Работа над первой пьесой (в марте 1914 трагедия “Владимир Маяковский” вышла отдельным изданием) утвердила поэта в необходимости продолжить творческие поиски в области крупных поэтических форм. В автобиографии “Я сам” Маяковский относит возникновение замысла нового произведения к началу 1914 года:
“Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над “Облаком в штанах””.
По свидетельству друзей-футуристов первые строчки первой главы поэмы “Облако в штанах” выросли из романтического эпизода в период футуристического турне.
В Одессе (футуристы выступали здесь 16-19 января 1914 года) Маяковский познакомился с Марией Александровной Денисовой, красивой незаурядной девушкой, захватившей его воображение. По-видимому, и Мария симпатизировала Маяковскому, но при столь мимолетном трехдневном знакомстве с гастролирующим футуристом от каких-либо решительных шагов отказалась.
Не следует преувеличивать значение этого эпизода. Но история неразделенной любви как первоначальная тема нового
крупного произведения могла возникнуть, начать складываться отсюда. Однако для осуществления замысла, неизмеримо усложнившегося в ходе творческой работы, поэту потребовалось полтора года. Жизнь вносила свои коррективы и в замысел, и в творческие планы. На начало мировой войны в августе 1914 года поэт откликнулся стихотворением “Война объявлена”, полным мрачных поэтических ассоциаций. В августе-декабре 1914 года Маяковский пишет тексты для лубочных плакатов и открыток на военные темы, публикует серию статей в газете “Новь” по вопросам войны и искусства. С февраля 1915 года начинает сотрудничать с журналом “Новый Сатирикон”, переезжает из Москвы в Петроград. К февралю 1915 года относятся первые публичные читки и первая публикация готовых отрывков новой трагедии (так сам автор первоначально определил это произведение). “Облако в штанах” было закончено в первой половине 1915 года. В предисловии ко второму бесцензурному изданию (1918) Маяковский писал:
“”Облако в штанах” считаю катехизисом современного искусства. “Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой ваш строй”, “долой вашу религию” – четыре крика четырех частей”.
Композиционно, однако, поэма не имеет столь четко выраженного поэтического разделения этих “ниспровержений” по четырем ее частям. Но вся она наглядно подтверждает справедливость сказанного Б. Пастернаком о Маяковском на вечере памяти поэта в 1933 году:
“Он как живая полнокровнейшая клеточка… человеческой культуры уже обозначал собою будущее… Его революционность есть революционность совершенно самостоятельная, порожденная не только героическими событиями, но и его типом, складом, мыслью, голосом. Революция ему снилась раньше, чем она случилась. Революционность его – революционность саморожденная, совершенно особого, я даже не боюсь сказать, индивидуалистического типа… “
Прозорливо подмеченные Пастернаком “корни и зародыши будущего” “само – рожденная революционность” многое предопределили в жизни и творчестве Маяковского.
К лету 1915 года относятся две встречи, два важнейших знакомства Маяковского. Поэт в те дни завершил поэму “Облако в штанах”. В различных аудиториях Петрограда он знакомит с новым произведением товарищей по искусству.
В первых числах июля 1915 года, по-видимому, в ответ на пожелание Маяковского, переданное через общих знакомых, пришла открытка от М. Горького:
“Буду рад видеть Вас. Если можно – приезжайте к часу, к завтраку. Всего доброго! А. Пешков”.
Поэт не замедлил воспользоваться предложением. Так на даче Горького состоялось личное знакомство писателей. В автобиографии “Я сам” Маяковский об этом важном знакомстве говорит с излишней иронией – наложились уже более поздние обстоятельства, приведшие в конце концов к разрыву этой дружбы:
“Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части “Облака”. Расчувствовавшийся Горький обпла – кал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился…”
В мае 1930 года, после трагической гибели Маяковского, М. Горький в частном письме так вспоминал эти встречи с Маяковским:
“…Там он читал “Облако в штанах”… – отрывки – и много различных лирических стихов. Стихи очень понравились мне, и читал он их отлично, даже разрыдался, как женщина, чем весьма испугал и взволновал меня… Когда я сказал ему, что – на мой взгляд – у него большое, хотя, наверное, очень тяжелое будущее, и что его талант потребует огромной работы, он угрюмо ответил: “Я хочу будущего сегодня”, и еще: “Без радости – не надо мне будущего, а радости я не чувствую!” Вел он себя очень нервозно…
Чувствовалось, что он не знает себя и чего-то боится… Но было ясно: человек своеобразно чувствующий, очень талантливый и – несчастный… “
Это знакомство, очень благожелательный отзыв Горького, признанного главы русской литературы, поистине окрылили молодого поэта (Маяковский был младше Горького на 25 лет). Он почувствовал, видимо, – при всей своей неуверенности, при всех своих сомнениях, – что он – Поэт, что он может со своим талантом войти в “большую” русскую литературу. Войти не как “апаш”, нигилист, литературный хулиган, и даже не как представитель некоего литературного течения – футуризма, а просто как настоящий национальный русский поэт. Несомненно и влияние Горького на формирование общественных и эстетических идеалов молодого Маяковского.
Второе знакомство лета 1915 года, знакомство с семейством Бриков, стало для Маяковского фатальным, роковым, слишком многое предопределившим в его жизни, в самом характере его последующей творческой деятельности….
