Святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Врач, лечивший обычных людей, многие из которых живы и сейчас; профессор, читавший лекции обычным студентам, ныне практикующим врачам. Политзаключенный, прошедший ссылки, тюрьмы и пытки и… ставший лауреатом Сталинской премии. Хирург, спасший от слепоты сотни людей и сам потерявший зрение в конце жизни. Гениальный врач и талантливый проповедник, порой метавшийся между этими двумя призваниями. Христианин огромной силы воли, честности и безбоязненной веры, но не избежавший серьезных ошибок на своем пути. Реальный человек. Пастырь. Ученый. Святой… Мы предлагаем вниманию читателя наиболее яркие факты его необыкновенной биографии, которой, кажется, вполне хватило бы на несколько жизней.

«Я не вправе заниматься тем, что мне нравится»

О медицине будущий «святой хирург» никогда не мечтал. Зато с детства мечтал о профессии художника. Окончив Киевскую художественную школу и проучившись некоторое время живописи в Мюнхене, святитель Лука (Войно-Ясенецкий) вдруг… подает документы на медицинский факультет Киевского университета. «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей», - вспоминал архиепископ Лука.

В университете он приводил в изумление студентов и профессоров своим принципиальным пренебрежением к карьере и личным интересам. Уже на втором курсе Валентина прочили в профессоры анатомии (художественные навыки ему тут как раз и пригодились), но после окончания университета этот прирожденный ученый объявил, что будет… земским врачом - занятие самое непрестижное, тяжелое и малоперспективное. Товарищи по курсу недоумевали! А владыка Лука потом признается: «Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям».

«Слепых делает зрячими…»

Операциям на глазах Валентин Феликсович стал учиться сразу после выпускных экзаменов, зная, что в деревне с ее грязью и нищетой свирепствует болезнь-ослепительница - трахома. Приема в больнице ему казалось недостаточно, и он стал приводить больных к себе домой. Они лежали в комнатах, как в палатах, он лечил их, а его мать - кормила.

Однажды после операции у него прозрел молодой нищий, потерявший зрение еще в раннем детстве. Месяца через два он собрал слепых со всей округи, и вся эта длинная вереница пришла к хирургу Войно-Ясенецкому, ведя друг друга за палки.

В другой раз епископ Лука прооперировал целую семью, в которой слепыми от рождения были отец, мать и пятеро их детей. Из семи человек после операции шестеро стали зрячими. Прозревший мальчик лет девяти впервые вышел на улицу и увидел мир, представлявшийся ему совсем по-иному. К нему подвели лошадь: «Видишь? Чей конь?» Мальчик смотрел и не мог ответить. Но привычным движением ощупав коня, закричал радостно: «Это наш, наш Мишка!»

Гениальный хирург обладал невероятной работоспособностью. С приходом Войно-Ясенецкого в больницу Переславля-Залесского число проводимых операций возросло в несколько раз! Спустя время, в 70-х годах врач этой больницы с гордостью докладывал: делаем полторы тысячи операций в год - силами 10-11 хирургов. Внушительно. Если не сравнивать с 1913 годом, когда один Войно-Ясенецкий делал в год тысячу операций…

Регионарная анестезия

В то время больные зачастую умирали не в результате неудачного оперативного вмешательства, а попросту не перенеся наркоза. Поэтому многие земские врачи отказывались либо от наркоза при операциях, либо от самих операций!

Архиепископ Лука посвятил свою диссертацию новому методу обезболивания - регионарной анестезии (степень доктора медицины он получил именно за эту работу). Регионарная анестезия - самая щадящая по последствиям по сравнению с обычной местной и тем более общей анестезией, однако - самая сложная по исполнению: укол при этом способе делается в строго определенные участки тела - по ходу нервных стволов. В 1915 году вышла в свет книга Войно-Ясенецкого на эту тему, за нее будущему архиепископу была присуждена премия Варшавского университета.

Женитьба… и монашество

Когда-то в молодости будущего архиепископа пронзили в Евангелии слова Христа: «Жатвы много, а делателей мало». Но о священстве, и тем более о монашестве, он помышлял, вероятно, еще меньше, чем в свое время о медицине. Работая во время русско-японской войны на Дальнем Востоке, военно-полевой хирург Войно-Ясенецкий женился на сестре милосердия - «святой сестре», как ее называли коллеги, - Анне Васильевне Ланской. «Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера. Там два врача просили ее руки, но она дала обет девства. Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет. За нарушение его Господь тяжело наказал ее невыносимой, патологической ревностью…»

Женившись, Валентин Феликсович вместе с супругой и детьми переселялся из города в город, работая земским врачом. Радикальных перемен в жизни ничто не предвещало.

Но однажды, когда будущий святитель приступил к написанию книги «Очерки гнойной хирургии» (за которую в 1946 году ему и дали Сталинскую премию), вдруг у него появилась крайне странная, неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа». Так впоследствии и случилось.

В 1919 году, в возрасте 38 лет, умерла от туберкулеза жена Войно-Ясенецкого. Четверо детей будущего архиепископа остались без матери. А для их отца открылся новый путь: через два года он принял священнический сан, а еще через два - монашеский постриг, с именем Лука.

«Валентина Феликсовича больше нет…»

В 1921 году, в разгар Гражданской войны, Войно-Ясенецкий появился в больничном коридоре… в рясе и с наперсным крестом на груди. Оперировал в тот день и в последующем, конечно, без рясы, а как обычно, в медицинском халате. Ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил спокойно, что Валентина Феликсовича больше нет, есть священник отец Валентин. «Надеть рясу в то время, когда люди боялись упоминать в анкете дедушку-священника, когда на стенах домов висели плакаты: “Поп, помещик и белый генерал - злейшие враги Советской власти”, - мог либо безумец, либо человек безгранично смелый. Безумным Войно-Ясенецкий не был…» - вспоминает бывшая медсестра, работавшая с отцом Валентином.

