на то оснований произведенной в народные герои…

Герой, которого не было

Советский энциклопедический словарь 1964-го года отзывается об этой героической личности со всем уважением: «Сусанин Иван Осипович (ум. 1613) - крестьянин с. Домнино Костромского у., нар. герой, замученный польскими интервентами, отряд к-рых он завел в непроходимую лесную глушь. Героич. поступок С. лег в основу мн. нар. преданий, поэтич. и муз. произв.».

Энциклопедический словарь 1985-го еще более уважителен и прямо-таки эпичен: «Сусанин Иван Осипович (?-1613) - герой освободит. борьбы рус. народа нач. XVII в., крестьянин Костромского уезда. Зимой 1613 завел отряд польск. интервентов в непроходимое лесное болото, за что был замучен».

Пожалуй, автор, писавший в 85-м, гораздо больше заботился о достоверности, нежели его коллега из 64-го. «Болота», нужно признать, выглядят не в пример убедительнее «лесной глуши», из которой «чертовы ляхи» отчего-то не нашли выхода - любой нормальный человек в такой ситуации, заблудившись зимой в лесу, вышел бы оттуда по собственным следам на снегу. Отряд должен был оставить за собой такую колею, что обратный путь можно отыскать и ночью…

Царь Михаил Фёдорович. Рисунок 19 в.

Ну, а о том, что этот злодейский отряд направлялся, дабы извести только что избранного на царство юного государя Михаила Федоровича Романова, знают даже дети. Гораздо менее известно, что вся эта красивая история - выдумка от начала до конца. Авторы энциклопедических словарей правы в одном: с давних пор известны «многие народные предания», живописующие о том, как Сусанин завел поляков в болота, о том, как героический Иван Осипович еще допрежь того укрыл царя в яме на собственном подворье, а яму замаскировал бревнами. Беда в том, что меж народным фольклором и реальной историей есть некоторая разница…

Вообще-то, авторы вышеприведенных статей сами ничего не надумали, что их, в общем, извиняет. Они лишь добросовестно переписали абзацы из трудов гораздо более ранних «исследователей». «Классическая версия» появляется впервые, пожалуй, в учебнике Константинова (1820 г.) - польские интервенты выступают в поход, чтобы погубить юного царя, но Сусанин, жертвуя собой, заводит их в чащобу. Далее эта история получает развитие в учебнике Кайданова (1834 г.), в работах Устрялова и Глинки, в «Словаре достопамятных людей в России», составленном Бантыш-Каменским. А яма, где якобы укрыл Сусанин царя, впервые появилась в книге князя Козловского «Взгляд на историю Костромы» (1840 г.): «Сусанин увез Михаила в свою деревню Деревищи и там скрыл в яме овина», за что впоследствии «царь повелел перевезти тело Сусанина в Ипатьевский монастырь и похоронить там с честью». Князь в подтверждение своей версии ссылался на некую старинную рукопись, имевшуюся у него, - вот только ни тогда, ни потом никто посторонний этой рукописи так и не увидел…

Ясно, что спасение царя от злодеев-поляков - событие столь знаменательное, что неминуемо должно было остаться не в одной лишь народной памяти, но и в хрониках, летописях, государственных документах. Однако, как ни странно, о злодейском покушении на Михаила нет ни строчки ни в официальных бумагах, ни в частных воспоминаниях. В известной речи митрополита Филарета, где скрупулезно перечисляются все беды и разорения, причиненные России польско-литовскими интервентами, ни словом не упомянуто ни о Сусанине, ни о какой бы то ни было попытке захватить царя в Костроме. Столь же упорное молчание касаемо Сусанина хранит «Наказ послам», отправленный в 1613 г. в Германию, - крайне подробный документ, включающий «все неправды поляков». И, наконец, о покушении польско-литовских солдат на жизнь Михаила, равно как и о самопожертвовании Сусанина, отчего-то промолчал Федор Желябужский, отправленный в 1614 г. послом в Жечь Посполитую для заключения мирного договора. Меж тем Желябужский, стремясь выставить поляков «елико возможно виновными», самым скрупулезным образом перечислил королю «всякие обиды, оскорбления и разорения, принесенные России», вплоть до вовсе уж микроскопических инцидентов. Однако о покушении на царя отчего-то ни словечком не заикнулся…

И, наконец, о якобы имевшем место погребении Сусанина в коломенском Ипатьевском монастыре нет ни строчки в крайне подробных монастырских хрониках, сохранившихся до нашего времени…

Столь дружное молчание объясняется просто - ничего этого не было. Ни подвига Сусанина, ни пресловутого «покушения на царя», ни погребения героя в Ипатьевском монастыре. Неопровержимо установлено: в 1613 г. в прилегающих к Костроме районах вообще не было «чертовых ляхов» - ни королевских отрядов, ни «лисовчиков», ни единого интервента либо чужестранного ловца удачи. Столь же неопровержимо доказано, что в то время, когда на него якобы «покушались», юный царь Михаил вместе с матерью находился в хорошо укрепленном, напоминавшем больше крепость Ипатьевском монастыре близ Костромы, охраняемый сильным отрядом дворянской конницы, да и сама Кострома была хорошо укреплена и полна русскими войсками. Для мало-мальски серьезной попытки захватить или убить царя понадобилась бы целая армия, но ее не было ни поблизости от Костромы, ни вообще в природе: поляки с литовцами сидели на зимних квартирах в соответствии с обычаями того времени. По Руси, правда, в превеликом множестве бродили разбойничьи ватаги: дезертиры из королевской армии, жаждавшие добычи авантюристы, «воровские» казаки вкупе с «гулящими» русскими людьми. Однако эти банды, озабоченные лишь добычей, даже спьяну не рискнули бы приблизиться к укрепленной Костроме с ее мощным гарнизоном.

Вот об этих бандах и пойдет речь…

Единственный источник, из которого черпали сведения все последующие историки и писатели, - жалованная грамота царя Михаила от 1619 г., по просьбе матери выданная им крестьянину Костромского уезда села Домнино «Богдашке» Собинину. И говорится там следующее: «Как мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси, в прошлом году были на Костроме, и в те годы приходили в Костромский уезд польские и литовские люди, а тестя его, Богдашкова, Ивана Сусанина литовские люди изымали, и его пытали великими немерными муками, а пытали у него, где в те поры мы, великий государь, царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси были, и он, Иван, ведая про нас, великого государя, где мы в те поры были, терпя от тех польских и литовских людей немерные пытки, про нас, великого государя, тем польским и литовским людям, где мы в те поры были, не сказал, и польские и литовские люди замучили его до смерти».

Царская милость заключалась в том, что Богдану Собинину и его жене, дочери Сусанина Антониде, пожаловали в вечное владение деревушку Коробово, каковую на вечные времена освободили от всех без исключения налогов, крепостной зависимости и воинской обязанности. Правда, уже в 1633 г. права Антониды, успевшей к тому времени овдоветь, самым наглым образом нарушил архимандрит Новоспасского монастыря - отчего-то он не считал «привилегию» чересчур важной. А это весьма странно, если вспомнить, что Антонида - дочь отважного героя, спасшего жизнь царю…

Антонида пожаловалась Михаилу. Тот урезонил архимандрита и выдал вдове новую «грамоту о заслугах» - но и в ней о подвиге Сусанина говорилось точно теми же словами, что и в предыдущей. Исключительно о том, что Сусанина «спрашивали», а он ничего не сказал злодеям. И только. Царь, полное впечатление, и понятия не имел о том, что на его особу покушались, но Сусанин увел «воров» в болота…

И, кстати, в обеих грамотах черным по белому указано: «Мы, великий государь, были на Костроме». То есть - за стенами могучей крепости, в окружении многочисленного войска. Сусанин, собственно говоря, мог без малейшего ущерба для венценосца выдать «литовским людям» этот секрет Полишинеля, ровным счетом ничего не менявший…

И ещё одна загадка: почему «литовские люди» пытали о царе одного Сусанина? Будь у врагов намерение добраться до царя, несмотря ни на что, они обязательно пытали и мучили бы не одного-единственного мужичка, а всех живущих в округе. Тогда и привилегии были бы даны не только родственникам Сусанина, но и близким остальных потерпевших…

Однако о других жертвах налета на деревушку Домнино нигде не упоминается ни словом. Кстати, в «записках» протоиерея села Домнино Алексея так и написано: «…НАРОДНЫЕ ПРЕДАНИЯ, послужившие источниками для составления рассказа о Сусанине».

Выводы? Самая правдоподобная гипотеза такова: зимой 1613 г. на деревеньку Домнино напала шайка разбойников - то ли поляков, то ли литовцев, то ли казаков (напомню, «казаками» тогда именовались едва ли не все «гулящие» люди). Царь их не интересовал ничуть - а вот добыча интересовала гораздо больше. В летописи о подобных налетах, крайне многочисленных в те времена, сообщается так: «…казаки воруют, проезжих всяких людей по дорогам и крестьян по деревням и селам бьют, грабят, пытают, жгут огнем, ломают, до смерти побивают».

Одной из жертв грабителей - а возможно, единственной жертвой - как раз и стал Иван Сусанин, живший, собственно, не в самой деревне, а «на выселках», то есть в отдаленном хуторе. О том, что налетчики «пытали Сусанина о царе» известно от одного-единственного источника - Богдана Собинина…

Скорее всего, через несколько лет после смерти убитого разбойниками тестя хитромудрый Богдан Собинин сообразил, как обернуть столь тяжелую утрату к своей выгоде, и обратился к известной своим добрым сердцем матери царя Марфе Ивановне. Старушка, не вдаваясь в детали, растрогалась и упросила сына освободить от податей родственников Сусанина. Подобных примеров ее доброты в истории немало. В жалованной грамоте царя так и говорится: «…по нашему царскому милосердию и по совету и прошению матери нашей, государыни великой старицы инокини Марфы Ивановны». Известно, что царь выдал множество таких грамот с формулировкой, ставшей прямо-таки классической: «Во внимание к разорениям, понесенным в Смутное время». Кто в 1619 г. проводил бы тщательное расследование? Хитрец Богдашка преподнес добросердечной инокине убедительно сочиненную сказочку, а венценосный ее сын по доброте душевной подмахнул жалованную грамоту…

Поступок Богдашки полностью соответствовал тамошним нравам. Уклонение от «тягла» - налогов и податей - в ту пору стало прямо-таки национальным видом спорта. Летописцы оставили массу свидетельств об изобретательности и хитроумии «податного народа»: одни пытались «приписаться» к монастырским и боярским владениям, что значительно снижало размеры налогов, другие подкупали писцов, чтобы попасть в списки «льготников», третьи попросту не платили, четвертые ударялись в побег, а пятые… как раз и добивались льгот от царя, ссылаясь на любые заслуги перед престолом, какие только можно было вспомнить или придумать. Власть, понятно, препятствовала этому «разгулу неплатежей», как могла, периодически устраивались проверки и аннулирования «льготных грамот», но их оставляли на руках у тех, кто пользовался «особыми» заслугами. Хитроумный Богдан Собинин наверняка думал лишь о сиюминутной выгоде, вряд ли он предвидел, что в последний раз привилегии его потомков (опять-таки «на вечные времена») будет подтверждать Николай I в 1837 году. К тому времени версия о «подвиге Сусанина» уже прочно утвердилась в школьных учебниках и трудах историков.

Впрочем, далеко не во всех. Соловьев, например, считал, что Сусанина замучили «не поляки и не литовцы, а казаки или вообще свои русские разбойники». Он же после кропотливого изучения архивов и доказал, что никаких регулярных войск интервентов в тот период поблизости от Костромы не было. Н. И. Костомаров писал не менее решительно: «В истории Сусанина достоверно только то, что этот крестьянин был одной из бесчисленных жертв, погибших от разбойников, бродивших по России в Смутное время; действительно ли он погиб за то, что не хотел сказать, где находится новоизбранный царь Михаил Федорович, - остается под сомнением…»

С 1862 г., когда была написана обширная работа Костомарова, посвященная мнимости «подвига Сусанина», эти сомнения перешли в уверенность - никаких новых документов, подтвердивших бы легенду, не обнаружено. Что, понятно, не зачеркивает ни красивых легенд, ни достоинств оперы «Жизнь за царя». Еще одно Тоунипанди, только и всего…

Между прочим, некий прототип Сусанина все же существовал - на Украине. И его подвиг, в отличие от Сусанина, подтвержден документальными свидетельствами того времени. Когда в мае 1648 г. Богдан Хмельницкий преследовал польское войско Потоцкого и Калиновского, южнорусский крестьянин Микита Галаган вызвался пойти к отступавшим полякам проводником, но завел их в чащобы, задержав до прихода Хмельницкого, за что и поплатился жизнью.

Вовсе уж откровенной трагикомедией выглядит другой факт. С приходом советской власти район, в который входило село Коробово, переименовали в Сусанинский. В конце 20-х гг. районная газета сообщила, что первый секретарь Сусанинского райкома ВКП(б) заблудился и утонул в болоте. Впрочем, времена были суровые, шла коллективизация, и мужички могли попросту подмогнуть товарищу секретарю нырнуть поглубже…

А если серьезно, укоренившаяся легенда о «спасителе царя Сусанине» явственно отдает некой извращенностью. Очень многие слыхом не слыхивали о реальных борцах с интервентами, немало сделавших для России, - о Прокопии и Захаре Ляпуновых, Михаиле Скопине-Шуйском. Зато о мифическом «спасителе царя» наслышан каждый второй, не считая каждого первого.

Воля ваша, в таком положении дел есть нечто извращенное.

«Таков печальный итог…»

Самозванцев в конце концов повывели всех до единого. Атамана Заруцкого посадили на кол. Четырехлетнего сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II при большом стечении народа повесили в Москве. Сама Марина подозрительно быстро скончалась то ли в тюрьме, то ли в монастыре. Впрочем, нет подтверждений, что ее смерть была насильственной. Вполне возможно, направленный послом в Краков Желябужский совершенно искренне горевал о ее кончине, заявляя, что уж она-то была бы бесценным свидетельством «польских неправд». Свой резон в этом присутствует: в те времена уже прекрасно умели вышибать нужные показания, живая Марина и в самом деле могла стать ценнейшим козырем в руках русской стороны…

Пожалуй, причудливее всех судьба швыряла «лисовчиков». После гибели в бою своего предводителя, под напором войск Михаила они ушли в Жечь, где им отнюдь не обрадовались - король Сигизмунд не так давно с превеликим трудом подавил очередной шляхетский мятеж, и многотысячная организованная вольница со столь скверной репутацией, готовая примкнуть в любой смуте, была решительно не ко двору… Кое-как, с превеликими трудами «лисовчиков» удалось выпихнуть за пределы Жечи, на службу германскому императору. Лет двадцать, постепенно уменьшаясь в количестве, они воевали в Италии и Германии, остатки некогда грозной ватаги вернулись на родину только после 1636 г. - и большая часть тут же угодила в цепкие лапы закона за всякие художества…

А что же Минин и Пожарский? Как их наградила Родина за верную службу?

Увы, их дальнейшая судьба способна дать лишь повод для грустно-философических размышлений о человеческой неблагодарности и превратностях судьбы.

Тем, кто, безусловно, более всех прочих приобрел в результате Великой смуты, стал (если, понятно, не считать царя Михаила) князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой… сподвижник сначала Тушинского вора, а потом атамана Заруцкого! Он остался при боярском титуле, пожалованном ему Лжедмитрием II, и сохранил за собой богатейшую вотчину, целую область Вагу, некогда составлявшую главное личное достояние Годунова, а потом и Шуйского. Вагу князю щедро определила «шестибоярщина». Юный царь, сидевший на престоле еще довольно непрочно, попросту не стал ссориться со столь влиятельным и богатым магнатом - благо Трубецкой вовремя успел переметнуться в нижегородский лагерь (в точности как бывшие члены ЦК КПСС, в одночасье ставшие виднейшими демократами). Кроме Трубецкого, превеликое множество народа получило от Михаила подтверждение их титулов и поместий, неведомыми и скользкими путями обретенных в Смутное время.

Минин получил не особенно и великий чин думного дворянина, небольшое поместьице и умер через три года после избрания на царство Михаила. О дальнейшей судьбе Пожарского лучше всего расскажет историк Костомаров: «Со взятием Москвы оканчивается первостепенная роль Пожарского… Во все царствование Михаила Федоровича мы не видим Пожарского ни особенно близким к царю советником, ни главным военачальником: он исправляет более второстепенные поручения. В 1614-м году он воюет с Лисовским и скоро оставляет службу по болезни. В 1618-м мы встречаем его в Боровске против Владислава, он здесь не главное лицо, он пропускает врагов, не делает ничего выходящего из ряда, хотя и не совершает ничего такого, что бы ему следовало поставить особенно в вину. В 1621-м мы видим его управляющим Разбойным приказом. В 1628-м он назначен был воеводою в Новгород , но в 1631-м его сменил там князь Сулешев, в 1635-м заведовал Судным приказом, в 1638-м был воеводою в Переяславле-Рязанском и в следующем году был сменен князем Репниным. В остальное время мы встречаем его большею частью в Москве. Он был приглашаем к царскому столу в числе других бояр, но нельзя сказать, чтобы очень часто, проходили месяцы, когда имя его не упоминается в числе приглашенных, хотя он находился в Москве… Мы видим в нем знатного человека, но не из первых, не из влиятельных между знатными. Уже в 1614-м году, по поводу местничества с Борисом Салтыковым, царь, „говоря с бояры, велел боярина князя Дмитрия Пожарского вывесть в город и велел его князь Дмитрия за бесчестье боярина Бориса Салтыкова выдать Борису головою“».

Нужно сказать, что эта «выдача головою» была не столь уж и страшным предприятием. Впрочем, с какой стороны посмотреть… Заключалась эта «выдача» в том, что выданный являлся на двор к тому, кому был «выдан головой» и смиренно стоял там без шапки, а тот, кому беднягу выдавали, всячески поносил его во всю глотку, пока не уставал и не исчерпывал набор бранных эпитетов…

Вернёмся к Костомарову. «Как ни сильны были обычаи местничества, но все-таки из этого видно, что царь не считал за Пожарским особых великих заслуг отечеству, которые бы выводили его из ряда других. В свое время не считали его, подобно тому, как считают в наше время, главным героем, освободителем и спасителем Руси. В глазах современников это был человек „честный“ в том смысле, какой это прилагательное имело в то время, но один из многих честных. Никто не заметил и не передал года его кончины; только потому, что с осени 1641-го имя Пожарского перестало являться в дворцовых разрядах, можно заключить, что около этого времени его не стало на свете. Таким образом, держась строго источников, мы должны представить себе Пожарского совсем не таким лицом, каким мы привыкли представлять его себе; мы и не замечали, что образ его создан нашим воображением по скудости источников. Это не более, как неясная тень, подобная множеству других теней, в виде которых наши источники передали потомству исторических деятелей того времени».

Возможно, кого-то эти строчки способны и шокировать, однако Костомарова вряд ли смогут заподозрить в русофобии даже самые «национально-озабоченные» профессиональные патриоты…

И напоследок вновь обратимся к одной из самых загадочных фигур русской истории - человеку, известному под именем Лжедмитрия I. Эта «Железная Маска», вернее, ее загадка, стала увлекать пытливые умы сразу же после убийства Лжедмитрия - первые попытки отыскать разгадку датированы началом XVII века…

«Названный Димитрий»

Дискуссии и споры о личности первого самозванца самым широким образом развернулись в России только во второй половине XIX века. Причины понятны: во-первых, до того времени русская историография занималась главным образом созданием общей картины отечественной истории, образно говоря, строительством здания, обставлять и меблировать которое можно только после окончания стройки (правда, еще во второй половине XVIII в. Милелер занимался Лжедмитрием I и склонялся к убеждению, что царевич был настоящий). Во-вторых, суровое и не допускавшее «умственных шатаний» царствование Николая не особенно и располагало к подобным упражнениям фантазии…

Многие русские историки сто лет назад считали, что самозванец и в самом деле был чудесным образом избежавшим смерти сыном Ивана Грозного. Эта точка зрения берет начало в XVII в., когда немало иностранных авторов придерживались именно ее (Паэрле, Бареццо-Барецци, Томас Смит и др.). Однако первым, кто выдвинул версию о подлинности Дмитрия и горячо её отстаивал, был француз Жак Маржерет.

Царевич Дмитрий. Икона 17 - нач. 18 вв.