(Пока оценок нет)
Другие работы по этой теме:
- История создания. Результатом поездки по стране в 1914 году вместе с футуристами (Д. Бурлюком и В. Каменским) стала поэма “Облако в штанах”; (1915). Полностью впервые...
- Идейно-тематическое своеобразие. В. Маяковский в поэме “Облако в штанах”; стремился всем содержанием дойти до самого корня человеческих страданий в том устройстве общества, которое делает войну...
Первоначальное название поэмы - "Тринадцатый апостол" - было заменено цензурой. Маяковский рассказывал: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: “Что вы, на каторгу захотели?” Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это - вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили - как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах"» 1 .
Первое издание поэмы (1915) содержало большое количество цензурных купюр. Полностью, без купюр поэма вышла в начале 1918 года в Москве с предисловием В. Маяковского: «"Облако в штанах"... считаю катехизисом сегодняшнего искусства: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию” - четыре крика четырех частей».
Каждая часть поэмы выражает определенную идею. Но саму поэму нельзя строго делить на главы, в которых последовательно выражены четыре крика «Долой!». Поэма вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной любви. Переживания лирического героя захватывают разные сферы жизни, в том числе и те, где господствуют безлюбая любовь, лжеискусство, преступная власть, проповедуется христианское терпение. Движение лирического сюжета поэмы обусловлено исповедью героя, временами достигающей высокого трагизма (первые публикации отрывков из «Облака» имели подзаголовок «трагедия»).
Первая часть поэмы - о трагической неразделенной любви поэта. Она содержит невиданной силы ревность, боль, взбунтовались нервы героя: «как больной с кровати, спрыгнул нерв», затем нервы «скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги».
Автор поэмы мучительно спрашивает: «Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная?» Вся глава - это не трактат о любви, а выплеснутые наружу переживания поэта. В главе отражены эмоции лирического героя: «Алло! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца». Любовь лирического героя поэмы отвергли (Это было, было в Одессе; «Приду в четыре», - сказала Мария 2 . / Восемь. / Девять. / Десять... Упал двенадцатый час, / как с плахи голова казненного; Вошла ты, / резкая, как «нате!», / муча перчатки замш, / сказала: «Знаете - / я выхожу замуж»), и это приводит его к отрицанию любви-сладкоголосого песнопения, потому что подлинная любовь трудная, это любовь-страдание.
Его представления о любви вызывающе, полемично откровенны и эпатирующи: «Мария! Поэт сонеты поет Тиане 3 , // а я / весь из мяса, человек весь - // тело твое просто прошу, // как просят христиане - // “Хлеб наш насущный - / даждь нам днесь”». Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость - это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.
В. Каменский, спутник Маяковского по поездке в Одессу, писал о Марии, что она была совершенно необыкновенной девушкой, в ней «сочетались высокие качества пленительной внешности и интеллектуальная устремленность ко всему новому, современному, революционному...» «Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией, - рассказывает В. Каменский, - он влетел к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: “Вот это девушка, вот это девушка!”... Маяковский, еще не знавший любви, впервые изведал это громадное чувство, с которым не мог справиться. Охваченный “пожаром любви”, он вообще не знал, как быть, что предпринять, куда деться».
Неутоленные, трагичные чувства героя не могут сосуществовать с холодным суесловием, с рафинированной, изысканной литературой. Для выражения подлинных и сильных чувств улице не хватает слов: «улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать». Поэтому автор отрицает все то, что было прежде создано в сфере искусства:
Я над всем, что сделано, Ставлю «nihil».Из всех видов искусства Маяковский обращается к поэзии: она слишком оторвалась от реальной жизни и от реального языка, которым говорит улица, народ. Поэт гиперболизирует этот разрыв:
а во рту умерших слов разлагаются трупики.Для Маяковского важна душа народа, а не его внешний облик («Мы от копоти в оспе. Я знаю - солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи»). Теме поэзии посвящена и третья глава:
А из сигаретного дыма / ликерною рюмкой вытягивалось пропитое лицо Северянина. Как вы смеете называться поэтом И, серенький, чирикать, как перепел. Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе.Лирический герой заявляет о своем разрыве с предыдущими поэтами, с «чистой поэзией»:
От вас, которые влюбленностью мокли, От которых / в столетие слеза лилась, уйду я, / солнце моноклем вставлю в широко растопыренный глаз.Еще одно «долой» поэмы - «долой ваш строй», ваших «героев»: «железного Бисмарка», миллиардера Ротшильда и кумира многих поколений - Наполеона. «На цепочке Наполеона поведу, как мопса», - заявляет автор.
Через всю третью главу проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит способ покончить с этим ненавистным строем и призывает к революции - к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое должно выжечь пошлость и серость жизни:
Идите! / Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники! Пускай земле под ножами припомнится, кого хотела опошлить! Земле, / обжиревшей, как любовница, которую вылюбил Ротшильд! Чтоб флаги трепались в горячке пальбы, как у каждого порядочного праздника - выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников.Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом», «предтечей» и глашатаем нового мира, призывающим к очищению от бесцветной жизни:
Я, обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто. Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд, в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. А я у вас - его предтеча!Герой стремится переплавить свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем закончится его горе и горе многих - «шестнадцатым годом».