Лекции студентам он читал также в священническом облачении, в облачении же являлся на межобластное совещание врачей… Перед каждой операцией молился, благословлял больных. Его коллега вспоминает: «Неожиданно для всех прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. В последнее время он это делал всегда, вне зависимости от национальности и вероисповедания пациента. Однажды после крестного знамения больной - по национальности татарин - сказал хирургу: „Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?“ Последовал ответ: „Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины“.

Однажды в ответ на приказ властей убрать из операционной икону главврач Войно-Ясенецкий ушел из больницы, сказав, что вернется только тогда, когда икону повесят на место. Конечно, ему отказали. Но вскоре после этого в больницу привезли больную жену партийного начальника, нуждавшуюся в срочной операции. Та заявила, что будет оперироваться только у Войно-Ясенецкого. Местным начальникам пришлось пойти на уступки: вернулся епископ Лука, а на следующий после операции день вернулась и изъятая икона.


Диспуты

Войно-Ясенецкий был превосходным и бесстрашным оратором - оппоненты побаивались его. Однажды, вскоре после рукоположения, он выступал в Ташкентском суде по «делу врачей», которых обвиняли во вредительстве. Руководитель ЧК Петерс, известный своей жестокостью и беспринципностью, решил устроить из этого сфабрикованного дела показательный процесс. Войно-Ясенецкий был вызван в качестве эксперта-хирурга, и, защищая осужденных на расстрел коллег, разбил доводы Петерса в пух и прах. Видя, что триумф ускользает из его рук, выведенный из себя чекист набросился на самого отца Валентина:

Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?

Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель? - парировал тот.

Зал разразился хохотом и аплодисментами!

Петерс не сдавался:

Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы видели своего Бога?

Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.

Колокольчик председателя потонул в хохоте всего зала. «Дело врачей» с треском провалилось…

11 лет тюрем и ссылок

В 1923 году Луку (Войно-Ясенецкого) арестовали по нелепому стандартному подозрению в «контрреволюционной деятельности» - неделю спустя после того, как он был тайно рукоположен в епископы. Это стало началом 11 лет тюрем и ссылок. Владыке Луке дали проститься с детьми, посадили в поезд… но тот минут двадцать не трогался с места. Оказывается, поезд не мог двинуться, потому что толпа народа легла на рельсы, желая удержать епископа в Ташкенте…

В тюрьмах епископ Лука делился теплой одеждой со «шпаной» и получал в ответ доброе отношение даже воров и бандитов. Хотя иной раз уголовники его грабили и оскорбляли…

А однажды во время следования по этапу, на ночлеге, профессору пришлось произвести операцию молодому крестьянину. «После тяжелого остеомиелита, никем не леченного, у него торчала из зияющей раны в дельтовидной области вся верхняя треть и головка плечевой кости. Нечем было перевязать его, и рубаха, и постель его всегда были залиты гноем. Я попросил найти слесарные щипцы и ими без всякого затруднения вытащил огромный секвестр (омертвевший участок кости - авт.).»

«Мясник! Зарежет больного!»

Епископа Луку ссылали на Север трижды. Но и там он продолжал работать по своей медицинской специальности.

Однажды, только прибыв по этапу в город Енисейск, будущий архиепископ пошел прямо в больницу. Представился заведующему больницей, назвав свое монашеское и мирское (Валентин Феликсович) имя, должность, просил разрешения оперировать. Заведующий сперва даже принял его за сумасшедшего и, чтобы отделаться, схитрил: «У меня плохой инструмент - нечем делать». Однако хитрость не удалась: посмотрев инструментарий, профессор Войно-Ясенецкий, конечно, дал ему реальную - довольно высокую - оценку.

На ближайшие дни была назначена сложная операция… Едва начав ее, первым широким и стремительным движением Лука рассек скальпелем брюшную стенку больного. «Мясник! Зарежет больного», - промелькнуло в голове у заведующего, ассистировавшего хирургу. Лука заметил его волнение и сказал: «Не беспокойтесь, коллега, положитесь на меня». Операция прошла превосходно.

Позже заведующий признался, что испугался в тот раз, но впоследствии поверил в приемы нового хирурга. «Это не мои приемы, - возразил Лука, - а приемы хирургии. У меня же просто хорошо натренированные пальцы. Если мне дадут книгу и попросят прорезать скальпелем строго определенное количество страниц, я прорежу именно столько и ни одним листком больше». Ему тут же была принесена стопка папиросной бумаги. Епископ Лука ощупал ее плотность, остроту скальпеля и резанул. Пересчитали листочки - порезано было ровно пять, как и просили…

Ссылка на Ледовитый океан

Самая жестокая и далекая ссылка епископа Луки - «На Ледовитый океан!», как выразился в приступе гнева местный начальник. Владыку конвоировал молодой милиционер, который признался ему, что чувствует себя Малютой Скуратовым, везущим митрополита Филиппа в Отроч монастырь. Милиционер не повез ссыльного на самый океан, а доставил в местечко Плахино, за 200 километров от Полярного круга. В глухом поселке стояло три избы, в одной из них и поселили владыку. Он вспоминал: «Вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. Щели в окнах не были ничем заклеены, а в наружном углу местами виден сквозь большую щель дневной свет. На полу в углу лежала куча снега. Вторая такая же куча, никогда не таявшая, лежала внутри избы у порога входной двери. … Весь день и ночь я топил железную печку. Когда сидел тепло одетым за столом, то выше пояса было тепло, а ниже - холодно»…