Маржерет, очевидец и участник Смуты, фигура прелюбопытнейшая. Родился он в 50-х гг. XVI в. во Франш-Конте, участвовал в религиозных войнах на стороне протестантов, потом уехал на Балканы, где воевал против турок, служил в армиях сначала императора Священной Римской империи, потом трансильванского князя, короля Жечи Посполитой, в 1600 г. завербовался на службу в Россию, где командовал пехотной ротой «иноземного строя». Воевал против Лжедмитрия I, после вступления последнего в Москву перешел к нему на службу, стал начальником одного из отрядов дворцовой гвардии. После убийства Лжедмитрия вернулся на родину, где выпустил книгу «Состояние Российской империи и великого княжества Московии». Вернулся в Россию, служил Лжедмитрию II и потом гетману Жулкевскому, участвовал в каких-то загадочных операциях английской разведки на севере России, последние десять лет был французским резидентом в Польше и Германии.

Некоторые злые языки обвиняли его в причастности к мятежу Шуйского, закончившемуся убийством Лжедмитрия I. Достоверно известно лишь, что в тот день Маржерет по болезни не присутствовал на службе. На мой взгляд, эти обвинения совершенно беспочвенны, поскольку никак не согласуются с занятой Маржеретом позицией. Пожалуй, французский искатель удачи - самый ярый и упорный сторонник подлинности Лжедмитрия.

Безусловно, не все его аргументы следует рассматривать серьезно. Взять хотя бы такое: «…касательно других возражений, что он неправильно говорил по-русски, я отвечу, что слышал его спустя немного времени после его приезда в Россию и нахожу, что он говорил по-русски как нельзя лучше, разве только, чтобы украсить речь, вставлял порой польские фразы».

Вряд ли иностранец, проживший в России всего пять лет, мог знать русский язык настолько безукоризненно, чтобы со всей уверенностью судить, является ли то или иное лицо коренным русским…

Зато другие теоретические построения Маржерета прямо-таки невозможно опровергнуть или обвинить в поверхностности…

«Говорят еще, что он не соблюдал их религию. Но так же поступают многие русские, которых я знал, среди прочих некто по имени Посник Дмитриев, который, побывав с посольством Бориса Федоровича в Дании, узнав отчасти, что такое религия, по возвращении среди близких друзей открыто высмеивал невежество московитов».

Лучше Маржерета, по-моему, еще никто не опроверг версии, будто Лжедмитрий был загодя подготовлен поляками и иезуитами, несколько лет воспитывался ими.

«Какое соображение могло заставить зачинщиков этой интриги предпринять такое дело, когда в России не сомневались в убийстве Дмитрия? Далее, Борис Федорович правил страной при большем благоденствии, чем любой из его предшественников, народ почитал и боялся его, как только возможно; притом, мать названного Дмитрия и многочисленные родственники были живы и могли засвидетельствовать, кто он… Война не была бы начата с 4000 человек и сказанный Дмитрий получил бы, как я полагаю, несколько советников и опытных людей из польских вельмож, уполномоченных королем, чтобы советовать ему в этой войне. Далее, и считаю, что они помогли бы ему деньгами; также неправдоподобно, что, когда он снял осаду Новгорода-Северского, его покинули бы большинство поляков…»

Об иезуитах, якобы «воспитавших» Дмитрия: «Я думаю также, что они не смогли бы воспитать его в такой тайне, что кто-нибудь из польского сейма, а следовательно, и воевода сандомирский, в конце концов не узнали бы… и если бы он был воспитан иезуитами, они, без сомнения, научили бы его говорить и читать по-латински… он также больше жаловал бы сказанных иезуитов, чем он это делал…»

Аргумент непробиваемый. В самом деле, выше мы уже рассмотрели подробно, как Лжедмитрий «содействовал» папе римскому и польскому королю, - загодя подготовленная марионетка ни за что не стала бы вести себя так. Достоверно известно, что латинского Лжедмитрий не знал, и подписывая послания королю и папе, даже в своем имени и титуле делал грубейшие ошибки: вместо «imperator» - «in Perator», вместо «Demetrius» - «Demiustri»…

И далее Маржерет подробно рассматривает самое загадочное во всей этой истории обстоятельство: то, что Лжедмитрий I всегда , во всем вел себя так, словно свято верил, что он настоящий сын Ивана Грозного и законный государь…

«Его правоту, кажется, достаточно доказывает то, что со столь малым числом людей, что он имел, он решился напасть на огромную страну, когда она процветала более чем когда-либо, управляемая государем проницательным и внушавшим страх своим подданным; примем во внимание и то, что мать Дмитрия и многочисленные оставшиеся в живых родственники могли бы высказать противное, если это не так… Затем рассмотрим его положение, когда большинство поляков покинули его ; он отдался в руки русских, в которых еще не мог быть вполне уверен, притом их силы не превышали восьми-девяти тысяч человек, из которых большая часть были крестьяне, и решился противостоять более чем стотысячной армии…»

Конечно, с этими положениями можно спорить - но чертовски трудно… Тем более, что их подкрепляют не менее странные последующие события - предельно странное ВЕЛИКОДУШИЕ Лжедмитрия.

Как должен поступить хитрый самозванец, прекрасно знающий сам про себя, что обманывает всех окружающих, - когда он входит в Москву, располагая преданными войсками и в горячке первых дней воцарения без особого труда способный снести не одну голову?

Казнить направо и налево, вырубая всех потенциальных смутьянов… Но ничего этого не было. Никаких казней. Даже более того - когда Шуйский стал плести интриги, распространяя слух, что на престоле сидит самозванец, Лжедмитрий не расправился с ним своей волей, а отдал на суд боярам и собору из представителей всех сословий.

А ведь это был страшный риск - при том, что и в самом деле жива была мать Дмитрия, многочисленные родственники царевича, способные переломить ход судебного разбирательства отнюдь не в пользу самозванца. Однако он поступил, как человек, предельно уверенный в своей правоте. И ничего с этой стороны не боявшийся…

Когда астраханский архиепископ Феодосий при личной встрече с Лжедмитрием стал обличать его в самозванстве, говоря, что подлинный царевич давно умер, Лжедмитрий ограничился тем, что… отправил архиепископа под домашний арест. Так опять-таки мог поступить только уверенный в своей подлинности человек, «заигрыванием с церковью» этот факт объяснить нельзя - к тому времени патриархом всея Руси стал ставленник Лжедмитрия, а прежнего патриарха толпа москвичей вытащила на Лобное место и едва не убила. Большинство архиереев признали нового царя (прежний патриарх Иов, кстати, фигура довольно отталкивающая. Именно он 20 февраля 1607 г., послушно выполняя инструкции Шуйского, стал уверять народ, что царевич Димитрий был «убит умыслом Бориса Годунова», хотя в свое время как раз и поддержал венчание Годунова на царство).

Наконец, свержение и убийство Лжедмитрия опять-таки несут на себе отпечаток странной, непонятной торопливости. Я уже писал о том, что было неопровержимо доказано: Гришка Отрепьев и Лжедмитрий I - совершенно разные люди. Впервые Годунов назвал самозванца «Гришкой Отрепьевым» только в январе 1605 г. - когда о существовании самозванца было известно уже несколько лет, когда он со своими отрядами четыре месяца находился в пределах России. Полное впечатление, что Годунов едва ли не до самого последнего момента не знал, кто же такой самозванец…

Слово Н. И. Костомарову: «Самый способ его низложения и смерти как нельзя яснее доказывает, что нельзя было уличить его не только в том, что он Гришка, но даже и вообще в самозванстве. Зачем было убивать его? Почему не поступили с ним именно как он просил: почему не вынесли его на площадь, не призвали ту, которую он называл своей матерью? Почему не изложили перед народом своих против него обвинений? Почему, наконец, не призвали матери, братьев и дядю Отрепьева, не дали им с царем очной ставки и не уличили его? Почему не призвали архимандрита Пафнутия (игумен Чудовского монастыря, где прежде монашествовал Отрепьев - А. Б. ), не собрали чудовских чернецов и вообще всех знавших Гришку и не уличили его? Вот сколько средств, чрезвычайно сильных, было в руках его убийц, и они не воспользовались ни одним из них! Нет, они отвлекли народ, науськали его на поляков, сами убили царя скопом, а потом объявили, что он был Гришка Отрепьев, и все темное, непонятное в этом вопросе объясняли чернокнижеством и дьявольским прельщением. Но Шуйский ошибся в расчете, как часто ошибаются плуты, искусные настолько, чтобы, как говорится, подвести механику, но близорукие для того, чтобы видеть последствия».

Наконец, есть прямые сообщения о том, что Гришка Отрепьев прибыл в Москву с войском Лжедмитрия, но был им впоследствии за пьянство и беспутное поведение сослан в Ярославль…

Общеизвестно, что практически любому поступку или факту можно подыскать двойное толкование. Как бы там ни было, эта странная уверенность Лжедмитрия в своем царском происхождении, все его поступки, подчиненные этому убеждению, - как выражаются поляки, «орешек не для разгрызания»… Самозванцы так себя не ведут! Не ведут, и точка!

Тогда? «В нем светилось некое величие, которое нельзя выразить словами, и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения, к которым он неизбежно должен был принадлежать, если бы не был сыном Ивана Васильевича» (Маржерет).

Это пишет не экзальтированная девица и не юный поэт - пятидесятилетний кондотьер, чуждый каким бы то ни было сантиментам. Приходится признать, что в самозванце и в самом деле было некое очарование - вспомним самоотверженно защищавшего его Басманова, уверенных в его подлинности братьев Вишневецких, не преследовавших никаких материальных выгод, длинную череду других, оставшихся преданными даже после убийства «Дмитрия»…

По-моему, эта странная уверенность Лжедмитрия в своей подлинности смущала в разной степени всех без исключения историков, поскольку была слишком явной, путала все карты и требовала нешуточной виртуозности в построении более-менее логичных объяснений…

А посему уже в XIX в. родилась гипотеза, по которой Лжедмитрий стал неосознанным орудием в руках некой боярской группировки, которая, подыскав подходящего юнца, уверила его в том, что он и есть чудом спасшийся от убийц сын Ивана Грозного, отправила в Литву, а после тонко рассчитанными маневрами парализовала сопротивление правительственных войск, подготовила москвичей, убила Годунова вместе с женой и сыном, ну, а впоследствии, по миновании надобности в «Дмитрии», убила и его в страшной спешке…

Вот это гораздо больше похоже на правду, нежели лепет о «заговоре иезуитов». В эту гипотезу прекрасно укладывается и террор, развязанный Годуновым против знатнейших боярских фамилий, - не утруждая себя поиском убедительных обвинений, Борис казнил направо и налево, словно бы отчаянно нанося могучие удары по некоему невидимке, хихикавшему над самым ухом. И та легкость, с которой высшее боярство переметнулось на сторону самозванца. И его убийство. И убежденность самого «Дмитрия» в своей подлинности.

Косвенным свидетельством того, что Годунов все же не умер своей смертью, а был отравлен боярами, служит довольно странная реплика самозванца. Когда в Кремль ворвались убийцы, Лжедмитрий, по сохранившимся свидетельствам, высунулся из окна и, потрясая саблей, крикнул:

Я вам не Борис!

Что он мог иметь в виду? То, что не собирается, подобно Годунову, безропотно, как теленок на бойне, ждать смерти? Но позвольте, Годунов не ждал финала безропотно ! Совсем наоборот - он самым яростным образом боролся до конца, он, прошедший кровавую школу опричнины, дрался за престол, как волк с лапой в капкане, - пытал, казнил, приказал войскам лютейше истреблять всех, кто переметнулся к самозванцу. И все же эта фраза прозвучала: «Я вам не Борис!»

Тогда? Быть может, Лжедмитрий прекрасно знал, что Борис не умер своей смертью, а был убит , и хотел заверить, что уж он-то постарается от убийц отбиться? Очень возможно…

В этом случае встает вопрос: кто? С чьей подачи осуществилась операция «Спасшийся царевич»?

Шуйский? Не исключено, но маловероятно - с этой версией плохо согласуются контакты Шуйского с поляками, их прямое соучастие в убийстве Лжедмитрия и истреблении его людей. По-моему, будь во главе всего дела Шуйский, он не стал бы так активно добиваться от Сигизмунда выдвижения на русский престол королевича Владислава… Вероятнее всего, Шуйский лишь ловил рыбку в мутной воде по своему всегдашнему обыкновению, и не более того.

Между прочим, многие польские вельможи отчего-то были убеждены, что Лжедмитрий - побочный сын знаменитого короля Стефана Батория…

Гораздо более вероятными кандидатами на роль руководителей растянувшегося на годы заговора выглядят Романовы. Любопытно, что сам Годунов, по сохранившимся свидетельствам современников, прямо говорил: самозванец - дело рук бояр… Именно на семейство Романовых обрушился главный удар Годунова (а также на Богдана Бельского) - в то время как Шуйский, в общем, никаким особым репрессиям не подвергся. Мало того, у Романовых было гораздо больше оснований претендовать на престол. Если Василий Шуйский - просто Рюрикович, то Романовы - двоюродные братья по матери царя Федора Иоанновича, а в те времена это имело громадное значение. Свойство с какой-либо царственной особой перевешивало согласно тогдашним традициям даже прямое происхождение кого-то от Рюрика…

Репрессировали не только самих Романовых, но их родню, свойственников, близких друзей. Годунов упрямо бил в одну точку… Только ли оттого, что Романовы ближе всех других родов стояли к трону?

И, наконец, пора задать несколько шокирующий вопрос: а не был ли самозванец и впрямь настоящим царевичем?

История то ли убийства, то ли самоубийства малолетнего Дмитрия в Угличе 15 мая 1591 года запутанна и туманна. Слишком много странностей и несообразностей - толпа горожан, в первые же минуты после убийства натравленная на конкретных лиц, ложные улики (вроде измазанных куриной кровью ножей, положенных рядом с трупами тех, кто якобы зарезал царевича). Следственное дело, которое было составлено людьми Шуйского, самолично расследовавшего смерть царевича, уже в XVII в. считалось безбожно фальсифицированным. Ясно одно: Пушкин, конечно же, был великим поэтом, но Годунова в убийстве царевича он, похоже, обвинял совершенно напрасно. Такой вывод следует в первую очередь оттого, что смерть царевича отнюдь не облегчала Годунову дорогу к трону. Ничуть не облегчала - нужно помнить, что существовало еще множество Рюриковичей, начиная с Романовых и Шуйских, все они имели столько же, а то и не в пример больше прав на престол, чем Годунов (или полагали, что имеют), и расправиться с этой знатной оравой для Годунова было бы предприятием совершенно нереальным…

И, наконец, если мы соберемся предположить, что малолетний царевич все же был спасен от убийц, спрятан боярами, оппоненты могут задать вопрос, прозвучавший еще в прошлом веке: если так и случилось, отчего же спасители выжидали аж до 1604 г.? Почему не объявили о том, что царевич Дмитрий жив, еще в 1598 г., когда скончался Федор Иоаннович?

Но в том-то и беда, что из-за скудости дошедших до нас документов невозможно сделать какой бы то ни было вывод со стопроцентной уверенностью. Возможно, и объявляли. Известно, что Годунов, перед тем как вступить на престол, несколько недель отсиживался вне столицы, в Новодевичьем монастыре. Это можно объяснить его лицемерием (ждал, когда его агенты достаточно подготовят общественное мнение к избранию именно Бориса). А можно объяснить и тем, что как раз в эти дни спасители Дмитрия заявили о себе, и произошла какая-то борьба, о которой до нас не дошло никаких прямых свидетельств…

Мне не хочется выдвигать версий, которые нельзя подкрепить железными доказательствами. Увы, нет никаких признаков того, что отыщутся какие-то дополнительные документы тех времен - на это рассчитывали еще историки XIX века, но не дождались. Да, следственное дело об убийстве Дмитрия безбожно фальсифицировано Шуйским, но это само по себе ничего еще не доказывает. Все за то, что Годунов был убит, а Лжедмитрий I вел себя как человек, совершенно уверенный, будто он и есть спасенный Дмитрий. Но и это не доказательство.

Как ни грустно, но истину мы так и не узнаем никогда. Самозванец мог и оказаться настоящим царевичем Дмитрием. А мог оказаться жертвой спланированной Романовыми долголетней игры. Вроде наших демократов «первой волны» - эти блаженненькие свято верили, что именно они, изволите ли видеть, «свергли» тоталитарный строй, а в это время за их спинами серьезные люди проворачивали серьезные дела…

Загадка Лжедмитрия навсегда останется загадкой…

С высокой степенью достоверности можно утверждать одно-единственное: Лжедмитрий, кто бы он ни был, достаточно долго прожил в Западной Руси. Многочисленные мелочи, на которые глаз у тогдашнего человека был наметан, не ускользнули от внимания москвичей и тогда же позволили сделать вывод: в поведении царя явственно прослеживаются детали, которые неопровержимо выдают в нем человека, за последние годы привыкшего именно к западнорусскому быту, укладу, правилам «приложения» к иконам и т. д. Что ничего не доказывает конкретно, поскольку с равным успехом может быть приложено и к самозванцу-уроженцу Западной Руси, и к настоящему царевичу, долго жившему вдали от родины, от Восточной Руси…

Эпилог и виртуальность

Итак, категорические выводы делать бессмысленно - все сохранившееся стопроцентной ясности не вносит. История как Лжедмитрия I, так и предшествовавших ему лет правления Ивана Грозного, Федора Иоанновича и Годунова зияет многочисленными пустотами и темными местами. (Правда, я не согласен с академиком Фоменко в том, что Иван Грозный - это якобы четыре разных царя. Аргумент против этой версии есть весомейший: мемуары иностранных авторов, которые никаких «четырех царей» отчего-то в России XVI в. не усмотрели. Можно ещё допустить, что множество русских старинных документов было впоследствии уничтожено, однако вряд ли кто-нибудь поверит, что агенты переписывавших Историю в угодном им Духе Романовых прочесали Европу, старательно уничтожив и все иностранные свидетельства о «четырех царях»…)

Дело даже не в недостатке доказательств, а в личности Лжедмитрия I. Который, на мой взгляд, совершенно незаслуженно оказался вымазан грязью с головы до пят и в отечественной историографии присутствует исключительно в неприглядной роли «агента ляхов и езуитов», озабоченного исключительно подчинением Руси Кракову и Ватикану.

Повторяю, ничего в его деятельности не даёт повода для столь резких оценок. Наоборот, перед нами - человек, собиравшийся царствовать всерьез и надолго, а потому отнюдь не склонный каким бы то ни было образом наносить ущерб Московскому государству либо православной вере. Человек умный, ничуть не жестокий, не чванный, склонный к реформам и новшествам на европейский лад. Хоть убейте, я не в состоянии понять, чем же Лжедмитрий I хуже Годунова, забрызганного кровью по самую маковку еще со времен опричнины. Чем он хуже кровожадного параноика Петра I, вообще любого из Романовых, не отличавшихся голубиной кротостью.

Беда его в том, что он проиграл. Мертвые оправдаться не в состоянии. Мы в который раз сталкиваемся с грустным парадоксом: монархам категорически противопоказано быть добрыми и гуманными. Ведь достаточно было Лжедмитрию, торжественно вступив в Москву, снести пару дюжин голов, не исключая башки Шуйского, - и он при таком повороте дел имел все шансы процарствовать долго.

Более того - стать властелином объединенного московско-польско-литовского государства (вспомните предложения, сделанные ему мятежной шляхтой). Вновь, как и в варианте с Иваном Грозным-католиком, перед нами все предпосылки для создания обширной и могучей славянской державы.

Правда, в этом варианте я не уверен в долговечности такой державы - чувствую, рано или поздно ее вновь разодрали бы на Жечь и Московию нешуточные противоречия: хотя бы религиозная чересполосица (православные, католики, лютеране, ариане). Сверхдержава эта могла уцелеть при непременном условии: будучи прочно сцементирована одной религией.

А впрочем, еще неизвестно. Империя Габсбургов худо-бедно просуществовала несколько сот лет, представляя собою еще более причудливый конгломерат разнообразнейших народов и верований…

Как бы там ни было, нельзя сомневаться в одном: долгое правление Лжедмитрия I на Руси вполне могло привести к тому, что было бы преодолено определенно имевшее место отставание от Западной Европы - и в военном деле, и в образовании (есть информация, что Лжедмитрий подумывал об открытии университета), Россия смогла бы избежать всех жертв и бед, вызванных тем, что именуется «Петровскими реформами». И уж в любом случае страна никогда бы не сорвалась в Смуту. А это, в свою очередь, могло и не привести к будущему расколу русского православия на «староверов» и «никонианцев», сыгравшему в отечественной истории вовсе уж жуткую роль.

Так уж повелось, что на Руси все инициативы и перемены обычно исходили сверху. И Лжедмитрий как раз и мог послужить «катализатором» мирных, эволюционных реформ, которые страна, цинично выражаясь, проглотила бы, как миленькая - в те времена, до Смуты, можно сказать с уверенностью, народ покряхтывал бы, возможно поругивал меж собою новшества, однако не стал бы бунтовать «в едином порыве». Как-никак в русском обществе не вызвали особого неприятия все введенные Лжедмитрием новшества - его прогулки по Москве без охраны, военные игры, прямо-таки предвосхищавшие «потехи» Петра I, решительный отказ от русской привычки непременно дремать после обеда. Ворчали, конечно, - но принимали. Точно так же, без натяжки можно сказать, приняли бы и более существенные реформы.