Герой проходит в поэме тягостный путь взлетов и падений. Это стало возможным потому, что сердце его полно самых глубоких личных переживаний. В четвертую главу поэмы возвращается безысходная тоска по возлюбленной. «Мария! Мария! Мария!» - надрывно звучит имя рефреном, в нем - «рожденное слово, величием равное Богу». Сбивчивы и бесконечны мольбы, признания - ответа Марии нет. И начинается дерзкий бунт против Всевышнего - «недоучки, крохотного божика». Бунт против несовершенства земных отношений и чувств:
Отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?!Лирический герой поэмы - «красивый двадцатидвухлетний». С максимализмом входящего в жизнь молодого человека выражена в поэме мечта о времени, лишенном страданий, о грядущем бытии, где восторжествуют «миллионы огромных чистых любвей». Тема личных, непреодоленных потрясений перерастает в прославление будущего счастья.
Автор разочаровывается в нравственной силе религии. Революция, по Маяковскому, должна принести не только социальное освобождение, но и нравственное очищение. Антирелигиозный пафос поэмы был резко вызывающим, отталкивая одних и привлекая других. Например, М. Горького «поразила в поэме богоборческая струя». «Он цитировал стихи из “Облака в штанах” и говорил, что такого разговора с богом он никогда не читал... и что господу богу от Маяковского здорово влетело» 4 .
Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик. Видишь, я нагибаюсь, / из-за голенища достаю сапожный ножик. Крылатые прохвосты! / Жмитесь в раю! Ерошьте перышки в испуганной тряске! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски! ...Эй, вы! Небо! / Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо.Особенности поэтики Маяковского
Поэме В. Маяковского "Облако в штанах" (как и другим его произведениям) свойственны гиперболизм, оригинальность, планетарность сравнений и метафор. Их чрезмерность порой создает трудности для восприятия. М. Цветаева, например, любившая стихи Маяковского, считала, что «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть».
На трудность читать и понимать Маяковского обращал внимание еще К.И. Чуковский: «Образы Маяковского удивляют, поражают. Но в искусстве это опасно: для того, чтобы постоянно изумлять читателя, никакого таланта не хватит. В одном стихотворении Маяковского мы читаем, что поэт лижет раскаленную жаровню, в другом, что он глотает горящий булыжник, затем - вынимает у себя из спины позвоночник и играет на нем, как на флейте. Это ошеломляет. Но когда на других страницах он выдергивает у себя живые нервы и мастерит из них сетку для бабочек, когда он делает себе из солнца монокль, мы уже почти перестаем удивляться. А когда он затем наряжает облако в штаны (поэма "Облако в штанах"), спрашивает нас:
Вот, / хотите, / из правого глаза / выну целую цветущую рощу?!читателю уже все равно: хочешь - вынимай, не хочешь - нет. Читателя уже не проймешь. Он одеревенел» 5 . В своей экстравагантности Маяковский порой однообразен и потому его поэзию немногие любят.
Но ныне, после отшумевших совсем недавно бурных споров о Маяковском, попыток некоторых критиков сбросить самого Маяковского с парохода современности, вряд ли стоит доказывать, что Маяковский - это неповторимый, оригинальный поэт. Это поэт улицы и в то же время тончайший, легко ранимый лирик. В свое время (в 1921 году) К.И. Чуковский написал статью о поэзии А. Ахматовой и В. Маяковского - «тихой» поэзии одного и «громкой» поэзии другого поэта. Совершенно очевидно, что стихи этих поэтов не схожи, даже полярно противоположны. Кому же отдает предпочтение К.И. Чуковский? Критик не только противопоставляет стихи двух поэтов, но и сближает, потому что их объединяет присутствие в них поэзии: «Я, к своему удивлению, одинаково люблю обоих: и Ахматову, и Маяковского, для меня они оба свои. Для меня не существует вопроса: Ахматова или Маяковский? Мне мила и та культурная, тихая, старая Русь, которую воплощает Ахматова, и та плебейская, бурная, площадная, барабанно-бравурная, которую воплощает Маяковский. Для меня эти две стихии не исключают, а дополняют одна другую, они обе необходимы равно» 6 .
«Облако в штанах»
Л.П. Егорова, П.К. Чекалов
«Облако в штанах» (1915) является «наиболее значительным, творчески наиболее смелым и обещающим произведением раннего Маяковского,- признавались современники.- Трудно даже поверить, что вещь такой напряженной силы и формальной независимости написал юноша 22-23 лет!» (44; 125).
Напомним предысторию поэмы.
В январе 1914 года Маяковский вместе с другими футуристами - Д.Бурлюком, В.Каменским - находился в турне по России: читали лекции, стихи, пропагандировали футуризм. В Одессе Маяковский увлекся гимназисткой Марией Денисовой, но взаимности не встретил. Это стало завязкой сюжета поэмы, содержание которой вышло далеко за рамки автобиографического эпизода.
Начав поэму до первой империалистической войны, Маяковский закончил ее летом 1915 года. Война, обнажившая многие социальные и нравственные проблемы времени, помогла поэту увидеть перспективу неизбежной революции. Впервые поэма вышла в изуродованном цензурой виде в сентябре 1915 г. После Октябрьской революции, когда Маяковскому представилась возможность, он осуществил второе бесцензурное издание поэмы.
«Облако в штанах» - программное произведение Маяковского. Автор предварил его таким предисловием: «Облако в штанах» (первое имя «Тринадцатый апостол» зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся.) считаю катехизисом сегодняшнего искусства. «Долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию» - четыре крика четырех частей" (37; 23).
«Долой вашу любовь!»