Однажды в этом гиблом месте епископу Луке пришлось крестить двух детей совершенно необычным образом: «В станке кроме трех изб, было два человеческих жилья, одно из которых я принял за стог сена, а другое - за кучу навоза. Вот в этом последнем мне и пришлось крестить. У меня не было ничего: ни облачения, ни требника, и за неимением последнего я сам сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили. Убогое человеческое жилье было так низко, что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а всё время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели»…

Клопы, голодовка и пытки

В тюрьмах и ссылках владыка Лука не терял присутствия духа и находил в себе силы для юмора. Он рассказывал о заключении в Енисейской тюрьме, во время первой ссылки: «Ночью я подвергся такому нападению клопов, которого нельзя было и представить себе. Я быстро заснул, но вскоре проснулся, зажег электрическую лампочку и увидел, что вся подушка и постель, и стены камеры покрыты почти сплошным слоем клопов. Я зажег свечу и начал поджигать клопов, которые стали падать на пол со стен и постели. Эффект этого поджигания был поразительным. Через час поджигания в камере не осталось ни одного клопа. Они, по-видимому, как-то сказали друг другу: «Спасайтесь, братцы! Здесь поджигают!» В последующие дни я больше не видел клопов, они все ушли в другие камеры».

Конечно, не на одном чувстве юмора держался епископ Лука. «В самое трудное время, - писал владыка, - я очень ясно, почти реально ощущал, что рядом со мной Сам Господь Бог Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня».

Однако было время, когда он и роптал на Бога: слишком долго не кончалась тяжелая северная ссылка… А во время третьего ареста, в июле 1937 года, епископ доходил почти до отчаяния от мучений. К нему применили жесточайшую пытку - 13-дневный «допрос конвейером». Во время этого допроса сменяются следователи, арестанта же днем и ночью держат практически без сна и отдыха. Епископа Луку били сапогами, сажали в карцер, содержали в ужасающих условиях…

Трижды он объявлял голодовку, пытаясь таким образом протестовать против беззаконий властей, против нелепых и оскорбительных обвинений. Однажды он даже предпринял попытку перерезать себе крупную артерию - не с целью самоубийства, а чтобы попасть в тюремную больницу и получить хоть какую-то передышку. Изможденный, он падал в обморок прямо в коридоре, терял ориентацию во времени и пространстве…

«Ну уж нет, извините, никогда не забуду!»

С началом Великой Отечественной войны ссыльный профессор и епископ был назначен главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске, а потом - консультантом всех красноярских госпиталей. «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня, - вспоминает владыка. - Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами».

После, получив, словно подачку, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.», архиепископ произнес ответную речь, от которой у партработников волосы встали дыбом: «Я вернул жизнь и здоровье сотням, а может, и тысячам раненых и наверняка помог бы еще многим, если бы вы не схватили меня ни за что ни про что и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей вине». Председатель облисполкома стал было говорить, мол, надо забыть прошлое и жить настоящим и будущим, на что владыка Лука ответил: «Ну нет уж, извините, не забуду никогда!»

Страшный сон

В 1927 году епископ Лука совершил ошибку, о которой впоследствии очень сильно жалел. Он просил об увольнении на покой и, пренебрегая пастырскими обязанностями, стал заниматься почти исключительно медициной - он мечтал основать клинику гнойной хирургии. Епископ даже стал носить гражданскую одежду и в Министерстве здравоохранения получил должность консультанта при андижанской больнице…

С этих пор жизнь его разладилась. Он переезжал с места на место, операции бывали неудачными, епископ Лука признавался: он чувствует, что его оставила Божья благодать

Однажды ему приснился невероятный сон: «Мне снилось, что я в маленькой пустой церкви, в которой ярко освещен только алтарь. В церкви неподалеку от алтаря у стены стоит рака какого-то преподобного, закрытая тяжелой деревянной крышкой. В алтаре на престоле положена широкая доска, и на ней лежит голый человеческий труп. По бокам и позади престола стоят студенты и врачи и курят папиросы, а я читаю им лекции по анатомии на трупе. Вдруг я вздрагиваю от тяжелого стука и, обернувшись, вижу, что упала крышка с раки преподобного, он сел в гробу и, повернувшись, смотрит на меня с немым укором… Я с ужасом проснулся…»

Впоследствии епископ Лука совмещал церковное служение с работой в больницах. В конце жизни был назначен в Крымскую епархию и делал все, чтобы в тяжелейшую хрущевскую эпоху не угасла церковная жизнь.

Архиерей в заплатанной рясе

Даже став в 1942 году архиепископом, святитель Лука питался и одевался очень просто, ходил в заплатанной старой рясе и всякий раз, когда племянница предлагала ему сшить новую, говорил: «Латай, латай, Вера, бедных много». Софья Сергеевна Белецкая, воспитательница детей владыки, писала его дочери: «К сожалению, папа опять одет очень плохо: парусиновая старая ряса и очень старый, из дешевой материи подрясник. И то, и другое пришлось стирать для поездки к Патриарху. Здесь все высшее духовенство прекрасно одето: дорогие красивые рясы и подрясники прекрасно сшиты, а папа… хуже всех, просто обидно…»

Архиепископ Лука всю жизнь был чуток к чужим бедам. Большую часть своей Сталинской премии он пожертвовал на детей, пострадавших от последствий войны; устраивал обеды для бедных; ежемесячно рассылал денежную помощь гонимым священнослужителям, лишенным возможности зарабатывать на хлеб. Однажды он увидел на ступеньках больницы девочку-подростка с маленьким мальчиком. Выяснилось, что их отец умер, а мать надолго положили в больницу. Владыка повел детей к себе домой, нанял женщину, которая приглядывала за ними, пока не выздоровела их мать.