Если бы только он снес пару дюжин голов… Кажется это Макиавелли выразился однажды, что безоружные пророки непременно гибнут, зато вооруженные всегда выигрывают. Увы, тираном Лжедмитрий не был.

Тираном стал другой - кровавое чудовище, наломавшее столько дров, что последствия ощущались и сто лет спустя. Я имею в виду Петра I - уж он-то не боялся рубить головы, творить самое дикое самодурство. Он принес России неисчислимые беды, под флагом «реформ» вырвав ее из нормального развития (быть может, навсегда), однако, как ни странно, до сих пор считается одной из самых замечательных личностей отечественной истории.

Что ж, поговорим о нём подробнее…

Примечания:

«Отдан за приставы» - тогдашняя формулировка ареста.

Не исключено, что Мнишеки сначала были православными потому что всюду Юрий так и писался - «Юрий» («Юрий» - это «Георгий», но «Георгий» по-польси всегда - «Ежи»).

Казацкий атаман ставший любовником Марины Мнишек.

При Михаиле толоконцевцы жаловались ему уже на Минина, но чем кончилось дело, мне не удалось доискаться.

В этот период Пожарский побывал под следствием по обвинениям в присвоении казённых денег, подделке документов и притеснении находившихся под его управлением посадских и волостных людей. Два первых обвинения признании не соответствующими действительности, но третье подтвердилось полностью…

После первых неудач - А. Б.

Казаки – и русские и украинские – сыграли важную роль в событиях Смутного времени в Московии.

Обе группы приняли активное участие в расшатывании традиционных форм государственности и общественной организации Великороссии. После этого, однако, донские казаки сражались против поляков и шведов и помогли спасти независимость России и восстановить московскую монархию. Тогда как украинские казаки воевали на стороне Польши до Деулинского перемирия 1618 г.

В 1618 г. под предводительством гетмана Сагайдачного казаки оказали поддержку польскому кронпринцу Владиславу, но несмотря на это полякам так и не удалось взять штурмом Москву. В ответ на свою помощь они ожидали, что король и сейм пойдут на определенные уступки им и православной церкви в Западной Руси.

Поляки, однако, стремились сохранить над казаками строгий контроль и не желали предоставлять особые права и привилегии кому‑либо из них, кроме небольшой группы занесенных в особый список (реестр). В отличие от группы «зарегистрированных», запорожские казаки являлись полузависимыми.

Казаки были необходимы Польше для защиты своих южных границ от набегов крымских татар и нападений турок. С другой стороны, морские атаки запорожцев на турецкие города черноморского побережья, даже в периоды мира между двумя странами, раздражали Турцию и могли послужить предлогом для объявления султаном войны против Польши.

В чрезвычайных обстоятельствах, таких как война с Турцией или Московией, отряды зарегистрированных казаков и запорожцев оказывались недостаточными, и польское правительство позволяло вообще всем украинцам вступать в ряды казаков добровольцами. Когда необходимость проходила, правительство отказывало этим добровольцам в казацком статусе и смещало их. Предполагалось, что крестьяне тогда должны были возвращаться в свои деревни и опять исполнять повинности в королевских или государственных имениях, и это чаще всего провоцировало волнения.

По сути дела, в среде самих казаков не было единства, и во многих случаях польское правительство имело возможность извлечь выгоду из социального расслоения внутри казачества – из конфликта между старшими офицерами (старшина) и рядовым составом. Последние приветствовали увеличение своих рядов за счет крестьян. Первые, многие из которых принадлежали к украинской шляхте, не хотели принимать крестьян в казацкое братство.

Польский гетман Жолкевский прекрасно знал, как использовать разногласия между казаками для усиления контроля над ними. В 1617 г. Жолкевский писал королю: «Мне удалось посеять среди них раздор: старшина в разладе с чернью».

Популярный казацкий лидер того периода, гетман Петр Конашевич Сагайдачный, принадлежал к группе старшин. Он родился в украинской шляхетской семье в Самборе (Галиция) примерно в 1575 г. (точная дата неизвестна) и получил образование в острожской школе на Волыни. В период между 1605 г. и 1610 г. он вступил в братство запорожских казаков и был избран кошным атаманом. В 1616 г. возглавил смелый морской поход казаков на Каффу в Крыму. Казаки захватили богатую добычу и освободили много русских и украинских пленников. Этот подвиг сделал имя Сагайдачного известным.

В 1618 г. именно Сагайдачный повел казацкую армию (в двадцать тысяч человек) на подмогу полякам у стен Москвы. Когда война закончилась, поляки, боясь, что казаки выйдут из‑под контроля, потребовали, чтобы всех казаков, не вошедших в разряд зарегистрированных, распустили. Это привело к недовольству, а затем и мятежу.

Для подавления волнений поляки послали войска под командованием Жолкевского. После продолжительных переговоров Сагайдачный и старшины 17 октября (по новому стилю) 1619 г. согласились на компромисс: отряд зарегистрированных казаков был увеличен с одной тысячи до трех. Фактическое количество казаков в момент соглашения составляло десять тысяч. Остальным сказали, что они получат в конце концов постоянный статус казаков, если разойдутся. Те неохотно подчинились.

Жолкевский полагал, что соглашение от 17 октября умиротворило казаков и поэтому отвел из Украины большую часть польских войск. Он оценивал ситуацию только по военным меркам. На самом деле проблема оказалась сложнее: казаки постепенно становились важным элементом украинского религиозного и национального движения.

Старшины имели тесные связи с украинской шляхтой, рядовые казаки– с крестьянством. Обе группы казаков поддерживали отношения с горожанами. Все они принимали духовное руководство православных священников и были готовы поддержать тех в борьбе с униатской церковью.

Западнорусская православная церковь являлась епархией Константинопольского патриархата. Фактически, все восточные патриархи имели высокий духовный авторитет у православных в Западной Руси (как и в Московии). Но они, находясь под турецким правлением, не располагали возможностью оказать Украине какую‑либо материальную поддержку. За ней западнорусское духовенство вынуждено было обращаться к Москве.

Для Польши представляло потенциальную опасность то, что казаки, частично под влиянием киевского православного духовенства, тоже обратились за помощью к царю.

В феврале 1620 г. гетман Сагайдачный направил в Москву послов, главой которых был Петр Одинец, выразить готовность запорожских казаков служить царю, как они прежде служили его предшественникам.

Послов приняли 26 февраля в Посольском приказе. Их переговоры с боярами и дьяками продолжались весь март и апрель. Перед отъездом из Москвы послы получили письмо царя гетману Сагайдачному. В вежливых, но острожных словах царь благодарил Сагайдачного и казацкую армию за желание служить ему. Он пожаловал им скромную субсидию (300 рублей) и пообещал в будущем дать больше. Пока же, как объяснялось в письме, Московия находилась в мире с крымскими татарами и службы от казаков не требовалось.

Хотя миссия Сагайдачного в Москве и не принесла немедленных результатов, она, когда о ней стало известно, обеспокоила поляков, как сигнал доброй воли между казаками и Москвой. Тогда же киевское православное духовенство воспользовалось визитом патриарха Иерусалимского Феофана (на обратном пути из Москвы на Ближний Восток) для восстановления западнорусской православной иерархии, нарушенной польской поддержкой униатской церкви. К 1620 году большая часть западнорусских монастырей и церквей со всеми их землями находилась в руках униатов. Престол митрополита Киевского и все епископские кафедры тоже занимали униаты.

Православные еще имели несколько монастырей, преимущественно в Киеве и прилегающем к нему районе, и довольно много прихожан, однако у них не было епископов, поскольку те немногое, кто не вошел в униатскую церковь в 1596 г., к этому времени умерли, а польское правительство не позволяло православным заменять их. Епископ Львовский (назначенный королем Сигизмундом III в 1607 г.) Иеремия Тиссаровский, хотя официально и униат, тайно оставался православным. Однако он не мог ничего делать открыто.

Городские общины являлись главной опорой православия в Западной Руси, хотя в то время они не имели большого политического влияния в Польше. Более значительным было появление в Западной Руси новых решительных поборников православия – казаков. В такой обстановке оказался патриарх Феофан, который, посвятив в сан Филарета и затем пробыв в Москве примерно шесть месяцев, решил возвратиться в Иерусалим через Киев и Константинополь. Он покинул Москву 4 февраля 1620 г. В Прилуках его встретил гетман Сагайдачный с казаками и сопроводил в Киев, куда он прибыл примерно 22 марта.

Патриарх Константинопольский уполномочил Феофана во время пребывания в Западной Руси действовать от своего имени и позаботиться о нуждах западнорусской православной церкви.

Феофан понимал, что польское правительство, а также униатские прелаты отнесутся к его миссии с подозрением, боясь возрождения православной церкви в Польше. Униаты распространили слухи, что Феофан – шпион султана, а его цель – подстрекать казаков против Польши. Канцлер и гетман Жолкевский дали указание киевскому воеводе Замойскому, держать Феофана под строгим наблюдением. Принимая во внимание все это, Феофан провел шесть недель своего пребывания в Киеве в спокойном уединении в гостинице Богоявленского братства. Казаки поставили вокруг гостиницы свою охрану, чтобы защитить Феофана от какого‑либо насилия со стороны поляков.

Феофан встретился с некоторыми монахами Киева и мирянами – членами братства, однако принимать кого‑либо отказывался. Люди, в свою очередь, боялись приходить к Феофану до легализации его пребывания в Киеве польским правительством.

5 мая Жолкевский написал городскому совету и голове Киева, что король одобряет их учтивость по отношению к Феофану (позволение задержаться в Киеве) и посылает в Киев своего камергера, чтобы сопроводить Феофана до молдавской границы. Это было равносильно легализации статуса Феофана в Киеве, особенно поскольку конкретное время его отъезда не оговаривалось.

17 мая Феофан обнародовал свое первое послание киевлянам и всем православным Западной Руси. Затем он посетил православные монастыри в Киеве и его округе. Православные священники и миряне начали стекаться в Киев просить у Феофана благословения. В июле Феофан обратился к королю с просьбой отложить его отъезд. Король ответил 1 августа вежливым письмом, в котором, тем не менее, напоминал Феофану, что наступает время уезжать.

15 августа, в день Успения Богородицы, которому посвящен главный храм Печерского монастыря, в Киеве собрались многочисленные паломники. И духовенство, и миряне обратились к Феофану с просьбой посвятить митрополита и епископов для западнорусской церкви. Феофан сначала колебался, но гетман Сагайдачный убедил его согласиться и обещал, что казаки сумеют его защитить. Было решено, что православное духовенство и братства изберут кандидатов на престолы.

В этот момент, из‑за изменений в международной обстановке, Польша оказалась в трудном положении, и православная группа не преминула этим воспользоваться. Чешские восстания против Габсбургов (1618 г.) положили начало потоку событий, которые стали известны под названием Тридцатилетней войны.

Польша заключила союз с Империей в 1613 г. и была связана обязательством поддерживать Габсбургов. Чехи вошли в союз с Трансильванией. Последняя возражала против вмешательства Польши в дела Молдавии. Молдавский сюзерен турецкий султан решил заменить пропольского воеводу Молдавии Граззиани трансильванским кандидатом – Радулом.

В августе 1620 г. мощная турецкая армия, при поддержке двадцати тысяч белгородских (аккерманских) татар, руководимых Кантемир‑мурзой, вступила на земли Молдавии. Польское правительство не желало упускать Молдавию и решило защищать Граззиани силой оружия. Гетману Жолкевскому удалось получить от казаков только небольшой вспомогательный отряд в тысячу человек.

2 сентября Жолкевский пересек границу Молдавии. Он расположился лагерем недалеко от Ясс, где к нему присоединился Граззиани со своими последователями, которых было лишь шестьсот человек. Через две недели турки стали осаждать польский лагерь. 29 сентября Жолкевский приказал своим измученным войскам отступать в направление Могилева‑на‑Подолии. Полякам не суждено было туда добраться. 6 октября (по григорианскому календарю) их со всех сторон окружили турки и татары. Только единицы уцелели в этой бойне. Сам Жолкевский тоже погиб. Турецкий командир Искандер‑паша приказал послать султану голову гетмана в качестве особого трофея.

Среди погибших в сражении казаков был подстароста из Чигирина Михаил Хмельницкий. Его сын Богдан (будущий гетман), юношей двадцати пяти лет от роду, попал в плен к туркам.

Мобильные отряды татар разошлись по Подолии, Восточной Галиции и Волыни, разоряя города и селения, уводя с собой тысячи пленников. Большое турецкое нашествие казалось неминуемым.

Польское правительство торопливо собирало новые силы, для отпора туркам. В этой ситуации польским лидерам стало ясно, что они должны обеспечить себе лояльность казаков, и уступки казакам православной церкви стали неизбежны.

Православная группа, не теряя времени, воспользовалась создавшейся ситуацией. Кандидатов на престолы митрополита и епископов духовенство и братства назвали в сентябре. В октябре Феофан посвятил их, одного за другим. Поскольку это делалось без с короля, церемонию каждый раз проводили втайне. 6 октября Исайя Копинский был посвящен в сан епископа Перемышля; три дня спустя Иов Борецкий стал митрополитом Киевским; примерно 15 октября Мелетий Смотрицкий – архиепископом Полоцким.

В начале ноября сейм король созвал сейм для выработки мер против угрозы турецкого нашествия. Православные депутаты не преминули упомянуть о своих обидах. Чашник Волыни Лаврентий Древинский выступил в роли оратора. В своей речи он указал, что поскольку от православных, как от других польских подданных, потребуется служить в армии, их требования восстановления прав православия следует принять во внимание.

Чтобы умиротворить православных, король и сейм подтвердили конституцию 1607 г., гарантировавшую определенные права православной церкви, включая пожалованья землей епископатам и монастырям. Конституция перестала действовать с пресечением в Польше православной иерархии, но с ее восстановлением (при помощи Феофана) правила 1607 г. могли получить законную силу.

Православные представители, однако, официально еще не объявляли о посвящении в сан новых прелатов. Они, по всей видимости решили отложить это объявление до отъезда Феофана и не ставить под угрозу его безопасность. Кроме того, они, вероятно, полагали, что будет легче склонить короля к одобрению новой иерархии, когда закончатся сессии сейма.

10 ноября король написал Феофану письмо, в котором просил убедить казаков оказать полякам полную поддержку в войне с Турцией.

7 января 1621 г. Феофан, перед возвращением домой, остановился в штаб‑квартире зарегистрированных казаков. После торжественной службы в тамошнем монастыре Феофан передал послание гетману Сагайдачному и всем казакам, в котором он благословлял их и побуждал поддержать короля в войне против турок. «Ваша верность королю», – убеждал Феофан, – «заставит его признать и одобрить вашу [православную] иерархию».

Казаки сопровождали Феофана до молдавской границы. По пути он сделал остановку в Белой Церкви. Там Феофан посвятил Паисия Ипполитовича в сан епископа Холмского. В Буше, на молдавской границе, он произвел еще одного прелата, посвятив грека Авраама в епископы Пинска. Там он еще раз благословил казаков и отпустил им грех участия в войне против православной страны (Московии) в 1618 г. Он наставлял их никогда впредь не делать этого.

Перед выступлением к Хотину в Подолии, который, как ожидалось, станет первой целью нападения турок, казаки, возглавляемые гетманом Яцко Бородавкой (любимцем рядовых), отправили делегацию к королю Сигизмунду с просьбой утвердить православных прелатов, посвященных Феофаном. Главными членами этой делегации являлись бывший гетман Сагайдачный и епископ Луцкий Курцевич. Король принял их в июле 1621 г. Сигизмунд сказал, что принимая Курцевича как епископа Луцкого, он тем самым признает его таковым. Он также неопределенно пообещал признать и других православных иерархов. Сагайдачного удовлетворил такой ответ.

В середине августа польская армия под командованием гетмана Ходкевича, которому помогал кронпринц Владислав, встала лагерем на берегу реки Днестр около крепости Хотин. Казаки с гетманом Бородавкой, продвигаясь к Хотину, дошли до Могилева‑на‑Подолии. Ходкевич отправил Сагайдачного (возвратившегося из Варшавы) убедить казаков поторопиться. Использовав разногласия между старшинами и рядовыми в лагере казаков, Сагайдачный обвинил Бородавку «во многих преступлениях». Бородавку сместили и казнили; Сагайдачного снова избрали гетманом и он повел казаков к Хотину.

Турки и татары достигли Хотина 2 сентября 1621 г. Весь сентябрь они штурмовали польский лагерь, но так и не смогли взять его. Казаки отважно защищали Хотин. 27 сентября скончался Ходкевич. Его преемник немедленно начал переговоры о мире с турками, заключение которого состоялось 9 октября. По условиям договора Польша обещала предотвратить набеги казаков на турецкие владения. Турция обещала гарантировать назначение на молдавский трон кандидата, приемлемого для Польши.

Сагайдачный получил на войне тяжелую рану. Кронпринц Владислав осыпал его милостями и наградами, и он удалился в Киев, где умер 10 апреля 1622 г.

Поскольку угроза со стороны турков отступила, а Сагайдачного не стало, поляки уже не желали удовлетворять требования православных и признавать их иерархов. Папа советовал королю Сигизмунду не идти на уступки схизматикам. Униатский митрополит Вениамин Рутский и архиепископ Полоцкий Иосафат Кунцевич сделали все, чтобы позволить православным прелатам исполнять свои обязанности.

Чтобы сформулировать каноническую законность православной иерархии, епископ Мелетий Смотрицкий написал специальную научную статью на польском языке под названием «Подтверждение невинности». 6 декабря 1622 г. митрополит Иов Борецкий отослал копию статьи королю. Петиция, также написанная Мелетием, была представлена сейму в январе 1623 г. Сейм отказался ее обсуждать. Дело передали комитету, рекомендации которого не одобрили.

Разногласия между униатами и православными достигли новой высоты. Самым непримиримым среди униатов был Кунцевич, архиепископ Полоцкий. Даже литовский канцлер Лев Сапега жаловался униатскому митрополиту, что в действиях Кунцевича слишком много насилия, и поэтому люди его ненавидят. Сапега также писал самому Кунцевичу, советуя ему быть более сдержанным.

Кунцевич не обратил никакого внимания на предостережения Сапеги. Он захватил все православные церкви и монастыри в Полоцке и Витебске и запретил проводить православные службы даже в частных домах. 12 ноября 1623 г., когда Кунцевич приехал в Витебск, разъяренная толпа растерзала его.

Происшедшее не могло не вызвать реакции со стороны польского правительства. Король назначил специальную комиссию под руководством Льва Сапеги для судебного разбирательства и наказания виновных. Хотя Сапега предвидел опасность непримиримости Кунцевича, теперь он считал необходимым предотвратить возможность будущих волнений жесткими мерами.

Королевская комиссия в сопровождении отрядов кавалерии и пехоты прибыла в Витебск 15 января 1624 г. Ее официальные заседания продолжались три дня (18‑20 января). Все горожане Витебска были признаны виновными. Девятнадцать зачинщиков, включая двух бургомистров, обезглавили, а их собственность передали казне. Сто горожан, которым удалось спастись, приговорили к смертной казни заочно, их собственность также изъяли. Город Витебск лишили Магдебурского права и всех привилегий и подчинили воеводе. Две обнаруженные на окраине города православные часовни разрушили. Запретили звонить в колокола городских церквей, которые находились под контролем униатов без специального разрешения униатского митрополита.

Эти жестокие меры укрепили униатскую церковь в Витебске. Мертвый Кунцевич оказался более влиятельным как мученик, чем живой иерарх. В 1643 г. римско‑католическая церковь причислила его к лику блаженных. (В 1867 г. папа Пий IX канонизировал его и объявил покровителем Западной Руси.)

Волнения в Витебске вызвали тревогу не только у польского правительства и униатов, но и у некоторых западнорусских православных прелатов. В 1580‑е и 1590‑е гг. существовало соперничество между православными общинами горожан и православными епископами, что послужило причиной поворота к Риму определенных западнорусских епископов, инициаторов униатской церкви.

Убийство Кунцевича произвело болезненное впечатление даже на некоторых православных прелатов, включая номинального православного архиепископа Полоцкого, посвященного в сан Феофаном, Мелетия Смотрицкого, которому Кунцевич препятствовал в исполнении его церковных обязанностей. В своих посланиях и проповедях Смотрицкий успешно полемизировал с Кунцевичем, когда тот был жив. Когда же униаты получили возможность – и не упустили ее – использовать мученичество Кунцевича в качестве свидетельства жестокости православных, Смотрицкому ничего не оставалось, как согласиться.

