Детский хор на вечерней службе
Эфиопия — уникальная страна, причем не только в масштабах Африки. Никем в полной мере не колонизированная, простирающаяся среди горных массивов, многие из которых недоступны и ныне, она вместила в себя свыше 80 языков и более 100 этнических групп. А объединила большинство из них в отсутствие дорог и общего языка вера: христианство в Эфиопию пришло раньше, чем в Россию (на шесть с лишним веков) и даже в Европу.
Обряд Крещения - мать держит дитя на руках, символизируя на время обряда Деву Марию
Согласно Новому Завету произошло это в I веке: апостол Филипп крестил евнуха, приглядывавшего за сокровищами местной царицы. Новая вера распространилась в древней Эфиопии чрезвычайно быстро, став уже в IV веке государственной религией одного из местных царств (считается, что это был третий случай в истории после Армении и Эдесского царства). Впрочем, уникально не только это: за прошедшие 16 веков здешняя вера почти не менялась. В отличии от всех прочих ветвей, включая европейскую и русскую, "политических" изменений с древности в ней практически не было.
Субботняя служба
В наши дни, по статистике, христианство исповедуют свыше 60 процентов граждан страны. Эфиопская церковь считается независимой, причисляет себя к православной ветви, с российским православием ее роднит календарь, дни поста, некоторые обряды и религиозные праздники (они совпадают). При этом Ветхий Завет здесь чтят не менее, чем Новый, практикуется обрезание младенцев и ограничения в пище, эти традиции пришли из иудаизма, но считаются частью христианского верования.
Обряд освящения воды
В отличии от стран, где религия перестала быть частью повседневной жизни, в Эфиопии даже молодые люди не проходят мимо церкви, не перекрестившись и не приложив голову к порогу. Практически все носят деревянные кресты на шее, часто религиозные символы украшают автомобили и моторикши. А вот настоящие иконы встречаешь редко: сохранилось их мало, даже в церквях большинство икон напечатаны на принтере. На самом деле оригинальная эфиопская иконопись очень красива, пусть и немного наивна, похожа на рисунки детей, но, к сожалению, встречается редко.
Эфиопская иконопись
Библия в Эфиопии написана на древнем языке геэз — он был распространен в Аксумском царстве, которое первым и приняло христианство. Этот эфиосемитский язык дал начало основным современным языкам страны — амхара, тигре, афар и другим, но сам вышел из широкого употребления. Сегодня геэз — это язык литургии православной церкви Эфиопии: он считается священным, и в обычной жизни им не пользуются.
Православные храмы можно встретить по всей стране, от самой маленькой деревни до столицы. В деревнях церкви традиционно имеют форму шатра, в более древних городах — креста, а в Аддис-Абебе (столице) выглядят очень по-европейски: сказывается итальянское влияние (Рим стремился завоевать Эфиопию с конца XIX века, что закончилось при Муссолини кровавой войной). Как бы то ни было, но в архитектуре, как и в политике, Эфиопия независимость отстояла. Кресты на православных храмах всегда затейливы и украшены шарами, которые изображают страусиные яйца (это символизирует прочность веры). Убранство церквей можно назвать аскетичным по сравнению с нашими храмами — несколько икон, пластиковые цветы, бусины, свечей немного. Полы укрыты коврами, так как в храм принято входить без обуви, а во время богослужений многие сидят на полу.
Богослужения проводят два раз в день, короткое утром и основное в середине дня (оно длится не менее двух часов, и в это время входить в храм запрещается), по праздникам бывает и ночная служба. Заметить, к слову, время службы несложно: днем города пустеют и остается только удивляться тому, сколько людей готовы посвятить несколько часов ежедневной молитве.
Одна из красивейших особенностей эфиопской христианской традиции — все верующие (как женщины, так и мужчины) ходят в храм в длинном белом платке, закрывающем почти все тело. Священники же носят красные или голубые облачения. Часто можно увидеть прихожан с посохом, но это не дань традиции. Посох помогает выстоять долгую литургию.
Хотя первым новую религию приняло царство Аксум на востоке страны, древние центры православия (церкви XII-XIV веков) сохранились не только там, но и в горах на севере — в Лалибэле и Гондаре. Там каждый день тщательно восстанавливают древние ритуалы: благословляют воду и хлеб, проводят крещения и причастия. Особо впечатляет город Лалибэла, названный в честь Святого Гебре Мескель Лалибэлы, царя Эфиопии в XII-XIII веке. По преданию этот царь долго жил в Иерусалиме и после его захвата мусульманами в 1187-м решил построить свою столицу как Новый Иерусалим. С тех пор многие объекты в городе носят библейские имена: даже протекающую в городе реку нарекли Иорданом.