«Главное в жизни - делать добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое», - говорил Лука.

«Вредный Лука!»

Как человек, святитель Лука был строг и требователен. Он нередко запрещал в служении неподобающе ведущих себя священников, лишал некоторых сана, строго запрещал крестить детей с неверующими восприемниками (крестными), не терпел формального отношения к служению и подхалимства перед властями. «Вредный Лука!» - воскликнул как-то уполномоченный, узнав, что тот лишил сана очередного священника (за двоеженство).

Но архиепископ умел и признавать свои ошибки… Сослуживший ему в Тамбове протодиакон отец Василий рассказывал такую историю: в храме был пожилой прихожанин, кассир Иван Михайлович Фомин, он читал на клиросе Часы. Читал плохо, неверно произносил слова. Архиепископу Луке (тогда возглавлявшему Тамбовскую кафедру) приходилось постоянно его поправлять. В один из дней, после службы, когда владыка Лука в пятый или шестой раз объяснял упрямому чтецу, как произносятся некоторые церковнославянские выражения, произошла неприятность: эмоционально размахивая богослужебной книгой, Войно-Ясенецкий задел Фомина, а тот объявил, что архиерей ударил его, и демонстративно перестал посещать храм… Через короткое время глава Тамбовской епархии, надев крест и панагию (знак архиерейского достоинства), через весь город отправился к старику просить прощения. Но обиженный чтец… не принял архиепископа! Спустя время владыка Лука пришел снова. Но Фомин не принял его и во второй раз! «Простил» он Луку лишь за несколько дней до отъезда архиепископа из Тамбова.

Мужество

В 1956 году архиепископ Лука полностью ослеп. Он продолжал принимать больных, молясь об их выздоровлении, и его молитвы творили чудеса.

Святитель скончался в Симферополе рано утром 11 июня 1961 года, в воскресение, в день Всех святых, в земле Российской просиявших.

Власти сделали все, чтобы похороны не стали «церковной пропагандой»: подготовили к публикации большую антирелигиозную статью; запретили пешую процессию от собора до кладбища, сами подогнали автобусы для провожающих владыку и велели ехать по окраине города. Но случилось непредвиденное. Никто из прихожан не сел в приготовленные автобусы. На дышащего злобой и угрозами уполномоченного по делам религии никто не обращал внимания. Когда катафалк с гробом двинулся прямо на верующих, регент собора, Анна, крикнула: «Люди, не бойтесь! Он нас не задавит, они не пойдут на это - хватайтесь за борт!» Люди тесным кольцом обступили машину, и она смогла тронуться только с очень небольшой скоростью, так что получилась пешая процессия. Перед поворотом на окраинные улицы женщины легли на дорогу, так что машине пришлось ехать через центр. Центральная улица наполнилась народом, движение прекратилось, пешая процессия продолжалась три часа, люди всю дорогу пели «Святый Боже». На все угрозы и уговоры функционеров отвечали: «Мы хороним нашего архиепископа»…

Его мощи были обретены 22 ноября 1995 года. В том же году определением Синода Украинской Православной Церкви архиепископ Лука был причислен к лику местночтимых святых. А в 2000 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви прославил священноисповедника Луку в сонме новомученников и исповедников Российских XX века.

Святитель ЛУКА ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ, архиепископ Крымский (†1961)

Архиепископ Лука (в миру Валентин Фе́ликсович Во́йно-Ясене́цкий) — профессор медицины и духовный писатель, епископ Русской православной церкви; с 1946 года — архиепископ Симферопольский и Крымский. Был одним из самых крупных теоретиков и практиков гнойной хирургии, за учебник по которой был в 1946 году удостоен Сталинской премии (была передана Владыкой детям-сиротам). Теоретические и практические открытия Войно-Ясенецкого спасли в годы Отечественной войны жизнь буквально сотен и сотен тысяч русских солдат и офицеров.

Архиепископ Лука стал жертвой политических репрессий и провёл в ссылке в общей сложности 11 лет. Реабилитирован в апреле 2000 года. В августе того же года канонизирован Русской православной церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился 27 апреля 1877 года в Керчи в семье провизора Феликса Станиславовича и его супруги Марии Дмитриевны и принадлежал к древнему и знатному, но обедневшему польскому дворянскому роду. Дед жил в курной избе, ходил в лаптях, правда, имел мельницу. Отец его был ревностным католиком, мать - православной. По законам Российской империи дети в подобных семьях должны были воспитываться в православной вере. Мать занималась благотворительностью, творила добрые дела. Однажды она принесла в храм блюдо с кутьей и после панихиды случайно оказалась свидетельницей дележа ее приношения, после этого она больше никогда не переступала порога церкви.

По воспоминаниям святителя, свою религиозность он унаследовал от очень благочестивого отца. На формирование его православных взглядов оказала огромное влияние Киево-Печерская Лавра. Одно время он увлекся идеями толстовства, спал на полу на ковре и ездил за город косить рожь вместе с крестьянами, но прочитав внимательно книжку Л. Толстого "В чем моя вера?", он сумел разобраться в том, что толстовство - издевательство над православием, а сам Толстой - еретик.

В 1889 году семья переехала в Киев, где Валентин окончил гимназию и художественную школу. После окончания гимназии стал перед выбором жизненного пути между медициной и рисованием. Подал документы в Академию Художеств, но, поколебавшись, решил выбрать медицину как более полезную обществу. В 1898 году стал студентом медицинского факультета Киевского университета и «из неудавшегося художника стал художником в анатомии и хирургии». После блестяще сданных выпускных экзаменов удивил всех, заявив, что станет земским «мужицким» доктором.