Наиболее сильно и ярко воплощен первый: «Долой вашу любовь!» - которому отводится вся первая глава и часть четвертой. Поэма открывается напряженным ожиданием:
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре»,- сказала Мария.
Мучительное ожидание длится бесконечно долго. Глубину страдания лирического героя передает развернутая метафора о скончавшемся двенадцатом часе:
Полночь, с ножом мечась,
зарезала,-
Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.
Время, уподобленное упавшей с плахи голове, не просто экзотический троп: он наполнен большим внутренним содержанием; накал страстей в душе героя до такой степени высок, что обычное, но безысходное течение времени воспринимается как его физическая гибель. Скончалось, в принципе, не время. Кончились истощенные напряженным ожиданием человеческие возможности. Двенадцатый час оказался пределом.
Далее следует то, что в народе буднично называют «расшалились нервы». Но в данном случае в соответствии с могучим темпераментом героя нервы не просто «шалят», а «мечутся в отчаянной чечетке» до изнеможения, пока у них от усталости не подкашиваются ноги. Эта великолепная картина, представляющая своеобразный «бешеный» танец оживших нервов, неслучайно развертывается почти что сразу за предыдущей:
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
Теперь и он, и новые два
мечутся в отчаянной чечетке.
Рухнула штукатурка в нижнем этаже.
маленькие,
скачут бешеные,
Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб на зуб.
В таком состоянии встречают герой и гостиница объявившуюся наконец возлюбленную. Нервозность, порывистость движений героини опять же передаются через неожиданные сравнения и «чувствующие» вещи:
Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
«Знаете -
Я выхожу замуж».
Вот достойная награда за все немыслимые страдания, испытанные за ночь...
Кажется, сейчас герой взорвется от возмущения и негодования, на голову изменнице обрушатся разъяренные громы и молнии, низвергнутся водопады стенаний и упреков… Но поражает то нечеловеческое хладнокровие и спокойствие, с которыми он встречает столь убийственное для себя известие:
Что ж, выходите.
Покреплюсь.
Видите - спокоен как!
Как пульс
покойника!
И снова сравнение. И снова необычное. И снова содержательное. «Пульс покойника» - это окончательно, безвозвратно умершая надежда на взаимное чувство.
В поэме не реализуется сюжет обычного любовного треугольника, не выводится образ счастливого соперника. Его заменяют «любители святотатств, преступлений, боен» - нечто поэтически не оформленное, но социально обозначенное. Это они виновны в любовной драме. Они «увели», «украли», «купили» любовь героя:
Вы говорили:
«Джек Лондон,
страсть»,-
а я одно видел:
вы - Джиоконда,
которую надо украсть!
И украли.
А.Михайлов говорил по этому поводу: «В любовном треугольнике третьим „персонажем“ включен буржуазный жизнепорядок, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на выгоде, корысти, купле-продаже, но не на любви… Здесь Маяковский типизирует явление, уходит от реального факта, так как Мария Денисова не выходила тогда замуж» (31; 128).
Героиня отвергает любящего ее героя не потому, что он обладает каким-то нравственным или моральным изъяном, а потому, что он не способен создать вокруг нее тот комфорт из вещей, тот материальный уют, к которому она стремится. Поэтому она меняет живую, страстную и трепетную любовь героя на материальные возможности другого человека. Такая любовь, по мнению поэта, является продажной, она не требует каких-либо моральных или духовных затрат. Ее легко можно купить. В расчет не берутся ни нравственные, ни человеческие качества, казалось бы, то, что испокон веков самоценно. В любовном поединке побеждает тот, кто материально обеспеченней. И именно потому герой отвергает любовь, которую можно купить за деньги.
Этот мотив «покупки» любви находит свое воплощение и в других произведениях Маяковского:
каждый за женщину платит.
Ничего, если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака (...)
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
(«Флейта-позвоночник»)
А в послеоктябрьской поэме «Люблю»:
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
бездомный,
в карман засунул
и шлялся, глазастый
В «Облаке в штанах» традиционная метафора: любовь - пожар сердца (Ср. у Есенина: «заметался пожар голубой») реализуется в подробнейшей картине:
Кто говорит?
Ваш сын прекрасно болен!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, -
Ему уже некуда деться...
Люди нюхают -
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Проследим развертывание метафоры «пожар сердца». То, чем обычно ограничиваются другие поэты, у Маяковского перерастает в, казалось бы, бытовую, но имеющую глубокий подтекст сцену: реакция людей, вызов пожарных - непрошеных утешителей в несчастье. Личные переживания поэта тоже облекаются в этакий «противопожарный» антураж:
глаза наслезненные
бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Не выскочишь из сердца.
«Пожар сердца» распространяется широко, он рвется «людям в квартирное тихо» («Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани»), и первая часть поэмы завершается отчаянным выкриком, обращенным «в столетия», в будущее: «Крик последний, - ты хоть о том, что горю, в столетия выстони!»
«Долой ваше искусство!»
Находит свое воплощение в поэме и «крик» - «Долой ваше искусство!». Уже во второй главе Маяковский начинает и продолжает развивать в третьей тему отношений искусства и действительности.