Несмотря на то, что Мелетия Смотрицкого православные любили и почитали как образованного и талантливого оратора, его деятельность в церковной администрации находилась под контрорем городских братств, и это вызывало его недовольство. Поэтому в конце 1623 г. Мелетий с благословения митрополита Иова Борецкого отправился в Константинополь и Палестину просить восточных иерархов упразднить независимый статус братств.

Мелетий провел на Ближнем Востоке два года и возвратился с посланием от патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса, одобренном другими греческими прелатами, которое упраздняло независимость западнорусских братств и подчиняло их власти митрополита и епископов.

Обнародование Мелетием этого послания вызвало негодование по отношению к нему и митрополиту Иову со стороны не только горожан, но и многих священников. Братства Вильно и Львова отправили делегатов к патриарху Константинопольскому с просьбой дать объяснения. Патриарх пояснил, что не желал ликвидировать привилегии самых старых братств, которые утвердил и благословил патриарх Иеремия.

После этого положение Мелетия стало сомнительным. В 1627 г. он тайно присоединился к униатской церкви и целый год пытался убедить православных пойти на мир с униатами и признать главенство папы. Сначала казалось, что митрополит Иов и новый архимандрит Печерского монастыря в Киеве Петр Могила склоняются к компромиссу с римско‑католической церковью, но затем они изменили свою позицию. Кончилось тем, что в 1628 г. Мелетий открыто объявил о своей приверженности к униатской церкви.

Непризнание сеймом 1623 г. иерархии православной церкви и наказания, последовавшие за убийством Кунцевича, внесли отчаяние в души православных и привели к распространению антипольских настроений как среди церковных лидеров, так и среди казаков.

24 августа 1624 г. митрополит Иов Киевский послал Исаака, епископа Луцкого, в Москву с тремя письмами, адресованными царю Михаилу, патриарху Филарету и думному дьяку Грамотину. По дороге воевода Путивля задержал Исаака и отослал письма Иова вместе с письмом Исаака в Москву и стал ждать ответа. Ему приказали пропустить Исаака в Москву без промедления.

В своем письме царю Михаилу митрополит Иов посылал приветствий и благословение и описывал ужасное положение православия в Западной Руси. Иов говорил, что, хотя православная церковь и держится с помощью казаков (черкасских молодцов), она нуждается в поддержке паря. Он рекомендовал царю Исаака как человека, которому он может доверять и который свято сохранит «царские секреты».

4 января Исаака принял царь Михаил, а 10 февраля – патриарх Филарет. Исаак устно передал царю тайное послание Иова: Иов просил паря принять Западную Русь под свое покровительство и защитить православных людей: и церковь от поляков. Царь приказал боярам обсудить с Исааком это дело. Встреча состоялась 14 января. Бояре были дружелюбны, но скептичны. Они указали Исааку, что, согласно их информации, нет достаточных свидетельств, что все православные группы в Западной Руси единодушно поддержат военное вмешательство Москвы. Кроме того, казаки готовятся к морскому походу против турок и, таким образом, не смогут сражаться с поляками.

Исаак настаивал, что православные едины в своем желании находиться под покровительством царя и просил бояр не отказывать в помощи в случае новой волны гонений со стороны поляков. Ни определенного обещания, ни категорического отказа в военной помощи на будущее бояре не дали, но в настоящий момент во вторжении было отказано. 23 февраля Исаак покинул Москву с подарками для себя и Иова.

Летом 1625 г. казаки поднялись против поляков. Война не принесла решающих результатов и закончилась компромиссным договором, заключенным около озера Куруково 5 октября. По условиям договора число зарегистрированных казаков увеличилось до шести тысяч. Все присоединившиеся к казакам крестьяне должны были возвратиться в поместья как крепостные. Фактически, большая часть отправилась в Запорожье. Чтобы держать их под контролем, там расположили гарнизон зарегистрированных казаков. В списки зарегистрированных казаков вошли преимущественно зажиточные люди. По словам Грушевского (цитируемым Дорошенко), группа, таким обраэом, представляла «казацкую буржуазию».

Увеличивая численность зарегистрированных казаков и повышая им жалованье (особенно офицерам), польское правительство пыталось создать группу казаков, верных королю. Через эту группу поляки надеялись держать в подчинении всех казаков.

Необходимость в казаках возникла вновь, когда в 1626 г. Польша оказалась вовлеченной в новую войну – на этот раз со Швецией. Продолжительная напряженность в отношениях между Польшей и Швецией являлась результатом династических, религиозных и экономических разногласий: борьбы за балтийские порты в Ливонии и Пруссии; притязаний короля Сигизмунда на шведскую корону и защита протестантизма Густавом Адольфом.

С 1613 г. Польша входила в соглашение с Габсбургами. В 1621 г. король Сигизмунд предпринял попытку создать на Балтике польский морской флот, чтобы действовать совместно с испанской флотилией, для чего было необходимо подготовить морскую базу. Эти планы беспокоили Швецию.

Густав Адольф рассматривал войну с Польшей с точки зрения общего конфликта римского католицизма с протестантизмом. Кроме того, шведское правительство рассчитывало на поддержку протестантизма со стороны Москвы и патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса, на богословские взгляды которого оказал влияние кальвинизм.

В 1626 г., вскоре после начала войны с Польшей, Густав Адольф попытался отправить через Москву своих послов в Белоруссию и Запорожье. Двух послов (один из которых был шведским аристократом, а другой – Александр Рубец – по происхождению русский, православный) встретили в Москве любезно, но не позволили проследовать в Западную Русь на том основании, что еще не истек срок Деулинского перемирия между Московией и Польшей, и царь не может нарушить его без веской причины. Бояре, однако, сказали шведским послам, что в том случае, если польский король сам совершит хотя бы незначительное нарушение условий перемирия до её окончания, царь будет готов напасть на Польшу и заранее известит об этом шведского короля.

Польское правительство нуждалось в помощи казаков против шведов, однако не решалось переводить их основной состав с Украины на Балтику с одной стороны из‑за угрозы турецкого нашествие а с другой не желая представлять казакам милости и уступки в связи с их участием в войне со Швецией. Вместо этого поляки объявили, что хотели бы увеличить долю зарегистрированных казаков на две тысячи человек, которые запишутся в специальные экспедиционные войска. Восторгов не последовало.

С военной точки зрения польско‑шведская война решающих результатов не принесла, и 26 сентября 1629 г. державы заключили перемирие на шесть лет.

В годы войны (1626‑1629) польское правительство заботилось о том, чтобы не раздражать православных, а затем попыталось достичь сближения между униатским и православным духовенством. Униатский митрополит Рутский полагал, что православные прелаты в конце концов признают главенство папы, если униатская церковь получит от папы и короля большую автономию и более почетный статус.

Православный церковный Собор в Киеве, состоявшийся в 1628 г., отклонил какое‑либо соглашение с униатами, преимущественно из‑за твердой позиции казаков. В 1629 г. король созвал во Львове общий Собор униатов и православных. Но снова давление казаков не позволило явиться православным делегатам, за исключением совсем немногих. Поэтому Собор, полностью контролируемый униатами, одобрил план учреждения должности патриарха Западной Руси с властью и над униатами, и над православными, однако из этого проекта ничего не вышло.

Несмотря на то, что православные в целом были против унии, некоторые из их прелатов склонялись к продолжению переговоров либо с униатами, либо с польским правительством. Они лелеяли надежду, что лояльность Польше является самым надежным путем к признанию прав православной церкви. Сам митрополит Киевский Иов находился в таком примирительном настроении.

Новичок среди киевского духовенства, молдавский аристократ Петр Могила оказался наиболее влиятельным сторонником политики сближения. Сын Симеона, господаря Молдавии в 1607‑1609 гг., он родился в 1596 г. В 1612 г. из‑за вражды с князем Кантемиром, захватившим власть в Молдавии, Симеон с семьей бежал в Польшу и остался там жить. Польша имела в Молдавии политические интересы и часто вмешивалась в ее дела. Польские магнаты приняли семью молдавского господаря как собратьев по классу, несмотря на религиозные различия (румыны были православными). Для украинских аристократов, сохранявших православную веру, общение с беглецами из Молдавии было еще легче. В 1605 г. староста Овруча князь Михаил Вишневецкий женился на Раине, дочери Иеремии Могилы (господаря Молдавии в 1593‑1607 гг.). Иеремия Могила был братом Симеона Могилы. Таким образом, Раина Вишневецкая приходилась Петру Могиле двоюродной сестрой.

Петр учился в православной школе Львовского братства, а завершил свое образование в Париже. Поступив в польскую армию, он принял участие в защите Хотина (1621 г.). Однако военная карьера его не привлекала, и в 1625 г. он принял монашество. В 1627 г. его избрали архимандритом Киево‑Печерского монастыря, то есть на один из ключевых постов в западнорусской православной иерархии, поскольку канонически он подчинялся не митрополиту Киевскому, а непосредственно патриарху Константинопольскому.

В 1631 г. скончался митрополит Иов. Могила являлся исполнителем его завещания. Он стремился занять престол митрополита и находился в числе кандидатов на избрание. Однако избран был более старший по возрасту человек, прославившийся упорной защитой православия в 1620‑е годы, Исаяя Копинский, архиепископ Смоленский и Черниговский.

Вскоре отношения между Могилой и Копинским, а также некоторыми другими старшими лидерами обострились, не только из‑за личной неприязни, но и вследствие глубоких различий в складах ума и взглядах на образование.

В конце XVI века и в первые тридцать лет XVII века западно‑русское православие обращалось за руководством к Греческой церкви и в духовных делах, и в вопросах образования. Греческий язык являлся основным предметом в школах братств. Иночество Святой горы (горы Афон) было традиционным источником религиозного вдохновения. Туда удалился монах Иоанн Вишенский для мистических размышлений, как это сделал старец из Северной Руси Нил Майков (Сорский) в XV веке.

Вишенский (1550 – 1621) критически относился к схоластическому знанию. Основой его христианского мировоззрения были Евангелия; аскетизм и смиренность – его идеал. Хотя он упорно защищал православие от униатов, он решительно обрушивался на тех православных прелатов, которые были испорчены богатством и привилегиями. В связи с этим послания Вишенского чрезвычайно нравились простому народу Западной Руси, особенно потому, что были написаны на ярком разговорном украинском языке того времени. Все это помогало превращению его образа в светило и совесть Православной церкви и народа того периода.

Могила, напротив, был высоко образованным схоластом и реорганизатором западнорусской иерархии. Он не был органически связан с простыми людьми Западной Руси. По словам украинского ученого Дорошенко, Могила «был выдающимся лидером Православной Церкви, но не патриотом Украины; он сражался за укрепление Православной Церкви, но не за развитие украинской национальности».

Восприняв польскую культуру и восхищаясь римско‑католической системой образования, Могила считал серьезную реформу православных школ самым важным шагом к выживанию Православной церкви в Западной Руси. В качестве архимандрита Киево‑Печерского монастыря, располагавшего особыми правами, Могила имел возможность в вопросах образовательной политики действовать независимо от митрополита. Поэтому 18 ноября 1631 г. с благословения патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса, Могила открыл в Киеве новую школу под собственным контролем. К 1632 г. при помощи различных ловких маневров он убедил власти существовавшей школы братства слиться с его новой. Эта Коллегия стала ядром знаменитой Киевской духовной академии.

Школа Могилы следовала образцу иезуитских школ. Латынь, а не греческий язык являлась основой обучения; использовались учебники римско‑католических авторитетов, включая Аквинского. К преподаванию Могиле удалось привлечь таких талантливых и образованных людей, как Исаия Козловский, Сильвестр Козов и Иннокентий Гизель. Первые два получили образование в иезуитской школе Люблина и в Замойской римско‑католической академии. Третий, родом из Пруссии, сменил протестантскую веру на православную.

Сначала православные отреагировали на новую школу враждебно. Сильвестр Козов рассказывает, что «необразованные священники и казаки негодовали: „Зачем вы открываете латинско‑польскую школу? Ничего подобного раньше не было [у нас], а люди все равно получали вечное блаженство“. Они хотели убить Могилу и учителей, и только с большим трудом удалось отговорить их от этого».

С другой стороны, иезуиты и униаты обвиняли школу Могилы в протестантизме. В 1634 г. униатскому митрополиту Руцкому удалось убедить короля Владислава в том, что школа является еретической (протестантской). Владислав приказал Могиле закрыть и школу, и связанное с ней издательство. Могила, однако, с помощью Сильвестра Козова без труда доказал абсурдность этого обвинения.

Порядок был восстановлен, но в 1635 г. по совету Руцкого, король издал указ, исключающий теологию из школьной программы. Учителя были вынуждены искать пути, чтобы обойти этот указ и начали обучать богословию при изучении Библии и работ Отцов Церкви.

Ирония заключалась в том, что сам Могила испытывал отвращение к протестантству, а находился под влиянием духа и теологии римско‑католической церкви. Он использовал католическую науку и методы обучения, чтобы вооружить православных против Рима и Унии, но в то же время был близок к католической догме; все, чего он хотел, это независимости Восточной церкви от Рима.

Католическое мировоззрение Могилы отразилось в «Православном Исповедании», которое он составил в 1640 г. в сотрудничестве с Исаией Козловским. Рукопись обсудили на Православной конференции в Яссах, и греческий богослов Мелетий Сириг отредактировал ее однако Могила отказался публиковать этот вариант. Вместо этого, в 1645 г. он выпустил в Киеве краткий Катехизис, переизданный в Москве в 1649 г. (Собрание кратких наук об артикулах веры) который в основном следовал образцу латинского катехизиса Петра Канизия. Тем не менее принцип главенства Могила не принимал.

Король Сигизмунд III, под чьим патронажем в 1596 г. была создана Униатская церковь, скончался 30 апреля 1632 г. Его сын Владислав был известен как более терпимый правитель. Кроме того, он доброжелательно относился к казакам, которых считал важным элементом военной организации Польши, и вынашивал идею использования казаков как опору королевской власти против магнатов.

Ситуация для православных складывалась благоприятно, в особенности потому, что срок перемирия между Польшей и Москвой заканчивался, и новая война казалась неминуемой. В этих обстоятельствах для Польши было важно удовлетворить по крайней мере некоторые требования православных, в особенности казаков.

Православные решили высказать свои претензии на сейме, который должен был собраться для выборов короля; на трон претендовал только один кандидат – Владислав. Согласно польской конституции, во время межвластия сначала должен был собраться общий сейм, чтобы официально объявить о смерти короля и обсудить претендентов на престол. Эти условия затем объявлялись местным собраниям и шляхте. Только после этого мог начать действовать выборный сейм.

В сейме участвовали делегаты и православной шляхты, и казаков. Древинский, как раньше, руководил первой группой. Другим влиятельным православным делегатом от аристократии являлся Адам Кисель, которому было суждено сыграть важную роль в польско‑казацких разногласиях в 1640‑х и 1650‑х гг.

Чтобы укрепить свое положение на сейме, православные заключили соглашение с протестантами, руководил которыми Криштоф Радзивилл.

Именно в этот момент православие лишилось поддержки потомка одного из самых могущественных украинских княжеских родов, рода Вишневецких. К марту 1632 г. поползли слухи, что молодой князь Иеремия Вишневецкий, родившийся в 1612 г., собирается перейти в католическую веру. Иеремия был сыном князя Михаила Вишневецкого и его молдавской жены Раины, приходившейся двоюродной сестрой Петру Могиле.

И Петр Могила, и митрополит Исаия Копинский написали князю Иеремии, моля его не отрекаться от веры своих предков, но напрасно. К моменту открытия сейма князь Иеремия стал католиком. Он следовал общей тенденции западнорусских аристократических родов. Православие они презирали (подобно полякам), как крестьянскую веру, а Униатскую церковь считали предназначенной для простых людей, а не аристократов. Кроме того, католицизм для этих аристократических новообращенных олицетворяло собой не только Польшу, но и всю западную цивилизацию. Являясь активной и страстной натурой, князь Иеремия стал одним из самый ярых поборников католицизма, как это часто случается с ренегатами.

Общий сейм собрался 27 июня 1632 г. На его сессиях вопрос о правах православной церкви поднимался только в предварительном порядке. Когда 27 октября открылся Выборный сейм, православные делегаты объявили, что не будут участвовать в выборах короля, пока их церкви не гарантируют права.

Сейм назначил комиссию во главе с Владиславом, для того чтобы подготовить проект соглашения с православными. Главными пунктами соглашения являлись следующие:

1. Существование православной церкви и ее иерархии официально признается сеймом. Православные получают право воздвигать новые храмы и ремонтировать старые, а также открывать школы, издательства и больницы.

2. Признаются права православных братств.

3. Православным разрешается входить в состав местных органов управления.

4. Софийский Собор в Киеве передается из униатской юрисдикции под юрисдикцию православного митрополита киевского. То же происходит и с некоторыми другими храмами и монастырями по всей Западной Руси.

5. Кроме престола митрополита Киевского православные получают епархии в Луцке, Львове и Перемышле на Украине и в Мстиславле в Белоруссии.

Униатский митрополит сохраняет власть только над униатскими епархиями и церквами. Униатам остаются четыре епархии: Холм, Владимир‑на‑Волыни, Пинск и Полоцк.

Новый статус церкви был результатом соглашения польским правительством и православной церковью. Униатов, равно как папу и иезуитов, возмущал сам факт признания православной церкви. Православные были недовольны, что не ликвидировали униатскую церковь.

Завоевания православной церкви были, тем не менее, значительны. Православная церковь, легальное существование которой отрицалось после введения Унии 1596 года, теперь была официально признана польским правительством, признало оно и православную иерархию. В последнем пункте, однако, содержался некоторый подвох, поскольку, согласно соглашению, посвящение патриархом Феофаном в 1620 – 1621 гг. православных митрополита и епископов считалось недействительным, и эти прелаты должны были оставить свои престолы. Православные депутаты сейма торопливо избрали новых прелатов, и король их утвердил. Каноническая законность смещения старых иерархов и необычный способ избрания новых подвергались сомнению многими православными и вызвали горькие чувства у духовенства и прихожан.

Вновь избранные прелаты по духу отличались от посвященных Феофаном. Они находились под сильным влиянием польской культуры, были социально связаны с украинской и польской знатью и лояльно относились к Польше. Их возглавил Петр Могила, которого избрали митрополитом Киевским не без серьезного давления со стороны короля Владислава.

Переход власти от старых прелатов к новым оказался болезненным. После избрания необходимо было новых иерархов посвятить. Весной 1633 г. Петр Могила отправился во Львов, где ситуация была менее обостренной, чем в Киеве, и епископ Львовский Иеремия Тиссаровский (до того времени официально униат) при участии посвященных Феофаном епископов ввел его в сан. Патриарх константинопольский Кирилл Лукарис без промедления утвердил Могилу да престоле митрополита киевского.

Проблематично было то, что существующий православный митрополит Киевский Исаия Копинский не признавал каноническим смещение старых иерархов и посвящение новых. Для Исаии, престарелого и праведного человека, это было не вопросом личного престижа, а делом принципа: он не желал замены духа византийского христианства духом латинской схоластики. Многие киевляне и казаки поддерживали его.

Могила не отказался от применения силы, чтобы овладеть престолом митрополита. Сначала он решил действовать скорее против униатов, чем против Исаии. Хотя, согласно соглашению от 1632 г. (подтвержденному жалованной грамотой короля Владислава от 1633 г.), униаты должны были передать под юрисдикцию православных Софийский собор и другие церкви в Киеве, но они не пожелали сделать этого.

Могила справедливо рассчитал, что даже его противники среди православных окажут ему поддержку в выселении униатов из этих церквей, и, таким образом, оппозиция к нему со стороны значительного части православных ослабнет.

Для выполнения своего плана Могила заранее выслал в Киев группу под руководством Сильвестра Козова, чтобы захватить Софийский собор и другие церкви. Многие киевляне и казаки с радостью приняли в этом участие (2 июля 1633 г.). Когда униаты отказались передать людям Могилы ключи от зданий, у православных нашлись силы открыть двери и овладеть церквами, которые принадлежали им по соглашению 1632 г.

Пять дней спустя Могила прибыл в Киев, где его тепло встретили, особенно духовные лица, связанные со школой, основанной им в 1631 г.

Старый митрополит Исайя и его ближайшие последователи не находились, разумеется, среди встречавших Могилу. По жалованной грамоте короля Владислава Свято‑Николаевский монастырь в Киеве переходил к Могиле, однако его настоятель отказался подчиниться приказу. Могила послал своих людей захватить монастырь силой. Когда настоятель и монахи отказались указать, где находится монастырская казна, их избили.