Бэт Георгис церковь Святого Георгия - одна из 11 монолитных церкей Лалибэлы.Вход в храм ведет черех тоннель вырезанный в теле горы.
В XII веке в этом же городе начали строить один из самых впечатляющих памятников веры — комплекс из 11 монолитных церквей, вырезанных из цельного камня ниже уровня земли. Между собой храмы соединены подземными тоннелями (они символизируют ад), а выход к каждой из церквей символизировал приход к Богу. Среди храмов Лалибэлы самый изящный Бэт Георгис — его крыша в форме креста на поверхности земли, а сам храм уходит на 13 метров в толщу горы. Есть Бэт Лехем (Вифлеем) — Дом хлеба, где благословляют воду и местный вид хлеба — инджару. Об Иерусалиме напоминают и прочие храмы, все названия которых начинаются с Бэт, что на иврите — дом.
Священник на службе
В Лалибэле, Гондаре и Аксуме сохранились древние памятники христианства, но в каждом городе и деревне люди строят небольшие церкви своими средствами. В каждой общине есть пастырь, человек, обладающий знаниями о медицине, религии, мироустройстве, истории, он помогает прихожанам и направляет их. Для Эфиопии, где в сельской местности мало кто умеет читать и писать, священники, прошедшие обучение в церковных школах,— главные источники знаний о мире. Доверие к ним безгранично.
Православие — это душа Эфиопии, оно объединило ее и помогло выстоять перед вторжениями иноверцев и колонизаторов. Это все видно невооруженным взглядом, как и то, что столь глубокая религиозность тормозит развитие. Многие готовы проводить в молитвах часы и дни, мало заботясь о повседневной жизни, а уровень нищеты велик, и это тоже видно. Хочется надеяться, что новые поколения не только сохранят древнюю веру, но при этом возьмут жизнь в свои руки — как, собственно, и поступили когда-то их предки, отстоявшие свои церкви и веру перед напором многочисленных завоевателей, веривших в совсем других богов.
የኢትዮጵያ ኦርቶዶክስ ተዋሕዶ ቤተ ክርስቲያን Yäityop’ya ortodoks täwahedo bétäkrestyan) - одна из Древневосточных (дохалкидонских) православных церквей . До 1959 года была автономной церковью , в канонической зависимости от Коптской церкви , после чего получила автокефалию . Как и другие Древневосточные православные церкви признаёт три Вселенских собора и исповедует миафизитскую христологию . Имеет свой эфиопский обряд, а также особую, не имеющую аналогов в других церковных традициях иерархическую структуру духовенства.История
Согласно преданию, первым христианским просветителем эфиопов был Фрументий , римский гражданин из Тира , который потерпел кораблекрушение на африканском побережье Красного моря . Он приобрёл доверие императора Аксума и вскоре обратил в христианство его сына, будущего императора Эзану, который в и объявил христианство государственной религией. Фрументий был впоследствии рукоположен в епископы Афанасием Александрийским и вернулся в Эфиопию и став первым епископом Аксума , продолжил евангелизацию страны.
В административном отношении Эфиопская Церковь с самого своего зарождения являлась одной из епархий Александрийского Коптского Патриарха, который поставлял египетского епископа в абуны . Абуна был единственным епископом Эфиопии. Уже в XII веке Негус Синуда пытался получить для Эфиопии нескольких епископов, что позволило бы создание Синода, который мог бы избирать Абуну. Но Александрийский Патриарх не согласился на предоставление Эфиопской церкви автономии .
Древние эфиопские церкви практически лишены фресковой росписи и скульптур. А всемирно известные фрески храма Св. Марии в Лалибеле были созданы значительно позже - при императоре Зара-Якобе в 15 столетии.
Лишь в конце XIX-го века Негус Иоанн (1872-1889) добился от коптского Патриарха Кирилла V хиротонии 3-х архиереев для Эфиопии. В 1929 году Патриархия согласилась на хиротонию пяти эфиопских архиереев, причём согласно акту от 31 мая 1929 года Собор эфиопских епископов не имеет права избирать и хиротонисать других епископов. Права эти сохранялись за Коптской Патриархией .