Еще в 1909 году А.Блок писал: «Современная жизнь есть кощунство перед искусством; современное искусство - кощунство перед жизнью» (43; 63). На наш взгляд, эту фразу можно понимать таким образом, что жизнь настолько грязна и пошла, что искусство, обращенное в высокое и прекрасное, не в состоянии отобразить ее во всей полноте, и в этом кощунство жизни перед искусством. Но в свою очередь и искусство не очень-то и силится отразить эту жизнь, оно постоянно уводит читателя в какой-то мистический мир сладостных грез, и в этом кощунство искусства перед жизнью.
Маяковский осознал бессилие искусства (в частности, - поэзии) воздействовать на окружающую действительность:
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая
Ей нечем кричать и разговаривать.
Пришло понимание социальной задавленности улицы («Улица муку молча перла») и необходимости вводить в поэтическую речь не совсем «поэтичные» слова, чтобы отразить жизнь такой, какая она есть на самом деле. Отсюда и соответствующая лексика:
А улица присела и заорала:
«Идемте жрать!»
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея, -
«сволочь»
и еще какое-то,
кажется, - «борщ».
Поэт, переживший войну как личную трагедию (вспомним стихотворение «Вам!») теперь вершит суд над теми, кто этой трагедии не увидел. Это нашло свое поэтическое воплощение и в «Облаке в штанах»:
Как вы смеете называться поэтом
и, серенький, чирикать, как перепел!
кастетом
кроиться миру в черепе!
В одной статье Маяковский утверждал: «Сегодняшняя поэзия - поэзия борьбы» (28; 11, 42). И эта публицистическая формула нашла в поэме свое поэтическое воплощение:
Выньте, гулящие, руки из брюк -
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук -
пришел, чтоб и бился лбом бы! (...)
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Поэзией, не соответствующей требованиям времени, Маяковский считал творчество И.Северянина, и потому в поэме выводится нелицеприятный портрет поэта:
А из сигарного дыма
ликерною рюмкой
вытягивалось пропитое лицо Северянина.
Здесь дискредитируется не столько поэзия Северянина, сколько образ самого поэта, живущий в сознании публики. В стихотворении «Вам!» Маяковский также упоминает о Северянине, говоря о поручике Петрове:
Если б он, приведенный на убой,
Вдруг увидел, израненный,
Как вы измазанной в котлете губой
Похотливо напеваете Северянина...
Здесь нет прямой отрицательной оценки творчества Северянина, и тем не менее она присутствует: нельзя положительно относиться к тому, что можно «похотливо» напевать, тем более «измазанной в котлете губой». Развлекательная поэзия Северянина отвергается негативным эмоциональным фоном.
Напомним, что именно в этом стихотворении Маяковский утверждает, что для поэта достойнее прислуживать женщине свободной профессии, нежели бездумной буржуазной публике.
«Долой ваш строй!»
Поэтическое и социальное у Маяковского было изначально взаимосвязано. Он поставил свое творчество на службу массе, социальным низам, с которыми он ощущает единство и слияние. Поэтому крик «Долой ваше искусство» неотрывен от крика «Долой ваш строй!» Выступая от лица готовых к восстанию масс, Маяковский говорит «мы»:
с лицом, как заспанная простыня,
с губами, обвисшими, как люстра,
каторжане города-лепрозория,
где золото и грязь изъязвили проказу,-
мы чище венецианского лазорья,
морями и солнцами омытого сразу;
держим в своей пятерне
миров приводные ремни!
Это сближение героя поэмы с демократической массой рождает у него прозрение о грядущей революции:
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
Исходной точкой движения политической мысли послужило искусство, от него Маяковский шел к жизни, чтобы понять, что жизнь - исток и содержание искусства. И, осознав это, герой заговорил как пророк, как «предтеча»:
А я у вас - его предтеча;
я - где боль, везде;
на каждой капле слезовой течи
распял себя на кресте.
Поэт представляет себя выразителем народной боли, предтечей революции и жертвой («распял себя на кресте»). Причем жертва в романтическом ореоле, напоминающая горьковского Данко:
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая! -
и окровавленную дам, как знамя.
Таким образом в поэме находит свое выражение и мысль «долой ваш строй».
«Долой вашу религию!»
«Облако в штанах» наполнено эмоциональными контрастами от интимного, самому себе или любимой сделанного признания до дерзкого, в грубой форме брошенного вызова Богу: «Долой вашу религию!». Особенно ярко этот контраст наблюдается в четвертой главе, где герой снова обращается к своей возлюбленной и снова получает отказ. И когда рушится последняя надежда на взаимную любовь, герою остается одно: обратить свой взор к небу, к тому, кто долгие века давал людям утешение в несчастье.
Библейские мотивы в творчестве Маяковского - специальная тема, глубоко раскрытая Дм. Скляровым в книге-справочнике для учащихся. Автор главы подчеркнул, что Маяковский дал свой «вариант истолкования евангельских идеалов, выделяя… земную, человеческую сторону личности», которая к тому же предстает в «ореоле неизбежных историко-литературных ассоциаций» (41, 187-188).
«Послушайте, господин бог!- фамильярно, без должного пиетета обращается герой Маяковского к всевышнему и со свойственным ему сарказмом предлагает устроить карусель „на дереве изучения добра и зла“, расставить вина по столу, отчего хмурому Петру Апостолу захотелось бы „пройтись в ки-ка-пу“, рай снова заселить Евочками (в этом ему готов помочь ерничающий герой). Не находя отклика у Бога, герой разражается очередной филиппикой:
Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь - этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?