Поскольку Исаия не согласился признать Могилу своим преемником, Могила приказал своим людям заключить его в келью Печерского монастыря. Согласно летописи, подручные Могилы схватили больного Исаию, не позволив ему даже надеть подход одежду, бросили его на лошадь, как мешок, и таким образом довезли в Печерский монастырь. Там его держали, пока он не согласился подписать документ о сложении с себя полномочий митрополита.

Грубое обращение Могилы с Исаией вызвало глубокое возмущение тех немалочисленных православных, которые все еще считали Исаию митрополитом. Могила попытался созвать церковный Собор Киевской епархии, чтобы уладить дело, но его план провалился. Тогда Могила попросил Адама Киселя помочь ему наладить мир с казаками. Кисель убедил казаков с почетом принять Могилу в своем лагере на условии, что он отведет Исаии монастырь, где тот сможет провести остаток дней в удобстве и покое. Могила тотчас назначил Исаию настоятелем монастыря св. Михаила, где тот умер в 1634 г.

Борьба, таким образом, закончилась, и Могила уверенно чувствовал себя на престоле митрополита, несмотря на то, что неприязнь к нему со стороны православных приверженцев византийской духовности еще долго не ослабевала.

Смутное время - обозначение периода истории России с 1598 по 1613 год, ознаменованного стихийными бедствиями, польско-шведской интервенцией, тяжелейшим политическим, экономическим, государственным и социальным кризисом.

Начало

После смерти Ивана Грозного (1584) его наследник Федор Иоаннович был не способен к делам правления, а младший сын, царевич Дмитрий, пребывал в младенческом возрасте. Со смертью Дмитрия (1591) и Фёдора (1598) правящая династия пресеклась, на сцену выдвинулись второстепенные боярские роды - Юрьевы, Годуновы.

Три года, с 1601 по 1603, были неурожайными, даже в летние месяцы не прекращались заморозки, а в сентябре выпадал снег. По некоторым предположениям причиной этого было извержение вулкана Уайнапутина в Перу 19 февраля 1600 года и последовавшая за этим вулканическая зима. Разразился страшный голод, жертвами которого стало до полумиллиона человек. Массы народа стекались в Москву, где правительство раздавало деньги и хлеб нуждающимся. Однако эти меры лишь усилили хозяйственную дезорганизацию. Помещики не могли прокормить своих холопов и слуг и выгоняли их из усадеб. Оставшиеся без средств к существованию люди обращались к грабежу и разбою, усиливая общий хаос. Отдельные банды разрастались до нескольких сотен человек. Отряд атамана Хлопко насчитывал до 500 человек.

Начало Смуты относится к усилению слухов, будто бы законный царевич Дмитрий жив, из чего следовало, что правление Бориса Годунова незаконно. Самозванец Лжедмитрий, объявивший польскому князю А. А. Вишневецкому о своём царском происхождении, вошёл в тесные отношения с польским магнатом, воеводой сандомирским Ежи Мнишеком и папским нунцием Рангони. В начале 1604 года самозванец получил аудиенцию у польского короля, а 17 апреля принял католичество. Король Сигизмунд признал права Лжедмитрия на русский трон и разрешил всем желающим помогать «царевичу». За это Лжедмитрий обещал передать Польше Смоленск и Северские земли. За согласие воеводы Мнишека на брак его дочери с Лжедмитрием тот также обещал передать своей невесте во владение Новгород и Псков. Мнишек снарядил самозванцу войско, состоящее из запорожских казаков и польских наёмников («авантюристов»). В 1604 году войско самозванца пересекло границу России, многие города (Моравск, Чернигов, Путивль) сдались Лжедмитрию, войско московского воеводы Ф. И. Мстиславского было разбито у Новгород-Северского. В разгар войны Борис Годунов скончался (13 апреля 1605 г.); армия Годунова практически немедленно изменила его преемнику, 16-летнему Фёдору Борисовичу, который был свергнут 1 июня и 10 июня убит вместе с матерью.

Воцарение Лжедмитрия I

20 июня 1605 года под всеобщее ликование самозванец торжественно вступил в Москву. Московское боярство во главе с Богданом Бельским публично признало его законным наследником. 24 июня рязанский архиепископ Игнатий, ещё в Туле подтверждавший права Дмитрия на царство, был возведён в патриархи. Таким образом, самозванец получил официальную поддержку духовенства. 18 июля в столицу была доставлена признавшая в самозванце своего сына царица Марфа, а вскоре, 30 июля состоялось венчание Дмитрия на царство.

Царствование Лжедмитрия было ознаменовано ориентацией на Польшу и некоторыми попытками реформ.

Заговор Шуйского

Не всё московское боярство признало Лжедмитрия законным правителем. Сразу по прибытии его в Москву князь Василий Шуйский через посредников начал распространять слухи о самозванстве. Воевода Пётр Басманов раскрыл заговор, и 23 июня 1605 года Шуйского схватили и осудили на смерть, помиловав лишь непосредственно у плахи.

На свою сторону Шуйский привлёк князей В. В. Голицына и И. С. Куракина. Заручившись поддержкой стоявшего под Москвой новгородско-псковского отряда, который готовился к походу на Крым, Шуйский организовал переворот.

В ночь с 16 на 17 мая 1606 года боярская оппозиция, воспользовавшись озлоблением москвичей против явившихся в Москву на свадьбу Лжедмитрия польских авантюристов, подняла восстание, в ходе которого самозванец был убит.

Военные действия

Приход к власти представителя суздальской ветви Рюриковичей боярина Василия Шуйского не принёс успокоения. На юге вспыхнуло восстание Ивана Болотникова (1606-1607), породившее начало движения «воров». Слухи о чудесном избавлении царевича Дмитрия не утихали. Объявился новый самозванец, вошедший в историю как Тушинский Вор (1607-1610). К концу 1608 года власть Тушинского Вора распространялась на Переяславль-Залесский, Ярославль, Владимир, Углич, Кострому, Галич, Вологду. Верными Москве оставались Коломна, Переяславль-Рязанский, Смоленск, Нижний Новгород, Казань, уральские и сибирские города. В результате деградации пограничной службы 100-тысячная ногайская орда разоряет «украйны» и Северские земли в 1607-1608 гг.

В 1608 году крымские татары впервые за долгое время перешли Оку и разорили центральные русские области. Польско-литовскими войсками были разгромлены Шуя и Кинешма, взята Тверь, войска литовского гетмана Яна Сапеги осаждали Троице-Сергиев монастырь, отряды пана Лисовского захватили Суздаль. Даже города, добровольно признавшие власть самозванца, беспощадно разграблялись отрядами интервентов. Поляки взимали налоги с земли и торговли, получали «кормления» в русских городах. Всё это вызвало к концу 1608 года широкое национально-освободительное движение. В декабре 1608 года от самозванца «отложились» Кинешма, Кострома, Галич, Тотьма, Вологда, Белоозеро, Устюжна Железнопольская, в поддержку восставших выступили Великий Устюг, Вятка, Пермь. В январе 1609 года князь Михаил Скопин-Шуйский, командовавший русскими ратниками из Тихвина и онежских погостов, отразил 4-тысячный польский отряд Кернозицкого, наступавший на Новгород. В начале 1609 ополчение города Устюжна выбило поляков и «черкасов» (запорожцев) из окрестных сёл, а в феврале отбило все атаки польской конницы и наёмной немецкой пехоты. 17 февраля русские ополченцы проиграли полякам сражение под Суздалем. В конце февраля «вологодские и поморские мужики» освободили от интервентов Кострому. 3 марта ополчение северных и северо-русских городов взяло Романов, оттуда двинулось к Ярославлю и взяло его в начале апреля. Нижегородский воевода Алябьев 15 марта взял Муром, а 27 марта освободил Владимир.

Правительство Василия Шуйского заключает с Швецией Выборгский договор, по которому в обмен на военную помощь шведской короне передавался Корельский уезд. Русское правительство должно было также оплачивать наёмников, составляющих большую часть шведского войска. Выполняя обязательства, Карл IX предоставил 5-тысячный отряд наёмников, а также 10-тысячный отряд «всякого разноплемённого сброда» под командованием Я. Делагарди. Весной князь Михаил Скопин-Шуйский собрал в Новгороде 5-тысячное русское войско. 10 мая русско-шведские силы заняли Старую Русу, а 11 мая разбили польско-литовские отряды, подступавшие к городу. 15 мая русско-шведские силы под командованием Чулкова и Горна разбили польскую конницу под командованием Кернозицкого у Торопца.

К концу весны от самозванца отложилось большинство северо-западных русских городов. К лету численность русских войск достигла 20 тысяч человек. 17 июня в тяжёлом сражении у Торжка русско-шведские силы принудили польско-литовское войско Зборовского к отступлению. 11-13 июля русско-шведские силы, под командованием Скопина-Шуйского и Делагарди, разбили поляков под Тверью. В дальнейших действиях Скопин-Шуйского шведские войска (за исключением отряда Христиера Зомме численностью в 1 тысячу человек) участия не принимали. 24 июля русские отряды переправились на правый берег Волги и вступили в Макарьев Калязин монастырь. 19 августа поляки под командованием Яна Сапеги были разбиты Скопиным-Шуйским у Калязина. 10 сентября русские вместе с отрядом Зомме заняли Переяславль, а 9 октября воевода Головин занял Александровскую слободу. 16 октября русский отряд прорвался в осаждённый поляками Троице-Сергиев монастырь. 28 октября Скопин-Шуйский разбил гетмана Сапегу под Александровской слободой.

12 января 1610 года поляки отступили от Троице-Сергиевого монастыря, а 27 февраля оставили под ударами русских войск Дмитров. 12 марта 1610 года полки Скопина-Шуйского вступили в столицу, а 29 апреля он после недолгой болезни скончался. Русская армия в это время готовилась выйти на помощь Смоленску, который с сентября 1609 года был осаждён войсками польского короля Сигизмунда III. Поляки и запорожцы овладели и городами северской земли; население Стародуба и Почепа полностью погибло во время вражеского штурма, Чернигов и Новгород-Северский сдались.

4 июля 1610 года состоялась Клушинская битва, в результате которой польская армия (Жолкевский) разбила русско-шведское войско под командованием Дмитрия Шуйского и Якоба Делагарди; в ходе битвы немецкие наёмники, служившие у русских перешли на сторону поляков. Полякам открылся путь на Москву.

Семибоярщина

Поражение войск Василия Шуйского от поляков под Клушиным (24 июня/4 июля 1610 г.) окончательно подорвало шаткий авторитет «боярского царя», и при известии об этом событии в Москве произошёл переворот. В результате боярского заговора Василий Шуйский был смещён, Москва присягнула на верность польскому королевичу Владиславу, а 20-21 сентября польские войска вступили в столицу. Однако, грабежи и насилия, совершаемые польско-литовскими отрядами в русских городах, а также межрелигиозные противоречия между католицизмом и православием вызвали неприятие польского господства - на северо-западе и на востоке ряд русских городов «сели в осаду» и отказывались присягать Владиславу.

1610-1613 - семибоярщина (Мстиславский, Трубецкой, Голицын, Оболенский, Романов, Лыков, Шереметев).

17 марта 1611 года поляки, принявшие спор на рынке за начало восстания, устраивают резню в Москве, 7 тысяч москвичей погибает только в Китай-городе.

В 1611 году к стенам Москвы подступило 1-е Ополчение Ляпунова. Однако в результате распри на военном совете восставших Ляпунов был убит, а ополчение рассеялось. В том же году крымские татары, не встречая отпора, разоряют Рязанский край. Смоленск после долгой осады был захвачен поляками, а шведы, выйдя из роли «союзников», разоряли северные русские города.

Второе Ополчение 1612 года возглавил нижегородский земский староста Кузьма Минин, который пригласил для предводительства военными операциями князя Пожарского. В феврале 1612 года ополчение двинулось к Ярославлю, чтобы занять этот важный пункт, где скрещивалось много дорог. Ярославль был занят; ополчение простояло здесь четыре месяца, потому что надо было «строить» не только войско, но и «землю». Пожарский хотел собрать «общий земский совет» для обсуждения планов борьбы с польско-литовской интервенцией и того, «как нам в нынешнее злое время безгосударными не быть и выбрать бы нам государя всею землёю». Для обсуждения предлагалась и кандидатура шведского королевича Карла-Филиппа, который «хочет креститься в нашу православную веру греческого закона». Однако земский совет не состоялся.

22 сентября 1612 происходит одно из самых кровавых событий Смуты - город Вологда был взят поляками и черкасами (запорожцами), которые уничтожили практически всё его население, включая монахов Спасо-Прилуцкого монастыря.

Свержение правительства королевича Владислава

Около 20 (30) августа 1612 ополчение из Ярославля двинулось под Москву. В сентябре второе ополчение нанесло поражение войскам гетмана Ходкевича, пытавшегося соединиться с польским гарнизоном, контролировавшим Московский кремль.

22 октября (1 ноября) 1612 ополчение под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город; гарнизон Речи Посполитой отступил в Кремль. Князь Пожарский вступил в Китай-город с Казанскою иконой Божьей Матери и поклялся построить храм в память этой победы. 26 октября командование польского гарнизона подписало капитуляцию, выпустив тогда же из Кремля московских бояр и других знатных лиц; на следующий день гарнизон сдался.

С. М. Соловьёв, «История России с древнейших времён»:

«Ещё в половине сентября Пожарский послал в Кремль грамоту: „Полковникам и всему рыцарству, немцам, черкасам и гайдукам, которые сидят в Кремле, князь Дмитрий Пожарский челом бьёт. Ведомо нам, что вы, будучи в городе в осаде, голод безмерный и нужду великую терпите, ожидаючи со дня на день своей гибели…. и вам бы в той неправде душ своих не погубить, такой нужды и голоду за неправду терпеть нечего, присылайте к нам не мешкая, сберегите головы ваши и животы ваши в целости, а я возьму на свою душу и у всех ратных людей упрошу: которые из вас захотят в свою землю, тех отпустим без всякой зацепки, а которые захотят Московскому государю служить, тех пожалуем по достоинству“. Ответом был гордый и грубый отказ, несмотря на то что голод был ужасный: отцы ели детей своих, один гайдук съел сына, другой - мать, один товарищ съел слугу своего; ротмистр, посаженный судить виновных убежал с судилища, боясь, чтоб обвинённые не съели судью. Наконец 22 октября казаки пошли на приступ и взяли Китай-город. В Кремле поляки держались ещё месяц; чтоб избавиться от лишних ртов, они велели боярам и всем русским людям выслать своих жён вон из Кремля. Бояре сильно встужили и послали к Пожарскому Минину и всем ратным людям с просьбою, чтобы пожаловали, приняли их жён без позору. Пожарский велел сказать им, чтобы выпускали жён без страха, и сам пошёл принимать их, принял всех честно и каждую проводил к своему приятелю, приказавши всем их довольствовать. Казаки взволновались, и опять послышались среди них обычные угрозы: убить князя Дмитрия, зачем не дал грабить боярынь? Доведённые голодом до крайности, поляки вступили наконец в переговоры с ополчением, требуя только одного, чтоб им сохранена была жизнь, что и было обещано. Сперва выпустили бояр - Фёдора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Ивана Никитича Романова с племянником Михаилом Фёдоровичем и матерью последнего Марфою Ивановною и всех других русских людей. Когда казаки увидали, что бояре собрались на Каменном мосту, ведшем из Кремля чрез Неглинную, то хотели броситься на них, но были удержаны ополчением Пожарского и принуждены возвратиться в таборы, после чего бояре были приняты с большою честию. На другой день сдались и поляки: Струсь с своим полком достался казакам Трубецкого, которые многих пленных ограбили и побили; Будзило с своим полком отведён был к ратникам Пожарского, которые не тронули ни одного поляка. Струсь был допрошен, Андронова пытали, сколько сокровищ царских утрачено, сколько осталось? Отыскали и старинные шапки царские, которые отданы были в заклад сапежинцам, оставшимся в Кремле. 27 ноября ополчение Трубецкого сошлось к церкви Казанской богородицы за Покровскими воротами, ополчение Пожарского - к церкви Иоанна Милостивого на Арбате и, взявши кресты и образа, двинулись в Китай-город с двух разных сторон, в сопровождении всех московских жителей; ополчения сошлись у Лобного места, где троицкий архимандрит Дионисий начал служить молебен, и вот из Фроловских (Спасских) ворот, из Кремля, показался другой крестный ход: шёл галасунский (архангельский) архиепископ Арсений с кремлёвским духовенством и несли Владимирскую: вопль и рыдания раздались в народе, который уже потерял было надежду когда-либо увидать этот дорогой для москвичей и всех русских образ. После молебна войско и народ двинулись в Кремль, и здесь радость сменила печаль, когда увидали, в каком положении озлобленные иноверцы оставили церкви: везде нечистота, образа рассечены, глаза вывернуты, престолы ободраны; в чанах приготовлена страшная пища - человеческие трупы! Обедней и молебном в Успенском соборе окончилось великое народное торжество подобное которому видели отцы наши ровно через два века.»

Выборы царя

По взятии Москвы, грамотой от 15 ноября, Пожарский созвал представителей от городов, по 10 человек, для выбора царя. Сигизмунд вздумал было идти на Москву, но у него не хватило сил взять Волок, и он ушёл обратно. В январе 1613 г. съехались выборные от всех сословий, включая крестьян. Собор (то есть всесословное собрание) был один из самых многолюдных и наиболее полных: на нём были представители даже чёрных волостей, чего не бывало прежде. Выставлено было четыре кандидата: В. И. Шуйский, Воротынский, Трубецкой и Михаил Фёдорович Романов. Современники обвиняли Пожарского, что и он сильно агитировал в свою пользу, но вряд ли это можно допустить. Во всяком случае, выборы были очень бурные. Сохранилось предание, что Филарет требовал ограничительных условий для нового царя и указывал на М. Ф. Романова, как на самого подходящего кандидата. Выбран был действительно Михаил Фёдорович, и несомненно, ему были предложены те ограничительные условия, о которых писал Филарет: «Предоставить полный ход правосудию по старым законам страны; никого не судить и не осуждать высочайшей властью; без собора не вводить никаких новых законов, не отягчать подданных новыми налогами и не принимать самомалейших решений в ратных и земских делах». Избрание состоялось 7 февраля, но официальное объявление было отложено до 21-го, чтобы за это время выведать, как примет народ нового царя. С избранием царя кончилась смута, так как теперь была власть, которую признавали все и на которую можно было бы опереться. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

Последствия Смутного времени

Смутное время было закончено с большими территориальными потерями для Руси. Смоленск был утрачен на долгие десятилетия; западная и значительная часть восточной Карелии захвачены шведами. Не смирившись с национальным и религиозным гнётом, с этих территорий уйдёт практически всё православное население, как русские, так и карелы. Русь потеряла выход к Финскому заливу. Шведы покинули Новгород лишь в 1617 году, в полностью разорённом городе осталось только несколько сотен жителей.

Смутное время привело к глубокому хозяйственному упадку. Во многих уездах исторического центра государства размер пашни сократился в 20 раз, а численность крестьян в 4 раза. В западных уездах (Ржевском, Можайском и т. д.) обработанная земля составляла от 0,05 до 4,8 %. Земли во владениях Иосифо-Волоколамского монастыря были «все до основания разорены и крестьянишка с жёнами и детьми посечены, а достольные в полон повыведены… а крестьянишков десятков пять-шесть после литовского разорения полепились и те ещё с разорения и хлебца себе не умеют завесть». В ряде районов, и к 20-40 годам 17 века населённость была всё ещё ниже уровня 16 века. И в середине 17 века «живущая пашня» в Замосковном крае составляла не более половины всех земель, учтённых писцовыми книгами.

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

БЕЛГОРОДСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Кафедра Гуманитарных и социально – экономических дисциплин

Дисциплина: Отечественная история

по теме № 7: «Смутное время»

Подготовил:

Студент 453 группы

Пронькин Н.Н.

Подготовил:

преподаватель кафедры Г и СЭД

капитан милиции

Хряков Р.Н.

Белгород – 2008

Введение

В марте 1584 года умирает Иван Грозный. На российский престол восходит сын Ивана Грозного Федор Иванович. Умственная и физическая слабость нового царя не позволяла ему быть самостоятельной политической фигурой в российском государстве. Вокруг трона разгорелась жестокая борьба между политическими кланами за влияние при царском дворе. Бельские, Шуйские, Мстиславские - вот лишь неполный перечень претендентов на первые роли в государстве. В ход шли самые разнообразные средства - от ссылки до убийств своих противников. Самым удачливым в этой борьбе оказался зять известного опричника Малюты Скуратова и шурин царя Федора- Борис Федорович Годунов. Он происходил из старинного боярского рода Сабуровых и выдвинулся в государственной иерархии в годы опричнины. Годунов был талантливым политическим деятелем, показал себя дальновидным, расчетливым и ловким политиком.