В 1904 году в составе Киевского медицинского госпиталя Красного Креста отправился на Русско-Японскую войну, где получил большую практику, делая крупные операции на костях, суставах и черепе. Многие раны на третий-пятый день покрывались гноем, а на медицинском факультете отсутствовали даже понятия гнойной хирургии, обезболивания и анестезиологии.

В 1904 году он женится на сестре милосердия Анне Васильевне Ланской, которую называли «святой сестрой» за доброту, кротость и глубокую веру в Бога. Она дала обет безбрачия, но Валентин сумел добиться её расположения и она нарушила этот обет. В ночь перед венчанием во время молитвы ей показалось, что Христос на иконе отвернулся от нее. За нарушение обета Господь тяжело наказал ее невыносимой, патологической ревностью.

С 1905 по 1917 гг. работал земским врачом в больницах Симбирской, Курской, Саратовской и Владимирской губернии и проходил практику в Московских клиниках. За это время он сделал множество операций на мозге, органах зрения, сердце, желудке, кишечнике, желчных путях, почках, позвоночнике, суставах и т.д. и внес много нового в технику операций. В 1908 году он приезжает в Москву и становится экстерном хирургической клиники профессора П. И. Дьяконова.

В 1915 году в Петрограде вышла книга Войно-Ясенецкого "Региональная анестезия", в которой Войно-Ясенецкий обобщил результаты исследований и свой богатейший хирургический опыт. Он предложил новый совершенный метод местной анестезии - прервать проводимость нервов, по которым передается болевая чувствительность. Годом позже он защитил свою монографию «Региональная анестезия» как диссертацию и получил степень доктора медицины. Его оппонент известный хирург Мартынов сказал: "когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее" . За эту работу Варшавский университет присудил ему премию имени Хойнацкого.

Чтобы содержать семью, он вернулся к практической хирургии. В Переславле-Залесском одним из первых в России он делал сложнейшие операции не только на желчных путях, почках, желудке, кишечнике, но даже на сердце и мозге. Прекрасно владея техникой глазных операций, он многим слепым возвращал зрение.

1917 год был переломным не только для страны, но и лично для Валентина Феликсовича. Заболела туберкулезом его жена Анна и семья переехала в Ташкент, где ему предложили должность главного врача городской больницы. В 1919 г. жена скончалась от туберкулеза, оставив четверых детей: Михаила, Елену, Алексея и Валентина. Когда Валентин читал Псалтирь над гробом жены, его поразили слова 112 псалма: «И неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях». Он расценил это как указание Божие на операционную сестру Софию Сергеевну Белецкую, о которой он знал только то, что она недавно похоронила мужа и была неплодной, то есть бездетной, и на которую он может возложить заботы о своих детях и их воспитании. Едва дождавшись утра, он пошел к Софье Сергеевне «с Божьим повелением ввести ее в свой дом матерью, радующеюся о детях». Она с радостью согласилась и стала матерью четырем детям Валентина Феликсовича, избравшего после кончины жены путь служения Церкви.

Валентин Войно-Ясенецкий был одним из инициаторов организации Ташкентского университета и с 1920 г. избран профессором топографической анатомии и оперативной хирургии этого университета. Хирургическое искусство, а с ним и известность проф. Войно-Ясенецкого все возрастали.

Сам он все больше находил утешение в вере. Посещал местное православное религиозное общество, изучал богословие. Как-то «неожиданно для всех, прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. Однажды после крестного знамения больной — по национальности татарин — сказал хирургу: „Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?“ Последовал ответ: „Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины“».

Однажды он выступил на епархиальном съезде "по одному очень важному вопросу с большой горячей речью". После съезда Ташкентский епископ Иннокентий (Пустынский) сказал ему: "Доктор, вам нужно быть священником". "У меня не было и мыслей о священстве, - вспоминал Владыка Лука, - но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и минуты не размышляя: "Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!"

Вопрос о рукоположении был решен так быстро, что ему даже не успели сшить подрясник.

7 февраля 1921 г. был рукоположен во диакона, 15 февраля - во иерея и назначен младшим священником Ташкентского кафедрального собора, оставаясь и профессором университета. В священном сане он не перестает оперировать и читать лекции.

Волна обновленчества 1923 года доходит и до Ташкента. И в то время, когда обновленцы ждали прибытия в Ташкент «своего» епископа, в городе вдруг объявился местный епископ, верный сторонник Патриарха Тихона.

Им стал в 1923 году святитель Лука Войно-Ясенецкий. В мае 1923 г. он принял монашество в собственной спальне с именем в честь св. апостола и евангелиста Луки, который, как известно, был не только апостол, но и врач, и художник. А вскоре был хиротонисан тайно во епископа Ташкентского и Туркестанского.

Через 10 дней после хиротонии он был арестован как сторонник Патриарха Тихона. Ему предъявили нелепое обвинение: сношения с оренбургскими контрреволюционными казаками и связь с англичанами.


Войно-Ясенецкий в ссылке

В тюрьме ташкентского ГПУ он закончил свой, впоследствии ставший знаменитым, труд "Очерки гнойной хирургии". На заглавном листе владыка написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии».

Так исполнилось таинственное Божие предсказание об этой книге, которое он получил еще в Переславле-Залесском несколько лет назад. Он услышал тогда: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа».

"Пожалуй, нет другой такой книги, - писал кандидат медицинских наук В.А. Поляков, - которая была бы написана с таким литературным мастерством, с таким знанием хирургического дела, с такой любовью к страдавшему человеку".