Ернические эпитеты по отношению к богу (»кудластый") и архангелу («крыластый»), казалось бы, завершают кощунственную сцену, но после минутной ярости герой снова обращается к богу с мольбой:
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
что у каждого есть голова,-
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?
Но не этот эпатаж главная причина богохульства поэта. За всем этим стоит кровавая трагедия войны. Как часто человечество повторяло: если есть Бог, он не может допустить такое. Вот и лирическому герою поэмы бог предстает не всесильным, а маленьким, беспомощным, которого можно прирезать обычным сапожным ножиком: «Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик...» Отсюда и бунт против всей небесной братии:
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски!..
Герой не остановим в стихийном порыве:
Меня не остановите.
вправе ли,
но я не могу быть спокойней.
Смотрите -
звезды опять обезглавили
и небо окровавили бойней!
Кто они - обезглавившие и окровавившие,- кто скрыт в этом отвлеченном, безличном обвинении? Как и первая глава, поэма заканчивается на трагедийной ноте. Страданию героя нет исхода: на нем замыкается не только драма любви, но и трагедия войны. Трагедийность поэмы подчеркивается отсутствием отклика, глухотой мира, человечества - всего и всех, к кому обращен страстный монолог поэта:
Вселенная спит,
положив на лапу,
с клещами звезд огромное ухо.
1. Аннинский Л. Карабчиевский против Маяковского// Театр.- 1989.- N 12.
2. Арутюнов Л.Н. Национальные традиции и опыт Маяковского// Маяковский и литература народов СССР.- Ереван, 1983.
3. Асеев Н. О поэтах и поэзии. Статьи и воспоминания.- М., 1985.
6. Блок А. О назначении поэта. - М., 1990.
7. Бочаров М. Судьба поэта: Исследование поэзии и личности В. В. Маяковского в современной литературной критике// Дон.- 1989.- N 2.
8. Брик Л.Ю. О Маяковском: Из воспоминаний// Дружба народов.- 1989.- N 3.
9. Бялик Б. О Горьком.- М., 1947.
10. Вишневская И. Парадокс о драме: Перечитывая пьесы 20-30-х годов.- М., 1993.
12. Горловский А.В. Маяковский: О современном прочтении произведений поэта// Лит. учеба.- 1985.- N5.
13. Горький М. Несвоевременные мысли.- МСП «Интерконтакт», 1990.
15. Землякова О. «Алло, кто говорит? Мама?»// Работница.- 1988.- N 11.
16. Иванова Н. Сбросим Маяковского с парохода современности?// Театр.- 1988.- N 12.
17. Каменский В. Из литературного наследия. -М., 1990.
18. Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского.- М., 1990.
19. Катанян В.А. Не только воспоминания// Дружба народов.- 1989.- N 3.
19а. Катанян В.А. Вокруг Маяковского// Вопросы литературы.- 1997.- № 1.
20. Кацис Л.Ф. "… Но слово мчится, подтянув подпруги..." (Полемические заметки о Владимире Маяковском и его исследователях)// Известия Академии Наук. Серия литературы и языка.- 1992.- N 3.
21. Коваленко С.А. «Не юбилей, а отчет о работе...»// Маяковский и современность. Вып. 2.- М., 1984.
22. Ковский В. «Желтая кофта» Юрия Карабчиевского: Заметки на полях одной книги// Вопросы литературы.- 1990.- N 3.
23. Кожинов В. Правда и истина// Наш современник.- 1988.- N 4.
24. Кормилов С.И. Русская литература после 1917 г.: Основные черты литературного процесса // Вестник Московского университета.- 1994.- N 5.
25. Лазарев Л., Пушкарева Л. Как партия руководила литературой. Вокруг наследия Маяковского// Вопросы литературы.- 1995.- Вып. 5.
27. Либединский Ю. Современники. Воспоминания.- М., 1961.
27а. Лифшиц Б. Полутораглазый стрелец.- Л., 1989.
30. Минакова А.М. К проблеме лирической драмы ХХ века (Блок, Маяковский, Есенин)// Проблемы советской литературы (Метод. Жанр. Характер).- М., 1978.- Вып. 1.
31. Михайлов А.А. Маяковский.- М.: Мол. гвардия, 1988.
32. Михайлов А. У подножия великана// Лит. газета.- 1988.- 10 фев.
33. Михайлов А.А. Маяковский: кто он?// Театр.- 1989.- N 12.
34. Михайлов А.А. Мир Маяковского.- М., 1990.
35. Пастернак Б. Люди и положения: Автобиографический очерк// Новый мир, 1987.- N 1.
36. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество (1893-1917).- М., 1969.
37. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество. (1918-1924).- М., 1971.
38. Перцов В.М. Маяковский. Жизнь и творчество (1925-1930).- М., 1972.
39. Пицкель Ф.Н. Маяковский: Художественное постижение мира.- М., 1978.
40. Полонская В.В. Воспоминания о В.В.Маяковском// Советская литература сегодня.- М., 1989.
41. Скляров Д.Н. Творчество В.В.Маяковского. Лирический герой ранней поэзии. Библейские мотивы и образы// Русская литература. ХХ век. Справочные материалы. - М., 1995.
42. Солженицын А.И. Октябрь Шестнадцатого.- Вермонт-Париж, 1989.- т. 1.
43. Тимофеев Л.И. Творчество Александра Блока.- М., 1963.
44. Троцкий Л. Литература и революция.- М., 1991.