Смутное время

Очень скоро, расправившись со своими соперниками, Борис Годунов превращается в фактического правителя государства. Для укрепления своего положения, он окружает себя преданными и верными людьми. К концу царствования Федора в ключевых государственных органах главенствовали те, кто был обязан своим выдвижением Годунову. Это обстоятельство, а также загадочная смерть в 1591г. в Угличе брата царя царевича Дмитрия, предопределили избрание в 1598г., после смерти бездетного Федора, Земским собором Бориса Годунова царем. Напомним, что со смертью Федора Ивановича пресеклась династия Рюриковичей.

После смерти Ивана Грозного перед русским правительством стоял ряд внутриполитических и внешнеполитических задач. Среди них первое место занимали проблемы стабилизации экономической жизни и упорядочения социальных отношений. От их решения зависела военная мощь и финансовое благополучие государства. Подорванное непомерными налогами и опричниной, крестьянское хозяйство бедствовало, крестьяне искали лучшей доли на окраинах государства. Запустение земель пагубно сказывалось на поместном хозяйстве и связанной с этим исправностью служилого сословия. Сужалась налоговая база государства, основой которой являлось все тоже крестьянское хозяйство. Зрело социальное недовольство, охватившее широкие слои российского общества. Такое положение не могло не вызывать опасений у правительства. Выход из этой ситуации был найден в прикреплении крестьян к земле. О запрещении крестьянских переходов нет достоверных сведений, но изданный в 1597г. указ об «урочных летах», закрепивший пятилетний срок исковой давности по тяжбам о возвращении беглых крестьян, исходит уже из прикрепления крестьян к земле. В это же время усиливается зависимость холопов. Данные мероприятия были призваны поддержать служилое землевладение и тем самым укрепить социальную опору власти.

В этот период активно развиваются города, улучшается положение посадского населения. Правительство, заинтересованное в городах как крупнейших налогоплательщиках, оказывает им всяческое покровительство.

Одним из важнейших результатов деятельности Бориса Годунова стало учреждение в 1598г. патриаршества. Русская православная церковь обрела юридическую независимость, повышался ее статус, укреплялся авторитет.

Во внешнеполитической деятельности правительство Годунова стремилось к поддержанию мирных отношений с соседями. Продлевается перемирие с Польшей, развиваются отношения с Кавказом и Средней Азией. Умело организуется оборона южных рубежей. Успехом завершается война со Швецией (1590-1593), в результате которой Россия вернула себе Ивангород, Ям и другие города.

Итогом деятельности русского правительства стал, начавшийся в 90-х годах, экономический подъем. Однако благополучие длилось недолго. В ХVII век Россия вступила несколькими неурожайными годами. Государство было охвачено социально-экономическим и политическим кризисом. Надвигалась Смута.

Хозяйственная разруха; опустошение целых областей (по некоторым данным, население Новгородской земли в 60-70-е гг. сократилось в пять раз); уничтожение механизмов управления государством и людей, способных приводить в движение эти механизмы; массовое бегство крестьян, холопов, обедневших дворян на окраины государства; посеянный в душах подданных страх перед властью; ослабление внешнеполитических позиций Московского государства - таковы были непосредственные итоги царствования Ивана Грозного, завершившегося в 1584г. Основной политический вопрос того времени: кто и как будет управлять государством, которое уже перестало быть собранием разрозненных областей, земель и уделов, но еще не превратилось в органическое целое, - вопрос этот остался открытым.

Война царя с собственными подданными (часть которых поддерживала монарха - чаще всего из страха или желания выслужиться, реже по долгу) могла закончиться только поражением обеих сторон. Реальной силы, угрожавшей самовластию московского государя, в конце XVI века не существовало, но господство над обнищавшими и запуганными подданными было достигнуто почти исключительно насилием, отдалившим власть от общества и подорвавшим доверие к этой власти. Доверие во многом держалось на представлениях о строгом, но справедливом царе и на обоюдной готовности монарха и подданных соблюдать традиции. Нарушив «старину», грубо поправ казавшиеся безусловными законы, растеряв во время опричнины, достигнутое в ходе реформ 1550-х гг., государственная власть обрекала себя на нестабильность.

Дестабилизации обстановки способствовал и династический кризис. Ивану IV наследовал его сын Федор (1584-1598), человек набожный и справедливый, но малоспособный к решению государственных дел. От имени царя правил его шурин (брат жены) Борис Годунов. Федор умер бездетным; младший его брат, малолетний Дмитрий, сын Ивана IV от пятого брата (с точки зрения тогдашних законов такой брак считался, по меньшей мере, сомнительным), погиб в 1591г. И хотя молва считала Годунова виновником его гибели, источники не дают однозначного ответа на вопрос о причине гибели царевича. Таким образом, династия потомков Ивана Калиты пресеклась.

В 1598г. после смерти бездетного Федора Иоановича Земский собор избрал царем Бориса Годунова.

Годунов, безусловно, был крупным государственным деятелем, талантливым политиком, осторожным и настойчивым. Он впервые предпринял попытку ликвидировать культурное отставание России от Запада. Для этого Годунов широко раскрыл двери иностранным специалистам. Другим его беспрецедентным шагом была отправка на учебу за границу группы дворянских детей. В 1589г. в России было учреждено патриаршество. Это было крупным событием, укрепившем престиж и духовную независимость страны. Ему удалось не только стабилизировать внешнеполитическое положение России, но и возвратить - в результате войны со Швецией 1590-1593 гг. - Иван-город, Ям, Копорье и Корелу.

Однако важнейшей задачей царя Бориса стало преодоление двух тяжелейших последствий опричнины - экономического кризиса и разобщенности, противоречий среди господствующего класса. Его положение осложнялось тем, что в глазах части знати (да и не только ее) он так и не обрел необходимого признания легитимности своего восхождения. Широкое хождение получили слухи о его причастности к гибели царевича Дмитрия. Поэтому Годунов вынужден был постоянно вести изматывающую борьбу за сохранение и укрепление собственной власти. Тяжелое экономическое положение также не оставляло ему простора для маневра, и он продолжал тактику закрепощения крестьян. По-видимому, в 1592-1593 гг. был издан указ, запрещавший навсегда крестьянам по всей стране переходить к новым хозяевам. Указ об урочных летах (1597) вводил 5-летний срок сыска беглых крестьян. Он уже определенно исходил из прикрепления крестьян к земле. В результате неурожайных лет 1601-1602 гг. в стране разразился страшный голод. Он продолжался 3 года и был усугублен варварской и циничной спекуляцией зерном. Все попытки царя поправить ситуацию с помощью раздачи денег, бесплатного хлеба и организации общественных работ к успеху не привели. Только в Москве умерло 127 тыс. человек.

Голод привел к взрыву социального недовольства и падению престижа Годунова. В 1603г. началось мощное восстание холопов, охватившее центральные уезды. Восстание было подавлено. Но ситуация в стране не стабилизировалась.

Еще в 1601г. в Речи Посполитой появился беглый Григорий Отрепьев - бывший холоп бояр Романовых, выдававший себя за чудесно спасшегося царевича Дмитрия (скорее всего, к этой роли он был подготовлен Романовыми). Перейдя в католичество и посулив польскому королю Сигизмунду III Смоленск и Чернигово-Северскую землю, воеводе Ю. Мнишеку (в дочь которого, Марину, Отрепьев влюбился) - Псков и Новгород, он сумел получить право набрать в Польше добровольцев для похода на Москву. В 1604 году с четырьмя тысячами поляков, русских дворян-эмигрантов, запорожских и донских казаков Лжедмитрий переправился через Днепр. Он выбрал окольный путь к Москве, так как на юго-западных окраинах государства начиналось мощное крестьянское восстание, и Лжедмитрий получил здесь необходимое подкрепление и припасы.

Войско самозванного царевича росло; к претенденту на престол охотно примыкали недовольные или обиженные царем Борисом, искатели приключений, не получившие причитавшегося им жалованья служилые люди, стрельцы да пушкари, мелкопоместные дворяне, крестьяне, казаки, неприкаянные холопы, которых их хозяева в голодные годы отпускали на волю, лишая тем самым надежного источника существования. Нередко на сторону Лжедмитрия переходили и отряды правительственных войск. С каждым новым успехом число сторонников мнимого царевича увеличивалось и в Москве - не только среди горожан, но и в ближайшем окружении Годунова.

Понятно, что многие оппозиционные бояре готовы были признать претендента законным царем из соображений политических; однако подавляющее большинство приверженцев Лжедмитрия искренне верили в историю о чудесном спасении; во всяком случае, права на трон самозванца казались не более спорными, чем права Годунова. Непопулярность последнего оказалась, пожалуй, решающим фактором, способствовавшим воцарению Лжедмитрия.

Помогла самозванцу и неожиданная смерть Бориса Годунова (апрель 1605 года); Москва и войско присягнули Федору Борисовичу Годунову, но без особого рвения исполняли связанные с присягой обязательства. Уже в мае многие местные воеводы признали самозванца законным царем; их примеру последовала большая часть правительственной армии. После некоторых колебаний изменили Федору Годунову и московские бояре (этому способствовали антигодуновские настроения большинства столичных купцов и посадских людей). 20 июня 1605г. состоялся торжественный въезд Лжедмитрия в Москву. Еще до этого были убиты почти все родственники царя Бориса, в том числе и наследовавший ему сын Федор, а также некоторые из сохранивших верность прежней присяге; патриарх Иов был сослан. Самозванец приступил к управлению государством.

Однако, несмотря на некоторые сильные личные качества и определенную популярность среди войск и населения, укрепиться Лжедмитрию на престоле не удалось. Он не сумел заручиться поддержкой ни одной из реальных социально-политических сил. Из чувства самосохранения, а возможно и патриотизма свои польские авансы (обещания отдать Псков, Новгород, Смоленск) самозванец возвращать не хотел. Более того, приняв в Польше католичество, он не разрешил строить на Руси католические храмы. Желая привлечь на свою сторону русское дворянство, Лжедмитрий раздавал земли и деньги, но их резервы оказались не беспредельны. Не решился он восстановить и Юрьев день, чего так ждали крестьяне. Православная церковь относилась к царю-католику настороженно, отказывая ему в кредитах и доверии. Бесчинства поляков в Москве вызывали острое недовольство посадских и служилых людей. В результате боярского заговора и восстания москвичей, 17 мая 1606г., Лжедмитрий I был убит.

Импровизированный Земский собор, наскоро собранный боярами, выбрал на царство В.И. Шуйского (1606-1610 гг.), заслужившего репутацию «боярского царя». Вступая на престол, Шуйский письменно зафиксировал свои обязательства перед боярской аристократией: во-первых, наиболее важные судебные дела царь должен был теперь рассматривать только совместно с Думой; во-вторых, монарх отказался от традиционного права подвергать опале бояр и своих приближенных, руководствуясь только собственным желанием. Было ограничено и произвольное распоряжение имуществом подданных: царь мог конфисковать вотчины преступника, но не его родни. Однако эти принципиальные договоренности Шуйский частенько игнорировал. Политические склоки в российских «верхах» также не способствовали нормализации обстановки.

Крестьянство продолжало активные выступления против крепостничества и ухудшения своего положения. Часть феодальной знати, поддержавшая Лжедмитрия I, была недовольна избранием на царство Шуйского, опасаясь репрессий. Население юго-западных окраин, освобожденное самозванцем от налогов на 10 лет, протестовало против их восстановления. Летом 1606г. во главе так называемой крестьянской войны встал И. Болотников (возможно разорившийся дворянин), называвший себя «воеводой царя Дмитрия Иоанновича». На начальном этапе похода Лждемитрия он принимал активное участие в нем. Осенью 1606г. войска Болотникова осадили Москву и больше месяца пытались взять ее. Однако в ноябре дворянские отряды под руководством П. Ляпунова и И. Пашкова, примкнувшие к восставшим, перешли на сторону Шуйского, а осенью 1607г. царским войскам удалось окончательно разгромить Болотникова.

Подавление крестьянской войны мало что изменило в стране. Правительство В. Шуйского пыталось лавировать, с одной стороны, улучшая положение холопов, с другой - устанавливая 15-летний срок сыска беглых крестьян. Маневры «верхов» привели к тому, что ими оставались недовольны и помещики и крестьяне. Неудивительно, что в 1607г. на Брянщине появился молодой человек, объявивший себя спасшимся царем Дмитрием. В отличие от первого самозванца, с самого начала Лжедмитрий II был ставленником польских феодалов. Не успев соединиться с Болотниковым, он тем не менее сумел набрать силы как в Польше, так и в России и в 1608г. двинулся к столице.

Дойдя до Москвы, самозванец засел в Тушине, где начала действовать Боярская дума и свой «патриарх» - ростовский митрополит Филарет (Федор Романов). Главную роль в тушинском лагере играли отряды шляхтичей из Речи Посполитой (Лисовского, Ружинского, Сапеги), занимавшиеся разбоем и грабежами по всей стране. Они безуспешно пытались в течение 16 месяцев захватить сильную крепость - Троице-Сергиев монастырь.

В феврале 1609г. правительство Шуйского заключило договор о союзе со Швецией, надеясь на ее помощь в борьбе с тушинцами. Однако шведы сразу же попытались захватить Новгород. В то же время этот договор дал повод Польше для начала открытой интервенции. 17 июля 1610г. московские бояре свергли Шуйского, вынудив его постричься в монахи. Участники заговора обещали выбрать царя позднее, а пока в Москве стали править 7 бояр - «семибоярщина». Напуганные размахом крестьянского движения и ростом анархии в стране, московские бояре, несмотря на протесты патриарха Гермогена, заключили договор с польским королевичем Владиславом о «призвании его на царство». В договоре повторялась присяга Шуйского, но оставался неясным вопрос о переходе Владислава в православие. На основании этого договора польские войска вошли в Москву и наместник Владислава (тому исполнилось лишь 15 лет) А. Гонсевский стал распоряжаться в стране.

Иностранный гнет не устраивал ни крестьянство и посадских людей, ни дворянство с духовенством. В стране назревала идея всенародного ополчения для спасения России. Первое из них сформировалось в начале 1617 года в Рязани под руководством П. Ляпунова. К нему присоединились казаки, служилые и посадские люди из других городов.

В марте ополчение осадило Москву, но освободить ее не смогло, захватив лишь Белый город. Более того, летом того же года оно фактически распалось из-за разногласий между дворянами и казаками. Положение же страны все больше ухудшалось: поляки после 624-дневной осады захватили Смоленск, шведы - Новгород. В этой ситуации в Нижнем Новгороде по инициативе купца Козьмы Минина создается второе ополчение, военное руководство которым поручается князю Дмитрию Пожарскому. В августе 1613г. в Москве собрался на редкость многолюдный (около 700 человек) Земский собор, в котором принимали участие выборные от бояр, дворян, духовенства, посадских людей, казаков, стрельцов и, видимо, черносошных людей крестьян. После долгого обсуждения наиболее приемлемой для всех собравшихся стала кандидатура 16-летнего Михаила Федоровича Романова (1613-1645), сына патриарха Филарета. Дело в том, что семейство Романовых устраивало все слои тогдашнего русского общества. Они были своими для родовитого дворянства, для людей, связанных с опричниной Ивана Грозного, и в то же время - для лиц, пострадавших от опричнины: Романовы не были особо замешаны в терроре 1570-х годов. Наконец, долгое пребывание Филарета в Тушине рождало иллюзии о «справедливой» власти в казачестве и крестьянстве. Да и сторонники польского варианта могли не беспокоиться, ведь делегацию на переговорах с Владиславом возглавлял все тот же вездесущий Филарет.

В живых. Осталась в живых и жена Лжедмитрия Мария Мнишек, спасенная русскими боярами. Так окончилась судьба Лжедмитрия безродного инока, взошедшего на Российский престол, но «Смутное» время и бедствия на Руси еще не закончились. 1.3. Василий Шуйский и социальная смута. Смелый обличитель самозванца, глава народного восстания, князь из рода Рюрика, владимира Мономаха, Александра Невского, ...

По 1613 годы, ознаменованного стихийными бедствиями, польско - шведской интервенцией, тяжелейшим политическим, экономическим, государственным и социальным кризисом. Смутное время - глубокий духовный, экономический, социальный, и внешнеполитический кризис, постигший Россию в конце XVI - начале XVII веков. Династический кризис вызвал растерянность в народе, а в верхних слоях знати возбудил хищные...

Вначале XVII века в России произошли события, названные современниками Смутой. Такое название было дано не случайно. В стране в то время развернулась настоящая гражданская война, осложненная вмешательством польских и шведских феодалов.

Началась Смута в царствование царя Бориса Годунова (1598 -1605 гг.), а приступила к завершению в 1613 г., когда на престол был избран Михаил Романов. Великие смуты, будь то в Англии, Франции, Нидерландах, Китае или других странах описаны и исследованы очень подробно. Если отбросить временную и национальную палитру и специфику, то остаётся один и тот же сценарий, как будто они все были сотворены под копирку.

1. а) - В первом акте этой трагедии разворачивается беспощадная борьба за власть между различными группировками аристократии и олигархии.
б) - Параллельно происходит великая контузия умов значительной части образованных классов и в их мозгах поселяется великий бедлам. Называться этот бедлам может по-разному. Например Церковная Реформация, Просвещение, Возрождение, Социализм, Борьба за независимость, Демократизация, Ускорение, Перестройка, Модернизация или иначе, неважно. По любому это контузия. Великий русский аналитик и беспощадный препаратор российской действительности Ф.М. Достоевский называл это явление по-своему - «бесовщиной».

в) - Одновременно «доброжелатели» от сопредельных геополитических соперников начинают спонсировать и поддерживать беглых олигархов и чиновников, а также творцов новых и ниспровергателей старых устоев и «задающие генераторы» наиболее разрушительных, иррациональных и контрпродуктивных идей. Идёт создание и накопление тлетворной энтропии в обществе. Многим экспертам хочется в смутах видеть исключительно иностранный заказ и факты во многом указывают на это. Известно, что смута в испанских Нидерландах, жуткая европейская Реформация и Великая Французская революция - это английские проекты, борьба за независимость североамериканских колоний - это французский проект, а Наполеона Бонапарта совершенно обоснованно считают крёстным отцом всей латиноамериканской независимости. Не сокруши он испанскую и португальскую метрополии, не произведи массированную эмиссию революционеров в их колонии, независимость Латинская Америка получила бы не раньше, чем Азия и Африка. Но абсолютизировать этот фактор - это наводить тень на плетень. Без веских внутренних причин Смут не бывает.

2. Однако первый акт этой трагедии может продолжаться десятилетия и не иметь никаких последствий. Для перехода ко второму акту пьесы нужен хороший повод. Поводом может быть что угодно. Неудачная или затянувшаяся война, голод, неурожай, экономический кризис, эпидемия, стихийное бедствие, природная катастрофа, прекращение династии, появление самозванца, попытка переворота, убийство авторитетного лидера, подтасовка на выборах, увеличение налогов, отмена льгот и т.п. Дровишки уже подготовлены, нужно лишь поднести бумагу и чиркнуть спички. Если власть комолая, а оппозиция расторопная, то она непременно воспользуется подвернувшимся поводом и совершит переворот, который потом назовут революцией.

3. Если конструктивная часть оппозиции в ходе переворота обуздает разрушительную часть, то на втором акте всё и кончится (как это случилось в 1991 году). Но часто происходит всё наоборот и начинается кровопролитная гражданская война с чудовищными жертвами и последствиями для государства и народа. А очень часто всё это сопровождается и отягощается иностранной военной интервенцией. Великие смуты тем и отличаются от прочих, что имеют все три акта, а иногда и больше и затягиваются на десятилетия. Не исключение и Русская смута начала XVII века. В течение 1598-1614 годов страну потрясли многочисленные восстания, бунты, заговоры, перевороты, мятежи, ее терзали авантюристы, интервенты, проходимцы и разбойники. Казачий историк А.А. Гордеев насчитывал в этой смуте четыре периода.

1. Династическая борьба бояр с Годуновым 1598-1604 годы.
2. Борьба Годунова с Димитрием, окончившаяся гибелью Годуновых и Димитрия 1604-1606 г.
3. Борьба низов против боярского правления 1606-1609 г.
4. Борьба против внешних сил, захвативших власть в Московской Руси.

Историк Соловьёв видел причину Смуты в «дурном нравственном состоянии общества и слишком развитом казачестве». Не споря с классиком по существу, следует заметить, что казаки в первом периоде не приняли ровным счётом никакого участия, а присоединились к Смуте вместе с Димитрием в 1604 году. Поэтому многолетняя подковёрная борьба между боярами и Годуновым в данной статье не рассматривается, как не имеющая отношение к её теме. Многие видные историки видят причины Смуты в политике Речи Посполитой и Католической Римской курии. И действительно, вначале XVII в. некий человек, выдававший себя за чудом спасшегося царевича Дмитрия (наиболее устоявшаяся версия, что это был беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев), объявился именно в Польше, побывав предварительно у запорожских казаков и научившись у них военному делу. В Польше этот Лжедмитрий впервые и заявил князю Адаму Вишневецкому о своих претензиях на русский престол.