Несмотря на создание великого, фундаментального труда последовало заключение владыки в Таганскую тюрьму в Москве. Из Москвы св. Луку отправили в Сибирь. Тогда-то впервые у епископа Луки сильно прихватило сердце.

Сосланный на Енисей, 47-летний епископ опять едет в поезде по дороге, по которой в 1904 году ехал в Забайкалье совсем молодым хирургом…

Тюмень, Омск, Новосибирск, Красноярск… Затем, в лютую январскую стужу заключенных повезли на санях за 400 километров от Красноярска — в Енисейск, а потом еще далее — в глухую деревню Хая в восемь домов, в Туруханск… Иначе как преднамеренным убийством это назвать было нельзя, и свое спасение в пути за полторы тысячи верст в открытых санях на жестоком морозе он позднее объяснял так: «В пути по замерзшему Енисею в сильные морозы я почти реально ощущал, что со мной — Сам Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня»…

В Енисейске прибытие врача-епископа произвело сенсацию. Восхищение им достигло апогея, когда он сделал экстракцию врожденной катаракты трем слепым маленьким мальчикам-братьям и сделал их зрячими.

Дети епископа Луки в полной мере заплатили за «поповство» отца. Сразу после первого ареста их выгнали из квартиры. Потом от них будут требовать отречься от отца, будут исключать из института, «травить» на работе и на службе, клеймо политической неблагонадежности будет преследовать их много лет… Его сыновья пошли по стопам отца, избрав медицину, но никто из четверых не разделил его страстной веры в Христа.

В 1930 году последовал второй арест и вторая, трехлетняя ссылка, после возвращения из которой он ослеп на один глаз, а за ней и третья — в 1937-м, когда начался наиболее страшный для Святой Церкви период, унесший жизни многих-многих верных священнослужителей. Впервые владыка узнал, что такое пытки, допрос конвейером, когда сутками следователи сменяли друг друга, били ногами, кричали озверело.

Начались галлюцинации: желтые цыплята бежали по полу, внизу, в огромной впадине виделся город, ярко залитый светом фонарей, по спине ползли змеи. Но пережитые епископом Лукой скорби нисколько не подавили его, но, напротив, утвердили и закалили его душу. Владыка дважды в день вставал на колени, обратившись к востоку, и молился, не замечая ничего вокруг себя. В камере, до отказа наполненной измученными, озлобленными людьми, неожиданно становилось тихо. Его опять сослали в Сибирь, на сто десятый километр от Красноярска.

Начало Второй мировой войны застало 64-летнего епископа Луку Войно-Ясенецкого в третьей ссылке. Он отправляет телеграмму Калинину, в которой пишет: «являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где мне будет доверено… По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».

Его назначают консультантом всех госпиталей Красноярского края — на тысячи километров не было специалиста более необходимого и более квалифицированного. Подвижнический труд архиепископа Луки был отмечен медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», Сталинской премией Первой степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений.

Слава архиепископа Луки становилась всемирной. Его фотографии в архиерейском облачении передавались по каналам ТАСС за рубеж. Владыку все это радовало лишь с одной точки зрения. Свою научную деятельность, публикации книг и статей он рассматривал как средство поднятия авторитета Церкви.

В мае 1946 года владыка был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского. Студенческая молодежь отправилась встречать его на вокзал с цветами.

Перед этим он какое-то время послужил в Тамбове. Там с ним произошла такая история. Одна женщина-вдова стояла возле церкви, когда владыка шел на службу. «Почему ты, сестра, стоишь такая грустная?» - спросил владыка. А она ему: «У меня пятеро детей маленьких, а домик совсем развалился». После службы повел он вдову к себе домой и дал денег на постройку дома.

Примерно в то же время ему окончательно запретили выступать на медицинских съездах в архиерейском облачении. И его выступления прекратились. Он все отчетливее понимал, что совмещать архиерейское и врачебное служение становится все труднее. Его медицинская практика стала сокращаться.

В Крыму владыку ждала суровая борьба с властями, которые в 50-е годы одну за другой закрывали церкви. Одновременно развивалась его слепота. Кто не знал об этом, не мог бы и подумать, что совершающий Божественную литургию архипастырь слеп на оба глаза. Он осторожно благословлял Святые Дары при их пресуществлении, не задевая их ни рукой, ни облачением. Все тайные молитвы владыка читал на память.

Жил он, как всегда, в бедности. Всякий раз, как племянница Вера предлагала сшить новую рясу, она слышала в ответ: «Латай, латай, Вера, бедных много».

В то же время секретарь епархии вел длинные списки нуждающихся. В конце каждого месяца по этим спискам рассылались тридцать-сорок почтовых переводов. Обед на архиерейской кухне готовился на пятнадцать-двадцать человек. Приходило много голодных детей, одиноких старых женщин, бедняков, лишенных средств к существованию.

Крымчане очень любили своего владыку. Как-то в начале 1951 года архиепископ Лука вернулся самолетом из Москвы в Симферополь. В результате какого-то недоразумения на аэродроме никто его не встретил. Полуслепой владыка растерянно стоял перед зданием аэропорта, не зная, как добраться до дома. Горожане узнали его, помогли сесть в автобус. Но когда архиепископ Лука собрался выходить на своей остановке, по просьбе пассажиров шофер свернул с маршрута и, проехав три лишних квартала, остановил автобус у самого крыльца дома на Госпитальной. Владыка вышел из автобуса под аплодисменты тех, кто едва ли часто ходил в храм.

Ослепший архипастырь также продолжал управлять Симферопольской епархией в течение трех лет и иногда принимать больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами. Практическую врачебную деятельность он оставил еще в 1946 году, но продолжал помогать больным советами. Епархией же управлял до самого конца с помощью доверенных лиц. В последние годы своей жизни он только слушал, что ему читают и диктовал свои работы и письма.