45. Халфин Ю. Апостол хозяина// Век ХХ и мир.- 1990.- N 6.
46. Хорошилова Т. Не кистью, так пером? Кому понадобилось расшатывать пьедесталы?// Комс. правда.- 1988.- 12 фев.
47. Цветаева М. Сочинения в 2 т.- М., 1980.
48. Черешин Г.С. Из истории изучения творчества Маяковского: Маяковский и культ личности Сталина// Рус. литература.- 1989.- 2.
49. Чуковский К. Собр. соч. в 2 т.- М., 1990.
51. Шенцева Н.В., Карпов И.П. Новое о Маяковском.- Йошкар-Ола, 1991.
52. Шкловский В. Маяковский,- М., 1940.
Поэма “Облако в штанах” занимает особое место в творчестве Маяковского. Если изучить краткий анализ “Облако в штанах” по плану, становится понятно, почему. Этот разбор можно использовать для проведения урока литературы в 11 классе.
Краткий анализ
История создания – написано произведение в 1914 году, в этот период поэт был влюблен в Марию Денисову, однако чувства его не получили ответа и были воплощены в стихах. Впервые оно было издано в 1915 году.
Тема поэмы – центральной можно назвать тему любви, однако к ней также добавляются тема поэта и толпы, нового искусства, отрицания господствующего строя и, наконец, отрицания Бога.
Композиция – поэма делится начасти, каждая из которых имеет собственную тему, причем если в первой части лирический герой ждет встречи со своей любовью, а после отрицает само это чувство, то в последней он обвиняет Бога в том, что тот не позаботился о человеке, не дал ему счастливой любви. Всего их четыре.
Жанр – поэма-тетраптих.
Стихотворный размер – свободный стих, в котором проявилось новаторство Маяковского как поэта.
Эпитеты – “окровавленный сердца лоскут “, “выжиревший лакей “, “засаленная кушетка “, “размягченный мозг” .
Метафоры – “и гостиная батистовая, чинная чиновница ангельской лиги “.
Гипербола – “вывернуть не можете, чтобы одни сплошные губы “.
Сравнение – “мужчины, залежанные, как больница “, “женщины, истрепанные, как пословица “.
Оксюморон – “пульс покойника “.
История создания
Владимир Маяковский задумал свою поэму еще до знакомства с Марией Денисовой, первоначально она должна была называться “Тринадцатый апостол”. Но фактически история создания ее начинается во время поездки футуристов по России. Знакомство с красавицей, которая отказалась вступать с ним в близкие отношения, глубоко ранило Маяковского и в то же время дало ему большой творческий толчок: поэму, начатую в 1914 году, он закончил уже в июле 1915-го. В том же году произведение, уже под названием “Облако в штанах”, было опубликовано Осипом Бриком. Второе издание пришлось на 1916 года, и оба были сильно урезаны цензурой.
Тема
Поэма Маяковского интересна еще и тем, что, несмотря на наличие центральной темы, она многотемна, причем остальные можно проследить по главам.
Так, в первой главе лирический герой ждет свою возлюбленную (Маяковский никогда не скрывал, кому посвящено его произведение), причем ожидание это для него скорее мучительно, чем приятно. Он понимает, что надежды на ответное чувство нет, но все же готов выслушать слова Марии. Тема второй части – поэзия, которая, по мнению Маяковского, должна быть поэзией борьбы – но далеко не все произведения и творцы соответствуют этому образу. Третья часть – это отрицание всего государственного строя, который жесток и бесчеловечен. Здесь появляется образ тринадцатого апостола из первоначального названия поэмы – это человек, который противостоит хозяевам жизни.
Наконец, в четвертой части Маяковский снова возвращается к теме любви, которая на этот раз тесно связана с темой Бога – поэт не просто отрицает религию, он насмехается и над самим Создателем, который не подарил людям возможность счастливой любви. Лирический герой пытается донести свои чувства до возлюбленной – но остается с окровавленным сердцем.
Композиция
Произведение состоит из четырех частей. Четырехчастная композиция поэмы позволяет поэту рассмотреть все грани его чувства и высказать свои взгляды на жизнь, которые можно выразить простым лозунгом “Долой!” – и любовь, и современное общество, и самого Бога. Это основной смысл и посыл всего произведения.
Жанр
Жанр этого произведения – поэма. Сам Маяковский говорил, что это “четыре крика из четырех частей” . Он считал “Облако в штанах катехизисом современного искусства – оно действительно новаторское по своей форме и бунтарское по содержанию.
Средства выразительности
Поэзия Маяковского с самого была максимально резкой – он использовал многочисленные средства выразительности, чтобы наиболее ярко донести свою мысль до читателя. “Облако в штанах”, относящееся к дореволюционному периоду его творчества, уже выглядит как манифест. В нем использованы:
- эпитеты – “ окровавленный сердца лоскут “, “ выжиревший лакей “, “ засаленная кушетка “, “ размягченный мозг” ;
- метафоры – “ и гостиная батистовая, чинная чиновница ангельской лиги “;
- гиперболы – “ вывернуть не можете, чтобы одни сплошные губы “;
- сравнения – “ мужчины, залежанные, как больница “, “ женщины, истрепанные, как пословица “;
- оксюморон – “ пульс покойника “.
Ритмика стихотворения новаторская – использован модернистский подход, когда за ориентир берется маршевый ритм и биение пульса. Все выразительные средства в нем используются не для красоты слога, а для того, чтобы более точно и емко передать мысль, которую поэт вкладывал в свои строки.