Объективно Польша была заинтересована в Смуте, а казаки недовольны Годуновым, но если бы причины крылись только в этих силах, то для свержения законной царской власти они были ничтожны. Король и польские политики сочувствовали нарождавшейся Смуте, но от открытого вмешательства до поры воздерживались. Положение Польши было далеко не благоприятным, она находилась в затяжной войне со Швецией и не могла идти на риск войны ещё и с Россией. По-настоящему замысел Смуты находился в руках русско-литовской части аристократии Речи Посполитой, к которой примыкала аристократия Ливонская. В составе этой аристократии было много вельмож «бежавших от гнева Грозного». Три фамилии западнорусских олигархов были главными зачинщиками и организаторами этой интриги: белорусский католик и минский воевода князь Мнишек, недавно изменившие православию белорусские (тогда их называли литвины) магнаты Сапеги и, вставшая на путь ополячивания, семья украинских магнатов князей Вишневецких. Центром заговора был замок Самбор князя Мнишека. Там происходило формирование добровольных дружин, устраивались пышные балы, на которые приглашалась беглая московская знать и происходило опознование «законного» наследника московского престола. Вокруг Димитрия образовалась придворная аристократия. Но в этом окружении в его действительное царское происхождение верило только одно лицо - это он сам. Аристократии он нужен был лишь для свержения Годунова. Но какие бы силы не принимали участие в зарождавшейся смуте, она не имела бы таких катастрофических и разрушительных последствий, если бы в русском обществе и народе не имелись очень глубокие корни недовольства, вызванные политикой и правлением Бориса Годунова. Многие современники и потомки отмечали ум и даже мудрость царя Бориса. Так не любивший Годунова князь Катырев-Ростовский писал тем не менее: «Муж зело чуден, в рассуждении ума доволен и сладкоречив, вельми благоверен и нищелюбив и строителен зело...» и т.д. Подобные мнения звучат иногда и сегодня. Но с этим никак невозможно согласиться. Классическое отделение умных от мудрых гласит: «Умный человек весьма достойно выходит из всех неприятных ситуаций, в которые попадает, а мудрый... в эти неприятные ситуации попросту не попадает». Годунов же был автором или соавтором многих засад и западней, которые умело строил своим противникам и в которые потом успешно сам и попадал. Так что на мудрого он никак не тянет. Да и на умного тоже. На многие вызовы своего времени он ответил мерами, которые привели к ненависти широких слоёв общества, как в его адрес, так и в адрес царской власти. Невиданная доселе дискредитация царской власти привела к катастрофической Смуте, несмываемая вина за которую лежит на царе Борисе. Однако всё по порядку.

1. Царь Борис очень любил внешние эффекты, показуху и бутафорию. Но идейная пустота, образовавшаяся в сознании народа вокруг не царского происхождения Годунова, неправедно занявшего престол, не могла быть заполнена никакими внешними формами, атрибутами и его личными качествами. В народе твёрдо укоренилась уверенность, что занятие престола достигнуто им корыстным путём и что бы он ни делал, в том числе для блага народа, народ видел в этом лишь корыстное стремление его укрепить за собой трон московских царей. Молва, существовавшая в народе, Борису была известна. Для прекращения враждебных слухов широко стали применяться доносы, много народа оговорили и полилась кровь. Но народная молва кровью не заливалась, чем больше лилось крови, тем шире распространялись враждебные Борису слухи. Слухи вызывали новые доносы. Доносили друг на друга и недруга, священники на пономарей, игумены на епископов, холопы на господ, жёны на мужей, дети на отцов и наоборот. Доносы превратились в общественную заразу, а доносчики щедро поощрялись Годуновым за счёт положения, чинов и имущества репрессированных. Это поощрение произвело страшное действие. Моральное падение коснулось всех слоёв общества, представители знатнейших родов, князья, потомки Рюрика доносили друг на друга. Вот в этом «дурном нравственном состоянии общества...» историк Соловьёв и видел причину Смуты.

2. В Московской Руси землевладение до Годунова было поместным, но не полюдным, и крестьяне, работавшие на земле, могли ежегодно весной в Юрьев день, покидать землевладельца. После овладения Волгой народ двинулся на новые просторы и оставил старые земли без рабочих рук. Чтобы прекратить уход, Годунов издал указ запрещавший крестьянам покидать прежних владельцев и прикрепил крестьян к земле. Тогда и родилась поговорка: «Вот тебе бабушка и Юрьев День». Более того 24 ноября 1597 года был издан указ об «урочных летах», согласно которому крестьяне, бежавшие от господ «до нынешнего... году за пять лет» подлежали сыску, суду и возвращению «назад, где кто жил». Этими указами Годунов вызвал к себе лютую ненависть всей крестьянской массы.

3. Казалось, сама природа восстала против власти Годунова. В 1601 г. летом шли долгие дожди, а затем грянули ранние морозы и, по словам современника, «поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех». В следующем году неурожай повторился. В стране начался голод, продолжавшийся три года. Цена хлеба увеличилась в 100 раз. Борис запрещал продавать хлеб дороже определённого предела, даже прибегая к преследованиям тех, кто взвинчивал цены, но успеха не добился. В 1601-1602 гг. Годунов пошёл даже на временное восстановление Юрьева дня. Массовый голод и недовольство установлением «урочных лет» стали причиной крупного восстания под руководством Хлопка в 1602-1603 годах, предвестника Смуты.

4. Откровенно враждебное отношение к Годунову было и со стороны казаков. Он грубо вмешивался в их внутреннюю жизнь и постоянно грозил им уничтожением. Казаки не видели в этих репрессивных мерах государственной целесообразности, а только требования «плохого царя не царского корня» и постепенно вступали на путь борьбы против «ненастоящего» царя. Первые сведения о царевиче Димитрии Годунов получил именно от казаков. В 1604 году казаки захватили на Волге Семёна Годунова, ехавшего с поручением в Астрахань, но опознав важную персону, отпустили его, но с наказом: «Объяви Борису, что мы скоро будем к нему с царевичем Димитрием». Зная враждебное отношение юго-восточных казаков (донских, волжских, яицких, терских) к Годунову, Самозванец послал своего гонца с грамотой, чтобы они прислали к нему послов. Получив грамоту, донские казаки отправили к нему послов с атаманами Иваном Корелой и Михаилом Межаковым. Возвратясь на Дон посланцы удостоверили, что Димитрий действительно царевич. Донцы сели на коней и двинулись на помощь Димитрию, первоначально в количестве 2000 человек. Так началось казачье движение против Годунова.

Но не только враждебные чувства были к Борису - он нашёл верную опору среди значительной части служащих и купечества. Он слыл поклонником всего иноземного и при нём было много иностранцев, а в угоду царю «многие старые мужи брады свои состризаху...». Это импонировало некоторой части образованных слоёв общества и поселило в душах многих из них тлетворный вирус низкопоклонства, лести и преклонения перед иноземщиной, этот непременный и заразный спутник всякой смуты. Годунов, как и Грозный, стремился к образованию среднего класса, служилого и купеческого, и в нём хотел иметь опору трона. Но даже ныне роль и значение этого класса сильно преувеличена, прежде всего, вследствие самомнения самого этого класса. А в ту пору класс этот был ещё в зародыше и не мог противостоять враждебно настроенным к Годунову классам аристократии и крестьянства.

В Польше также происходили благоприятные для Самозванца изменения. В этой стране королевская власть постоянно находилась под угрозой мятежа региональных магнатов и всегда стремилась канализировать мятежный дух регионалов в направлениях противоположных Кракову и Варшаве. Канцлер Замойский по-прежнему считал затею Мнишека с Димитрием опасной авантюрой и не поддерживал её. Но король Сигизмунд под влиянием и по ходатайству Вишневецких и Сапег, после долгих проволочек, дал приватную аудиенцию Димитрию и Мнишеку и благословил их на борьбу за московский престол... в порядке частной инициативы. Впрочем, пообещал денег, которых впрочем, так и не дал.

После представления королю Димитрий и Мнишек возвратились в Самбор и в апреле 1604 года приступили к подготовке похода. Силы, собранные в Самборе, составили около полутора тысяч человек и с ними Димитрий двинулся в сторону Киева. Около Киева к нему присоединились 2000 донских казаков и с этими войсками, осенью он вступил в пределы московских владений. Одновременно со стороны Дона 8000 донских, волжских и терских казаков пошли на север «крымской» дорогой. Вступив в московские земли, Димитрий в первых городах встречал народное сочувствие и города переходили на его сторону без сопротивления. Однако Новгород-Северский, занятый стрельцами Басманова, оказал сопротивление и остановил движение Самозванца на север. В Москве стали собирать войска, которые были поручены князю Мстиславскому. Было собрано рати 40 тысяч человек против 15 тысяч у Самозванца. Димитрий принуждён был отступить и в Москве это было воспринято как сильное поражение врага. Действительно положение мятежников принимало плохой оборот. Сапега писал Мнишеку, что в Варшаве смотрят дурно на его предприятие и советуют ему возвратиться. Мнишек по требованию Сейма стал собираться в Польшу, войска стали требовать деньги, но у него их не было. Многие разбежались и у Димитрия осталось не более 1500 человек, которые вместо Мнишека избрали гетманом Дворжицкого. Димитрий уехал в Севск. Но в это же время продолжалось стремительное и исключительно успешное движение на Москву казаков на востоке, города сдавались без сопротивления. Пали Путивль, Рыльск, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж. Разбросанные по городам стрелецкие полки не оказывали сопротивление казакам, так как по своей сути сами продолжали оставаться казаками. Смута показала, что стрелецкие полки в ходе анархии превратились в войска казаков и под своим прежним названием участвовали в наступившей гражданской войне «всех со всеми» с различных сторон. В Севск к Димитрию прибыли 12 тысяч запорожских казаков, прежде не принимавших участия в движении. Получив поддержку, Димитрий двинулся на восток на соединение с юго-восточными казаками. Но в январе 1605 года царские войска разгромили Самозванца. Запорожцы бежали в Украину, Димитрий в Путивль. Он решил отказаться от борьбы и возвратиться в Польшу. Но к нему прибыли 4 тысячи донских казаков и убедили его продолжить борьбу. В то же время донцы продолжали брать города на востоке. Кромы были заняты отрядом донских казаков в 600 человек с атаманом Корелой во главе. После январской победы воеводы Годунова отошли к Рыльску и были в бездействии, однако побуждаемые царём двинулись к Кромам с большой ратью во главе с боярами Шуйскими, Милославскими, Голицыными. Осада Кром была заключительным актом борьбы Годунова с Димитрием и закончилась переломом в психологии боярства и войск в пользу Димитрия. Осада Кром 80 000 армией при 600 защитниках казаках во главе с атаманом Корелой продолжалась около 2-х месяцев. Современники удивлялись подвигам казаков и «делами бояр подобных смеху». Осаждавшие проявляли такую небрежность, что в Кромы, к осаждённым, среди бела дня с обозом вошло подкрепление из 4000 казаков. В армии осаждавших начались болезни и смертность, а 13 апреля самого царя Бориса хватил удар и через 2 часа он умер. После его смерти Москва спокойно присягнула Фёдору Годунову, его матери и семье. Первым их шагом было смена командования в армии. Прибыв на фронт, новый командующий воевода Басманов увидел, что большинство бояр не желают Годуновых и если ему противиться общему настроению, значит идти на верную смерть. Он присоединился к Голицыным и Салтыковым и объявил войску, что Димитрий настоящий царевич. Полки без сопротивления провозгласили его царём. Армия двинулась на Орёл, туда же направился Самозванец. В Москву он непрерывно засылал гонцов для возбуждения народа. Князь Шуйский объявил собравшейся у Кремля толпе, что царевич был спасён от убийц, а вместо него схоронили другого. Толпа ворвалась в Кремль.... С Годуновыми было покончено. Димитрий находился в это время в Туле и после переворота туда съехалась знать из Москвы, спешившая заявить свою преданность. Прибыл и атаман донских казаков Смага Чесменский, который был допущен на приём с явным предпочтением другим. 20 июня 1605 года Димитрий торжественно въехал в Москву. Впереди всех шли поляки, потом стрельцы, потом боярские дружины, потом царь в сопровождении казаков. 30 июня 1605 года в Успенском соборе было совершено венчание на царство. Новый царь щедро наградил казаков и распустил их по домам. Так закончилась борьба Годунова с Самозванцем. Годунов потерпел поражение не в силу недостатка войск или проигранных сражений, все материальные возможности были на стороне Годунова, а исключительно из-за психологического состояния народных масс. Годунов предпринимал меры морального воздействия на народ, но все они были крайне неудачны, ему никто не верил.

Начавшееся царствование Димитрия было необычным. Он свободно ходил по улицам, разговаривал с народом, принимал жалобы, заходил в мастерские, осматривал изделия и пушки, пробовал их качество и метко стрелял, вышел на бой с медведем и поразил его. Простота эта нравилась народу. Но во внешней политике Димитрий был сильно связан принятыми им обязательствами. Движение его было начато в Польше и оказавшие ему помощь силы имели свои цели и стремились извлечь свою выгоду. С Польшей и Римом его сильно связывали обязательства жениться на католичке Марине Мнишек, отдать ей в приданое Новгородскую и Псковскую земли, Польше уступить Новгород-Северский и Смоленск, Римской курии разрешить неограниченно строить католические храмы на Руси. Кроме того в Москве появилось много поляков. Они шумно гуляли, оскорбляли и задирали народ. Поведение поляков служило главным поводом возбуждения народного недовольства против Димитрия. 3 мая 1606 года с большим великолепием Марина Мнишек въехала в Москву, огромная свита разместилась в Кремле. 8 мая начались свадебные веселья, русские на них не допускались, за исключением малого числа приглашённых. Этим воспользовались враги Димитрия, в заговор с Шуйскими вошли Голицыны и Куракины. Через своих агентов они распускали слухи, что Димитрий «царь не настоящий», русских обычаев не соблюдает, в церковь ходит редко, бесчинствующих поляков не резонит, женится на католичке... и т.д. Недовольство политикой Димитрия стало проявляться и в Польше, так как он отступил от выполнения многих ранее взятых обязательств и исключил всякие надежды на воссоединение церквей. В ночь на 17 мая 1606 года отряды заговорщиков заняли 12 ворот Кремля и ударили в набат. Шуйский, имея в одной руке меч, а в другой крест сказал окружающим: «Во имя Божие идите на злого еретика» и толпа пошла на дворец.... Со смертью Димитрия начался третий период Смуты - поднимался народный бунт.

Заговор и убийство Димитрия были результатом исключительно деятельности боярской аристократии и произвели на народ тягостное впечатление. И уже 19 мая на Красной площади собрался народ и стал требовать: «кто убил царя?». Бояре находившиеся в заговоре, вышли на площадь и доказали народу, что Димитрий - самозванец. Собравшимися на Красной площади боярами и толпой Шуйский был избран царём и 1 июня венчался на царство. Цели Шуйского определились уже в самом начале его правления. Бояре, не участвовавшие в заговоре, были репрессированы, в стране установилась власть бояр-заговорщиков, но почти сразу же началось движение сопротивления против новой власти. Восстание против Шуйского, как и против Годунова, началось в северских городах. В Чернигове и Путивле находились ссыльные князья Шаховской и Телятевский. Шаховской начал распространять слухи, что Димитрий жив и подыскал личность схожую с ним. Новый самозванец (некий Молчанов) уехал в Польшу и поселился в замке Самбор у мачехи Марины Мнишек. Расправа в Москве с поляками и взятие в заложники более 500 человек вместе с Мариной и Ежи Мнишеками вызвало сильное раздражение в Польше. Но в стране шёл очередной мятеж, «рокош» и хотя он вскоре был подавлен, ввязываться в новый московский мятеж у короля не было никакого желания. Появление нового Димитрия напугало и Шуйского и он отправил в северские земли войска. Однако новый Лжедмитрий не торопился на войну и продолжал жить в Самборе. К нему явился Иван Болотников, бывший холоп князя Телятевского. Он ещё юношей был взят в плен татарами и продан в Турцию. Будучи рабом на галерах он был освобождён венецианцами и направлялся в Россию. Проезжая Польшу он познакомился с самозванцем, очаровался новым Димитрием и был им направлен воеводой в Путивль к Шаховскому. Появление сладкоречивого и энергичного Болотникова в стане мятежников дало новый толчок движению. Шаховской дал ему отряд в 12 тысяч человек и отправил в Кромы. Болотников стал действовать именем Димитрия, умело славословил его. Но в тоже время его движение стало принимать революционный характер, он открыто встал на позиции освобождения крестьян от помещиков. В исторической литературе это восстание называют первой крестьянской войной. Шуйский выслал к Кромам войско князя Трубецкого, но оно разбежалось. Путь был открыт и Болотников отправился к Москве. К нему присоединились отряды детей боярских Истомы Пашкова, рязанские дружины дворян Ляпуновых и казаки. В народе пошёл слух, что царь Димитрий на то и идёт, чтобы всё перевернуть на Руси: богатые должны обеднеть, а бедные разбогатеть. Мятеж разрастался как снежный ком. В средине октября 1606 года мятежники подошли к Москве и стали готовиться к штурму. Но революционный характер крестьянской армии Болотникова оттолкнул от неё дворян и они перешли к Шуйскому, за ними последовали дети боярские и стрельцы. Москвичи послали в стан Болотникова делегацию с требованием показать Димитрия, но его не было, что вызвало в народе недоверие в его существовании. Бунтарский дух стал спадать. 26 ноября Болотников решился на штурм, но потерпел полное поражение и отошёл к Калуге. Казаки после этого также перешли к Шуйскому и были прощены. Осада Калуги продолжалась всю зиму, но безуспешно. Болотников требовал прибытия Димитрия в войска, но тот, обеспечив себя материально, отказался от своей роли и блаженствовал в Польше. Между тем в Путивле объявился ещё один самозванец - царевич Пётр Фёдорович - мнимый сын царя Фёдора, внёсший в ряды восставших дополнительный раскол и сумятицу. Выдержав осаду в Калуге, Болотников перешёл в Тулу, где также успешно оборонялся. Но в армии Шуйского нашёлся сапёр-хитродей, который, построив плоты через реку, засыпал их землёй. Когда плоты затонули, вода в реке поднялась и пошла по улицам. Мятежники сдались на обещание Шуйского всех помиловать. Обещание он нарушил и все пленные подверглись страшной расправе, их утопили. Однако Смута на этом не кончилась, её страшный разрушительный потенциал ещё не был исчерпан, она приняла новые формы.

На юге, между тем, появился новый Лжедмитрий, под его знамёна потянулись все слои настроенные против боярства и снова активно включились казаки. В отличии от предыдущего, этот самозванец не прятался в Самборе, а немедленно прибыл на фронт. Личность второго Лжедмитрия ещё менее известна, чем других самозванцев. Первым он был признан казачьим атаманом Заруцким, затем польскими воеводами и гетманами Маховецким, Вацлавским и Тышкевичем, затем воеводой Хмелевским и князем Адамом Вишневецким. На этом этапе в Смуте активное участие приняли поляки. После подавления внутренних беспорядков, или рокоша, в Польше оказалось много лиц под угрозой мести короля и они отправились в московские земли. Пан Роман Рожинский привёл к Лжедмитрию 4000 войска, к нему присоединился отряд пана Маховецкого и 3000 запорожцев. Пана Рожинского избрали гетманом.