В 1951, впервые за 15 веков, Эфиопскую церковь возглавил абуна - эфиоп. В 1959 году Эфиопская ортодоксальная церковь стала полностью независимой от Коптской, а её предстоятель был возведён в сан Патриарха.
B июле 2007 года в Каире Коптская и Эфиопская православные церкви торжественно провозгласили единство веры, верность общему свидетельству и готовность углублять и расширять сотрудничество, тем не менее, Коптская церковь поддержала полное отделение Эритрейской церкви и раскол Эфиопской церкви.
Предстоятели Эфиопской церкви
Епископы Аксумские Александрийской православной церкви
- Абба Салама I Касате-Берхан Фрументий (333 - середина IV века)
- Авраам (конец IV - начало V веков)
- Пётр, возможно тождественен Аврааму
- Абба Афсе (конец V - начало VI веков)
- Косма (начало VI века)
- Евпрепий (начало VI века)
- вдовство епископского престола (вакансия)
Митрополиты Архиепископы Аксумские и всей Эфиопии Коптской православной церкви
- Кирилл I (ок. 620-650)
- недостаточно данных
- Йоханнис (ок. 820-840)
- Якоб I (середина IX века)
- Салама За-Азеб (IX век)
- Варфоломей (ок. 900)
- (ок. 940-970)
- Даниил (конец X века)
- Фиктор (XI век)
- Абдун , избран
- Савирос (1077-1092)
- Михаил I (середина XII века)
- Атнатевос (конец XII века)
- недостаточно данных
- Абуна Гиоргис II (упоминание 1225)
- Такла Хайманот (XIII век), согласно традиции
- недостаточно данных
- Йоханнис (XIII?) (ок. 1300)
- Якоб (III?) (ок. 1337-1344)
- вдовство архиепископского престола (вакансия)
- Абуна Салама II (1348-1388)
- Варфоломей (?) (1398/9-1436)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1458-1481)
|
|
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (ок. 1530-1481)
|
|
- Марк (VII?) (ок. 1565)
- Абуна Христодул I (ок. 1590)
- Пётр (VI?) (1599?-1606), погиб в бою
- Абуна Симон (1607-1622), умер в 1624 году
- Альфонсо Мендес (1622-1632), португалец, насильно поставленный митрополитом, который на короткое время «присоединил» Эфиопскую церковь к Риму. Низвергнут Фасиледэсом .
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1632-1633)
- Абуна Резек (ок. 1634-?)
- Абуна Шенуда (1672-1687)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1687-1689/1692)
- Марк (IX?) (1689/1692-конец XVII века)
- Абба Михаил (1640-1699)
- Абуна Марк X (1694-1716)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1716-ок. 1718)
- Абуна Христодул III (ок. 1718-1745)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1745-ок. 1747)
- Абуна Иоанн XIV (ок. 1747-1770)
- Абуна Иосаб III (1770-1803)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1803-ок. 1808)
- Абуна Макарий (ок. 1808)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (ок. 1808-1816)
- Абуна Кирилл III (1816-1829)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1829-1841)
- Абуна Салама II (1841-1866)
- вдовство архиепископского престола (вакансия) (1866-1868)
- Абуна Афанасий II (1868-1876)
- Абуна Пётр VII (1876-1889)
- Абуна Матфей X (1889-1923)
- Абуна Кирилл IV (2 июня 1927-1936), низвергнут
- Абуна Абрахам (1937-1939) (ставленник итальянцев)
- Абуна Йоханнис (1939-1945) (ставленник итальянцев)
- Абуна Кирилл IV (1945 - 10 октября 1950), повторно
- Абуна Василий (англ.) русск. (14 января 1951-28 июня 1959)
Патриархи Абиссинские и Католикосы всей Эфиопии
- Абуна Василий (англ.) русск. (28 июня 1959-12 октября 1970)
- Абуна Феофил (англ.) русск. (9 мая 1971-18 февраля 1976)
- Абуна Текла Хайманот (англ.) русск. (7 июля 1976-1988)
- Абуна Меркурий (29 августа 1988-сентябрь 1991)
- Абуна Павел (5 июля 1992-16 августа 2012)
- Абуна Матиас (с 28 февраля 2013)
Святые
Другие религиозные деятели
- Абагаз , XVIII в., историк
См. также
Напишите отзыв о статье "Эфиопская православная церковь"
Примечания
Ссылки
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
В данной статье или разделе имеется или внешних ссылок , но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок .
Утверждения, не , могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники. |
Отрывок, характеризующий Эфиопская православная церковь
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.