Работа над первой пьесой (в марте 1914 трагедия «Владимир Маяковский» вышла отдельным изданием) утвердила поэта в необходимости продолжить творческие поиски в области крупных поэтических форм. В автобиографии «Я сам» Маяковский относит возникновение замысла нового произведения к началу 1914 года:
«Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над “Облаком в штанах”».
По свидетельству друзей-футуристов первые строчки первой главы поэмы «Облако в штанах» выросли из романтического эпизода в период футуристического турне.
В Одессе (футуристы выступали здесь 16-19 января 1914 года) Маяковский познакомился с Марией Александровной Денисовой, красивой незаурядной девушкой, захватившей его воображение. По-видимому, и Мария симпатизировала Маяковскому, но при столь мимолетном трехдневном знакомстве с гастролирующим футуристом от каких-либо решительных шагов отказалась.
Не следует преувеличивать значение этого эпизода. Но история неразделенной любви как первоначальная тема нового крупного произведения могла возникнуть, начать складываться отсюда. Однако для осуществления замысла, неизмеримо усложнившегося в ходе творческой работы, поэту потребовалось полтора года. Жизнь вносила свои коррективы и в замысел, и в творческие планы.
На начало мировой войны в августе 1914 года поэт откликнулся стихотворением «Война объявлена», полным мрачных поэтических ассоциаций. В августе-декабре 1914 года Маяковский пишет тексты для лубочных плакатов и открыток на военные темы, публикует серию статей в газете «Новь» по вопросам войны и искусства. С февраля 1915 года начинает сотрудничать с журналом «Новый Сатирикон», переезжает из Москвы в Петроград. К февралю 1915 года относятся первые публичные читки и первая публикация готовых отрывков новой трагедии (так сам автор первоначально определил это произведение). «Облако в штанах» было закончено в первой половине 1915 года. В предисловии ко второму бесцензурному изданию (1918) Маяковский писал:
«“Облако в штанах” считаю катехизисом современного искусства. ”Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой ваш строй”, “долой вашу религию” - четыре крика четырех частей».
Композиционно, однако, поэма не имеет столь четко выраженного поэтического разделения этих «ниспровержений» по четырем ее частям. Но вся она наглядно подтверждает справедливость сказанного Б. Пастернаком о Маяковском на вечере памяти поэта в 1933 году:
«Он как живая полнокровнейшая клеточка... человеческой культуры уже обозначал собою будущее... Его революционность есть революционность совершенно самостоятельная, порожденная не только героическими событиями, но и его типом, складом, мыслью, голосом. Революция ему снилась раньше, чем она случилась. Революционность его - революционность саморожденная, совершенно особого, я даже не боюсь сказать, индивидуалистического типа... »
Прозорливо подмеченные Пастернаком «корни и зародыши будущего» «само- рожденная революционность» многое предопределили в жизни и творчестве Маяковского.
К лету 1915 года относятся две встречи, два важнейших знакомства Маяковского. Поэт в те дни завершил поэму «Облако в штанах». В различных аудиториях Петрограда он знакомит с новым произведением товарищей по искусству.
В первых числах июля 1915 года, по-видимому, в ответ на пожелание Маяковского, переданное через общих знакомых, пришла открытка от М. Горького:
«Буду рад видеть Вас. Если можно - приезжайте к часу, к завтраку. Всего доброго! А. Пешков».
Поэт не замедлил воспользоваться предложением. Так на даче Горького состоялось личное знакомство писателей. В автобиографии «Я сам» Маяковский об этом важном знакомстве говорит с излишней иронией - наложились уже более поздние обстоятельства, приведшие в конце концов к разрыву этой дружбы:
«Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части “Облака”. Расчувствовавшийся Горький обпла- кал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился...»
В мае 1930 года, после трагической гибели Маяковского, М. Горький в частном письме так вспоминал эти встречи с Маяковским:
«...Там он читал “Облако в штанах”... - отрывки - и много различных лирических стихов. Стихи очень понравились мне, и читал он их отлично, даже разрыдался, как женщина, чем весьма испугал и взволновал меня... Когда я сказал ему, что - на мой взгляд - у него большое, хотя, наверное, очень тяжелое будущее, и что его талант потребует огромной работы, он угрюмо ответил: “Я хочу будущего сегодня”, и еще: “Без радости - не надо мне будущего, а радости я не чувствую!” Вел он себя очень нервозно...
Чувствовалось, что он не знает себя и чего-то боится... Но было ясно: человек своеобразно чувствующий, очень талантливый и - несчастный... »
Это знакомство, очень благожелательный отзыв Горького, признанного главы русской литературы, поистине окрылили молодого поэта (Маяковский был младше Горького на 25 лет). Он почувствовал, видимо, - при всей своей неуверенности, при всех своих сомнениях, - что он - Поэт, что он может со своим талантом войти в «большую» русскую литературу. Войти не как «апаш», нигилист, литературный хулиган, и даже не как представитель некоего литературного течения - футуризма, а просто как настоящий национальный русский поэт. Несомненно и влияние Горького на формирование общественных и эстетических идеалов молодого Маяковского.
Второе знакомство лета 1915 года, знакомство с семейством Бриков, стало для Маяковского фатальным, роковым, слишком многое предопределившим в его жизни, в самом характере его последующей творческой деятельности....