Ещё ранее атаман Заруцкий отправился на Волгу и привёл 5000 казаков. Шуйский к тому времени уже был ненавидим всей страной. После победы над Болотниковым он женился на молоденькой княжне, наслаждался семейной жизнью и не думал о государственных делах. Против мятежников выступило многочисленное царское войско, но оно было жестоко разбито под Болоховым. Самозванец двинулся на Москву, народ повсюду встречал его хлебом-солью и колокольным звоном. Войска Рожинского подошли к Москве, но с ходу городом овладеть не смогли. Они встали лагерем в Тушино, устроив Москве блокаду. К полякам непрерывно прибывало пополнение. С запада прибыл пан Сапега с отрядом. Южнее Москвы пан Лисовский собрал остатки разгромленной армии Болотникова и занял Коломну, потом Ярославль. Ярославского митрополита Филарета Романова отвезли в Тушино, самозванец принял его с честью и поставил патриархом. Многие бояре перебегали из Москвы к Лжедмитрию II и составили при нем целый царский двор, которым фактически руководил новый патриарх Филарет. И Заруцкий тоже получил боярский чин и командовал в войске Самозванца всеми казаками. Но казаки не только сражались с войсками Василия Шуйского. Не имея нормального снабжения, они грабили население. Многие разбойничьи шайки примыкали к силам Самозванца и объявляли себя казаками. Хотя Сапега с казаками долго и безуспешно штурмовал Троице-Сергиеву Лавру, но он сумел распространить свои отряды вплоть до Волги, а днепровские казаки бесчинствовали во владимирской земле. Всего под тушинским командованием собралось до 20 тысяч поляков с днепровцами, до 30 тысяч российских мятежников и до 15 тысяч казаков. Чтобы улучшить отношения с официальной Польшей, из Москвы на родину Шуйский отпустил заложников с охраной, включая Ежи и Марину Мнишек, но по дороге их захватили тушинцы. Договоры Москвы и Варшавы для тушинцев не имели никакого значения. Чтобы поднять престиж второго Лжедмитрия его окружение решило использовать жену первого Лжедмитрия Марину Мнишек. После некоторых препирательств, проволочек и капризов её уговорили признать нового Самозванца своим мужем Димитрием без супружеских обязанностей.

Шведский король между тем предложил Шуйскому помощь в борьбе с поляками и по договору выделил отряд в 5 тысяч человек под командой Делагарди. Отряд пополнился русскими ратниками и под общим руководством князя Скопина-Шуйского приступил к очистке северных земель и стал загонять мятежников в Тушино. По договору Москвы с Польшей Сигизмунд также должен был вывести из Тушино польские войска. Но Рожинский и Сапега не подчинялись королю и потребовали с короля за уход 1 миллион злотых. Этими событиями начался четвёртый, последний период Смуты.

Вмешательство Швеции в московские дела дало повод Польше для вступления в войну с Россией и осенью 1609 года Сигизмунд осадил Смоленск. Выступление Польши против Москвы произвело полную перегруппировку внутренних сил русского народа и изменило цели борьбы, с этого времени борьба стала принимать национально-освободительный характер. Начало войны изменило и положение «тушинцев». Сигизмунд, вступив в войну с Русью, имел целью её завоевание и занятие московского престола. Он послал в Тушино приказание польским войскам идти к Смоленску и покончить с Самозванцем. Но Рожинский, Сапега и другие увидели, что король посягает на завоёванную ими страну и отказались ему подчиниться и «ликвидировать» Самозванца. Узрев опасность, Самозванец с Мнишеками и с казаками ушёл в Калугу, но его двор во главе с Филаретом Романовым не последовал за ним. В ту пору вирус лизоблюдства и преклонения перед иноземщиной ещё не был преодолён и они обратились к Сигизмунду с предложением, чтобы он отпустил на московский престол своего сына Владислава, при условии принятия им православия. Сигизмунд согласился и к нему снарядили посольство из 42 знатных бояр. В это посольство вошли Филарет Романов и князь Голицын - один из претендентов на московский трон. Но около Смоленска посольство было захвачено войсками Шуйского и отправлено в Москву. Шуйский однако, простил тушинцев, а они «в знак благодарности» в среде боярства стали ширить и множить идею о свержении Шуйского и признании царём Владислава. Войска Скопина-Шуйского между тем приближались к Москве, поляки отошли из Тушино и осада Москвы 12 марта 1610 года окончилась. Во время празднеств в Москве по этому случаю Скопин-Шуйский неожиданно заболел и умер. Подозрение в отравлении популярного в стране военачальника пало опять на царя. Для дальнейшей борьбы с поляками большие русско-шведские силы во главе с братом царя Димитрием Шуйским были направлены под Смоленск, но на марше они были неожиданно атакованы гетманом Жолкевским и наголову разбиты. Последствия были ужасны. Остатки войск разбежались и не вернулись в Москву, шведы частью сдались полякам, частью ушли в Новгород. Москва осталась беззащитной. Шуйский был сведён с трона и насильно пострижен в монахи.

Жолкевский двинулся на Москву, туда же направились казаки Заруцкого с Самозванцем из Калуги. В Москве срочно было образовано правительство из семи бояр во главе с Мстиславским. Оно вступило в переговоры с Жолкевским о срочной присылке в Москву королевича Владислава. После достижения соглашения Москва присягнула Владиславу, а Жолкевский атаковал казаков Заруцкого и принудил их вернуться в Калугу. Вскоре Самозванец был убит своими же союзниками-татарами. Жолкевский занял Москву, а к Сигизмунду бояре снарядили новое посольство во главе с Филаретом и Голицыным. Но Сигизмунд решил, что Москва уже завоёвана его войсками и настало время стать ему самому московским царём. Жолкевский, видя такой обман и подмену, подал в отставку и уехал в Польшу, захватив с собой братьев Шуйских в качестве трофея. Сменивший его пан Гонсевский подмял семибоярщину и установил в Москве военную диктатуру. Боярское посольство, прибыв в Смоленск, также увидело обман Сигизмунда и послало тайное сообщение в Москву. На его основе патриарх Гермоген выпустил грамоту, разослал её по стране и призвал народ к ополчению против поляков. Кандидатура ортодоксального и воинствующего католика, гонителя православия, коим являлся Сигизмунд, не устраивала никого. Первыми откликнулись рязанцы во главе с Прокопием Ляпуновым, к ним присоединились стоявшие в Туле донские и волжские казаки Трубецкого и стоявшие в Калуге «новые» казаки Заруцкого. Во главе ополчения встало земское правительство, или Триумвират, состоящий из Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого. В начале 1611 года ополчение подошло к Москве. Пан Гонсевский знал о начавшемся движении и готовился к обороне, под его началом было до 30 тысяч войск.

Поляки занимали Кремль и Китай-город, защищать всю Москву они не могли и решили её выжечь. Но эта попытка привела к восстанию москвичей, что увеличило силы ополчения. А в самом ополчении начались трения между дворянами и казаками. Дворяне во главе с Ляпуновым попытались через указы земского правительства ограничить казачьи вольности. Проекты репрессивных антиказачьих указов были выкрадены агентами поляков и доставлены казакам. Ляпунов был вызван на Круг для объяснений, попытался убежать в Рязань, но был схвачен и зарублен саблями на Круге. После убийства Ляпунова большинство дворян покинули ополчение, в Москве и стране не осталось никакой русской правительственной власти, только оккупационная. Кроме политических разногласий между казаками и земством было ещё одно мешающее обстоятельство. В стане казаков при атамане Заруцком находилась Марина Мнишек, считавшая себя законно коронованной царицей, у неё был сын Иван, которого многие казаки считали законным наследником. В глазах земства это было «казачьим воровством». Казаки продолжали осаду Москвы и в сентябре 1611 года заняли Китай-город. В руках поляков оставался только Кремль, там начинался голод. Между тем Сигизмунд взял наконец штурмом Смоленск, но не имея денег для продолжения похода возвратился в Польшу. Был созван Сейм, которому были представлены знатные русские пленники, включая братьев Шуйских, Голицына, Романова, Шеина. Сейм постановил послать в Москву помощь во главе с гетманом Ходкевичем.

В октябре Ходкевич подошёл к Москве с огромным обозом и атаковал казаков, но прорваться в Кремль не смог и отошёл к Волоколамску. В это время в Пскове объявился новый самозванец и среди казаков произошёл раскол. Казаки Трубецкого покинули «казачью голытьбу» Заруцкого, признавших нового самозванца и встали отдельным лагерем, продолжая осаду Кремля. Поляки, воспользовавшись раздором, снова заняли Китай-город, а Ходкевич при помощи русских коллаборационистов переправил несколько обозов осаждённым. Нижегородское же ополчение Минина и Пожарского не торопилось к Москве. Оно дошло до Ярославля и остановилось в ожидании казанского ополчения. Пожарский решительно уклонялся от соединения с казаками - его целью было избрание царя без участия казаков. Из Ярославля вожди ополчения рассылали грамоты, призывая выборных людей от городов для избрания законного государя. Вместе с тем, они вели переписку со шведским королём и с австрийским императором, прося их наследных принцев на московский престол. В Ярославль отправился из Лавры старец Авраамий с нареканием им, что если Ходкевич раньше «...вашего к Москве придёт, то всуе труд будет и тще ваше собрание». После этого Пожарский и Минин, после основательной разведки, двинулись к Москве и встали отдельным от казаков лагерем. Прибытие второго ополчения произвело окончательный раскол среди казаков.

В июне 1612 года Заруцкий с «воровскими казаками» принуждён был бежать в Коломну, в Москве остались только донские и волжские казаки под началом князя Трубецкого. В конце лета, получив из Польши новый обоз и подкрепление, к Москве двинулся пан Ходкевич в отряде которого кроме поляков и литвинов было до 4-х тысяч днепровских казаков во главе с гетманом Ширяем. За ним шёл огромный обоз, который должен был, во что бы то ни стало прорваться в Кремль и спасти осаждённый гарнизон от голодной смерти. Ополчение Пожарского занимало позиции около Новодевичьего монастыря, казаки занимали Замоскворечье и сильно укрепили его. Главный удар Ходкевич направил против ополченцев. Бой продолжался весь день, все атаки были отбиты, но ополчение было потеснено и сильно обескровлено. К концу боя, вопреки решению Трубецкого, атаман Межаков с частью казаков атаковал поляков и предотвратил их прорыв к Кремлю. Через день гетман Ходкевич пошёл напролом вместе с возами и обозом. Главный удар на этот раз пришёлся на казаков. Бой был «зело великий и преужасный...». Утром запорожская пехота мощной атакой выбила казаков из передних рвов, но понеся огромные потери дальше продвинуться не смогла. В полдень умелым манёвром казаки отрезали и захватили большую часть обоза. Ходкевич понял, что всё проиграно. Цель, для которой он пришёл, не достигнута. Литовцы с частью обоза отошли из Москвы, прорвавшиеся в Кремль без обоза польские гусары только усугубили положение осаждённых. Победа над Ходкевичем примирила Пожарского с Трубецким, но ненадолго. Это произошло потому, что в ополчении дворяне получали хорошее жалованье, казаки ничего. В стан казаков прибыл, возвратившийся из ссылки, старый заводчик смут князь Шаховской и стал возмущать казаков против ополчения. Казаки стали грозить побить и ограбить дворян.

Конфликт уладила Лавра из своих средств. 15 сентября 1612 года Пожарский предъявил полякам ультиматум, который те высокомерно отвергли. 22 октября казаки пошли на приступ, повторно отбили Китай-город и загнали поляков в Кремль. Голод в Кремле усиливался и 24 октября поляки, т.к. они не хотели сдаваться казакам, послали послов в ополчение с просьбой, чтобы ни один пленный не погиб от меча. Им было дано обещание и в тот же день из Кремля были выпущены бояре и другие русские коллаборационисты, бывшие в осаде. Казаки хотели произвести над ними расправу, но им не позволили. На другой день поляки открыли ворота, сложили оружие и ждали своей участи. Пленные были разделены между ополчением и казаками. Часть, попавшая к Пожарскому, уцелела и пошла потом на размен находившегося в Польше Великого посольства. Казаки же не выдержали и своих пленных перебили чуть не всех. Имущество пленных пошло в казну и по распоряжению Минина было направлено на оплату казаков. Для этого казакам была проведена перепись, их оказалось 11 тысяч, ополчение состояло из 3500 человек. После занятия Москвы и ухода Ходкевича центральная часть Руси была очищена от поляков. Но в южных и западных районах бродили шайки их и запорожцев. Днепровские казаки, покинувшие Ходкевича, направились на север, заняли и разграбили вологодские и двинские земли. В рязанской земле стоял Заруцкий со своей вольницей и собирал в свои отряды бродячий люд. В Москве установилась власть «Походной Думы» - казаков и боярства, перед которыми стояла важнейшая задача - избрание законного царя. Но для этого важнейшего дела московский стан представлял величайшую «неурядицу».

Знатные бояре и воеводы ссорились между собой, у казаков с земскими продолжались раздоры. В вопрос престолонаследия опять вмешалась Польша. Сигизмунд, осознав провал своих претензий, прислал грамоту, в которой извинялся и сообщал, что Владислав был не здоров и это помешало прибыть ему в Москву в надлежащее время. Сигизмунд с сыном и войском прибыл в Вязьму, но никто из московских людей не явился на поклон к ним и с наступлением холодов и падением Кремля эти кандидаты убыли в Польшу. Тлетворный вирус иноземщины медленно покидал русское тело. К декабрю 1612 года в Москве собрался первый съезд Собора, но после долгих споров и разногласий разъехался, не придя ни к какому согласию. Второй съезд в феврале также не пришёл к согласию. Вопрос об избрании государя обсуждался не только Собором, но ещё в большей степени между вооружёнными частями ополчения и казаков. Казаки, вопреки Пожарскому, не желали иметь на московском престоле иноземца. Из русских могли быть претендентами князья и бояре: Голицын, Трубецкой, Воротынский, Пожарский, Шуйский и Михаил Романов. У каждого претендента было много сторонников и непримиримых противников, а казаки настаивали на избрании молодого Михаила Федоровича Романова. После многих раздоров и драк, большинство сошлось на компромиссной фигуре Михаила Романова, который не был запятнан какими-либо связями с интервентами. Значительная роль казаков в освобождении Москвы предопределила их активное участие и решающую роль в Земском соборе 1613 года, на котором избрали царя. По легенде, казачий атаман на Соборе подал грамоту об избрании царем Михаила Романова, а поверх нее положил свою обнаженную саблю. Когда поляки узнали о выборе царём Михаила Романова, то гетман Сапега, в доме которого «в плену» жил Филарет Романов, объявил ему: «...сына твоего на престол посадили казаки». Делагарди, правивший в оккупированном шведами Новгороде, писал своему королю: «царь Михаил посажен на престол казачьими саблями». В Ипатьевский монастырь, где находилась инокиня Марфа с сыном, в марте прибыло посольство из 49 человек, в т.ч. 3 атамана, 4 есаула и 20 казаков. После некоторых колебаний, предварительных условий и уговоров 11 июля 1613 года Михаил венчался на царство. С избранием царя Смута не окончилась, а только приступила к своему завершению.

В стране не утихали мятежи и поднимались новые. Поляки, литовцы и литвины бесчинствовали на западе, днепровские казаки во главе с Сагайдачным на юге. К Заруцкому присоединились запорожцы и производили разруху не менее жестокую, чем крымцы. В канун лета 1613 года на Волге появляется жена двух Лжедмитриев Марина Мнишек, с сыном ("воренком", как называет его русская летопись). А с ней - атаман Иван Заруцкий с донскими и запорожскими казаками, вытесненными войсками Московского правительства из-под Рязани. Им удалось захватить Астрахань и убить воеводу Хворостинина. Собрав до 30 000 ратных людей - волжской вольницы, татар и ногаев Заруцкий пошел вверх по Волге на Москву. Борьбу с Заруцким и Мнишек возглавил князь Дмитрий Лопата-Пожарский. Опираясь на Казань и Самару, он отправил атамана Онисимова к волжским вольным казакам, убеждая их признать царя Михаила Федоровича Романова. В результате переговоров большая часть волжских казаков ушла от Заруцкого, изрядно подорвав его силы. Весной 1614 года Заруцкий и Мнишек рассчитывали перейти в наступление. Но приход большой рати князя Обоевского и наступление Лопаты-Пожарского заставили их самих оставить Астрахань и бежать на Яик на Медвежий остров. Оттуда они рассчитывали нанести удар на Самару. Но яицкие казаки, видя всю бесперспективность их положения, сговорившись, выдали в июне 1614 года Заруцкого и Мнишек с "воренком" московским властям. Иван Заруцкий был посажен на кол, "воренок" повешен, а Марина Мнишек вскоре умерла в тюрьме. Разгром в 1614 году "гулевого" атамана Тренеуса и ряда других мелких ватаг показал казачеству единственный для него путь - служение Русскому государству, хотя и после того рецидивы "вольницы" еще случались...

Русь выходила из Смуты, потеряв население 7 млн. человек из 14, бывших при Годунове. Тогда и родилась поговорка: «от копеечной свечи Москва сгорела». И действительно, пожар смутного времени начался от искры, взятой из очага угасшей законной династии, поднесённый к границам России лицом, до сих пор истории точно не известным. Смута, бушевавшая десятилетие и унесшая половину населения, закончилась восстановлением прерванной монархии. В борьбу «всех со всеми» были втянуты все слои населения, от князей до холопов включительно. Все хотели и стремились извлечь свои выгоды из Смуты, но в её огне все слои потерпели поражение и понесли огромные убытки и жертвы, потому что ставили себе цели исключительно личные и частные, а не общегосударственные. Не выиграли в этой борьбе и иноземцы, все иноземные пособники и спонсоры Смуты были впоследствии жестоко покараны Русью и сведены до уровня второстепенных государств Европы или уничтожены. Именно после анализа Смуты и её последствий посол Пруссии в Петербурге Отто фон Бисмарк изрёк: «Не надейтесь, что единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут - не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть».

После Смуты совершенно изменялся государственный организм и социальный быт Московского государства. Удельные князья, владетельная знать и их дружины окончательно перешли на роль служилого государственного сословия. Московская Русь превращалась в цельный организм, власть в котором принадлежала царю и думным боярам, их правление определялось формулой: «царь приказал, дума порешила». Русь вставала на тот государственный путь, которым уже шли народы многих европейских стран. Но цена за это была заплачена совершенно неадекватная.

В начале XVII в. окончательно сложился тип казака - универсального воина, одинаково способного участвовать в морских и речных набегах, сражаться на суше как в конном, так и в пешем строю, прекрасно знающего фортификационное, осадное, минное и подрывное дело. Но главным видом боевых действий тогда были морские и речные набеги. Преимущественно конными казаки стали позже при Петре I, после запрета в 1696 г. выхода в море. По своей сути казаки - это каста воинов, кшатриев (в Индии - каста воинов и царей), многие века защищавших Веру Православную и Землю русскую. Подвигами казаков Русь становилась мощной империей. Ермак преподнес Ивану Грозному Сибирское ханство. Сибирские и дальневосточные земли по рекам Обь, Енисей, Лена, Амур, также Чукотка, Камчатка, Средняя Азия, Кавказ были присоединены во многом благодаря воинской доблести казаков. Украину воссоединил с Россией казачий атаман (гетман) Богдан Хмельницкий. Но казаки нередко выступали и против центральной власти (примечательна их роль в русской Смуте, в восстаниях Разина, Булавина и Пугачёва). Много и упорно днепровские казаки бунтовали и в Речи Посполитой.

В значительной степени это объяснялось тем, что предки казаков идейно были воспитаны в Орде на законах Ясы Чингисхана, согласно которой настоящим царём мог быть только чингизид, т.е. потомок Чингисхана. Все остальные владыки, включая Рюриковичей, Гедиминовичей, Пястов, Ягеллонов, Романовых и прочих, в их глазах были недостаточно легитимны, были «царями не настоящими» и казакам морально и физически дозволялось участвовать в их свержении, воцарении, бунтах и прочей антиправительственной деятельности. А после Великой Замятни в Орде, когда в ходе усобиц и борьбы за власть были уничтожены сотни чингизидов, в том числе и казачьими саблями, и чингизиды лишились казачьего пиетета. Не следует сбрасывать со счетов и простое желание показаковать, воспользоваться слабостью власти и взять в ходе смут законный и богатый трофей. Папский посол в Сечи отец Пирлинг, немало и успешно потрудившийся, чтобы направить воинственный пыл казаков на земли еретиков московитов и османов, так писал об этом в своих воспоминаниях: «Казаки писали свою историю саблей, и не на страницах древних книг, но на полях битвы оставляло это перо свой кровавый след. Для казачества было привычным делом доставлять троны всевозможным претендентам. В Молдавии и Валахии периодически прибегали к их помощи. Для грозной вольницы Днепра и Дона было совершенно безразлично, подлинные или мнимые права принадлежат герою минуты.

Для них важно было одно - чтобы на долю их выпала хорошая добыча. А можно ли было сравнивать жалкие придунайские княжества с безграничными равнинами русской земли, полной сказочных богатств?» Однако с конца XVIII века и до Октябрьской революции, казаки безоговорочно и усердно выполняли роль защитников Российской государственности и опоры царской власти, получив от революционеров даже прозвище «царских сатрапов». Каким-то чудом царице-немке и её выдающимся вельможам, сочетанием разумных реформ и карательных акций, удалось вбить в буйную казачью голову устойчивую мысль о том, что Екатерина II и её потомки - это «настоящие» цари. Эта метаморфоза в сознании казаков, происшедшая в конце XVIII века, на самом деле казачьими историками и писателями ещё мало исследована и изучена. Но есть непреложный факт, с конца XVIII века и до Октябрьской революции казачьи бунты как рукой сняло.