Скончался Владыка 11 июня 1961 года в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, и был похоронен на церковном кладбище при Всехсвятском храме Симферополя. Несмотря на запрет властей, его провожал весь город. Улицы были забиты, прекратилось абсолютно все движение. До самого кладбища путь был усыпан розами.


Могила Архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) в Симферополе

В 1996 г. были обретены нетленными его честные мощи, которые покоятся ныне в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя. В 2000 г. на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви он был причислен к лику святых как святитель и исповедник.


Рака с мощами св.Луки Войно-Ясенецкого в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя

Тропарь, глас 1
Возвестителю пути спасительного, исповедниче и архипастырю Крымския земли, истинный хранителю отеческих преданий, столпе непоколебимый, Православия наставниче, врачу богомудрый, святителю Луко, Христа Спаса непрестанно моли веру непоколебиму православным даровати и спасение, и велию милость.

Кондак, глас 1
Якоже звезда всесветлая, добродетельми сияющи, был еси святителю, душу же равноангельну сотворил, сего ради святительства саном почется, во изгнании же от безбожных много пострадал и непоколебим верою пребыв, врачебною мудростию многия исцелил еси. Темже ныне честное тело твое от земленных недр обретенное дивно Господь прослави, да вси вернии вопием ти: радуйся, отче святителю Луко, земли Крымстей похвало и утверждение.

Молитва святителю Луке, исповеднику, архиепископу Крымскому
О всеблаженный исповедниче, святителю отче наш Луко, великий угодниче Христов. Со умилением приклоньше колена сердец наших, и припадая к раце честных и многоцелебных мощей твоих, якоже чада отца молим тя всеусердно: услыши нас грешных и принеси молитву нашу к Милостивому и Человеколюбивому Богу. Емуже ты ныне в радости святых и с лики ангел предстоиши. Веруем бо, яко ты любиши ны тою же любовию, еюже вся ближния возлюбил еси, пребывая на земли. Испроси у Христа Бога нашего, да утвердит чад Своих в духе правыя веры и благочестия: пастырям да даст святую ревность и попечение о спасении вверенных им людей: право верующия соблюдати, слабыя и немощныя в вере укрепляти, неведущия наставляти, противныя обличати. Всем нам подай дар коемуждо благопотребен, и вся яже к жизни временней и к вечному спасению полезная. Градов наших утверждение, земли плодоносие, от глада и пагубы избавление. Скорбящим утешение, недугующим исцеление, заблудшим на путь истины возвращение, родителем благословение, чадам в страхе Господнем воспитание и научение, сирым и убогим помощь и заступление. Подаждь нам всем твое архипастырское благословение, да таковое молитвенное ходатайство имущи, избавимся от козней лукавого и избегнем всякия вражды и нестроений, ересей и расколов. Настави нас на путь, ведущий в селения праведных, и моли о нас всесильнаго Бога, да в вечней жизни сподобимся c тобою непрестанно славити Единосущную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Молитву составил протоиерей Георгий СЕВЕРИН,
настоятель храма Трех Святителей г. Симферополя

«Все, что от меня зависит, обещаю сделать, остальное - от бога».
В.Ф. Войно-Ясенецкий

Валентин Феликсович появился на свет 9 мая 1877 в городе Керчи и принадлежал к древнему, но обедневшему дворянскому роду Войно-Ясенецких. Дед Валентина Феликсовича прожил всю жизнь в глухой деревне в Могилевской губернии, а его сын, Феликс Станиславович, получив хорошее образование, перебрался в город и открыл там собственную аптеку. Однако предприятие больших доходов не приносило, и спустя два года Феликс Станиславович устроился на госслужбу, оставшись на ней до самой смерти.

В конце восьмидесятых годов девятнадцатого века Войно-Ясенецкие перебрались в Киев и поселились на Крещатике. К тому времени семья их состояла из семи человек - отца, матери, двух дочерей и трех сыновей. Мать Мария Дмитриевна, воспитанная в православных традициях, занималась благотворительностью, а католик Феликс Станиславович, будучи человеком тихим, своих убеждений детям не навязывал. В мемуарах Валентин Феликсович писал: «Я не получил особого религиозного воспитания, и если говорить о религиозности наследственной, то, скорее всего, унаследовал ее от крайне благочестивого отца».

С юных лет у Валентина обнаружились недюжинные способности к рисованию. Вместе с гимназией он успешно окончил Киевское художественное училище, после чего подал документы в Санкт-Петербургскую Академию Художеств. Однако поступить туда юноша не успел, по этому поводу он впоследствии писал: «Влечение к живописи было сильным, но в ходе экзаменов я задумался, правилен ли мой выбор жизненного пути. Я счел ошибочным делать то, что мне нравится. Я должен был заняться тем, что принесет пользу окружающим людям». Забрав документы из Академии художеств, Валентин Феликсович предпринял неудачную попытку поступить на медфак Киевского университета. Юноше было предложено учиться на естественном факультете, однако из-за нелюбви к химии и биологии он выбрал юрфак.

Проучившись всего один год, Войно-Ясенецкий внезапно оставил университет и вернулся к живописи. Попытки улучшить свое мастерство привели молодого человека в частную школу Генриха Книрра, расположенную в Мюнхене. Взяв у известного немецкого художника ряд уроков, Валентин Феликсович вернулся в Киев и принялся зарабатывать на жизнь, рисуя обывателей с натуры. Однако наблюдаемые им ежедневно страдания и болезни простолюдинов, не давали Войно-Ясенецкому покоя. Он писал в мемуарах: «Я решил по юношеской горячности, что необходимо как можно скорее взяться за практически полезную для простого люда работу. Гуляли мысли о том, чтобы стать сельским учителем. В этом настроении я пошел к директору народных училищ. Он оказался человеком проницательным и убедил меня поступать на медицинский факультет. Это в свою очередь соответствовало моему желанию быть для людей полезным. Однако поперек стояло отвращение к наукам естественным». Несмотря на все сложности в 1898 Валентин Феликсович стал студентом медфака Киевского университета. Учился он на удивление хорошо, а самым любимым предметом его была анатомия: «Любовь к форме и умение довольно тонко рисовать перешли в мою любовь к анатомии… Из художника-неудачника я превратился в художника в хирургии». После окончания университета осенью 1903 Валентин Феликсович к всеобщему удивлению объявил о своем желании работать участковым земским врачом. Он говорил: «Я изучал медицину только с одной целью - всю жизнь проработать мужицким, деревенским врачом и помогать простым людям». Но его желанию сбыться было не суждено - началась русско-японская война.

Вместе с медотрядом Красного Креста двадцатисемилетний врач в конце марта 1904 отправился на Дальний Восток. Расположился отряд в эвакуационном госпитале в городе Чите, где и началась практика Войно-Ясенецкого. Главврач заведения доверил молодому выпускнику хирургическое отделение и не прогадал - проводимые Валентином Феликсовичем операции, несмотря на свою сложность, проходили безупречно. Почти сразу он стал оперировать на суставах, костях, черепе, выказывая глубокие познания в топографической анатомии. В Чите также случилось крупное событие в жизни начинающего врача - он женился. Его супруга Анна Васильевна была дочерью управляющего усадьбой на Украине и приехала на Дальний Восток в качестве сестры милосердия. В конце 1904 молодые люди были обвенчаны в Читинской церкви Михаила Архангела, а спустя некоторое время перебрались в Симбирскую губернию в маленький уездный городок Ардатов, где Войно-Ясенецкий был назначен главой местной больницы (весь персонал которой, к слову, состоял из фельдшера и заведующего).

В Ардатове молодой врач трудился по шестнадцать часов в сутки, сочетая врачебную деятельность с организационно-профилактическими мероприятиями в земстве. Однако, несмотря на помощь Анны Васильевны, очень скоро он почувствовал, что теряет силы. Чрезмерная перегруженность (в уезде насчитывалось свыше двадцати тысяч человек) вынудила Валентина Феликсовича покинуть город и переехать в Курскую губернию в село Верхний Любаж. Местная больница там ещё не была достроена, и Валентину Феликсовичу пришлось принимать пациентов на дому. Заболевших, к слову, было много - время приезда врача совпало с эпидемиями брюшного тифа, оспы и кори. Очень скоро слухи об успехах молодого доктора распространилась так далеко, что к нему ехали больные даже из смежной Орловской губернии.

В декабре 1907 городская управа перевела Валентина Феликсовича в город Фатеж. Здесь у него родился первый ребенок - сын Михаил. На новом месте хирург проработал недолго. Однажды он отказался остановить прием пациентов и выехать на вызов исправника. Здесь необходимо отметить, что на протяжении всей жизни Валентин Феликсович ко всем своим больным относился одинаково внимательно и доброжелательно, не обращая внимания на их положение в обществе. Тем не менее, председатель управы настоял на увольнении независимого доктора, а в докладах «наверх» называл его «революционером».

Вместе с семьей Войно-Ясенецкий осел у родных жены на Украине в городе Золотоноша, где у них родилась дочка Елена. В октябре 1908 талантливый хирург в одиночку отправился в Москву, и, явившись к Петру Дьяконову - видному ученому и основателю печатного издания «Хирургия» - выразил желание устроиться на работу в его клинику с целью сбора материала для докторской диссертации по теме регионарной анестезии. Получив разрешение, несколько последующих месяцев Валентин Феликсович напряженно трудился, препарируя трупы и оттачивая технику регионарной анестезии. Он писал родным: «Не уеду из Москвы, пока не возьму всего, что мне нужно: знаний и умений работать научно. По обыкновению я не знаю в работе меры и уже сильно переутомился. При том труд еще предстоит огромный - для диссертации нужно с нуля изучить французский и разобрать около пятисот трудов на немецком и французском языках. Кроме того, придется много работать над докторскими экзаменами».

Научная работа в столице так сильно захватила доктора, что он не заметил, как попал в тиски безденежья. Дабы содержать семью, в начале 1909 Валентин Феликсович устроился главным врачом больницы в селе Романовка, расположенной в Саратовской губернии. В апреле 1909 он прибыл на новое место и снова оказался в труднейшем положении - по площади врачебный участок его составлял около шестисот квадратных километров с населением свыше тридцати тысяч человек. Одновременно с работой он успевал читать научную литературу, скрупулезно записывать результаты своих исследований и публиковаться в журнале «Хирургия». Помимо этого, благодаря его усилиям в селе была организована медицинская библиотека. Все отпуска Валентин Феликсович проводил в столице, однако дорога до Москвы была слишком долгой, и в 1910 Войно-Ясенецкий согласно прошению был переведен на место главврача больницы городка Переславль-Залесский во Владимирской губернии. Перед самым отъездом у него родился второй сын Алексей, а в 1913 - третий сын Валентин.

Мастерство Войно-Ясенецкий как хирурга было выше всяких похвал. Известно, что он на спор прорезал скальпелем в книгах строго установленное количество страниц, и ни одним листком больше. В Романовке, а затем и в Переславле-Залесском врач одним из первых в нашей стране провел сложнейшие операции на желудке, желчных путях, кишечнике, почках, мозге и сердце. Особенно виртуозно хирург владел техникой глазных операций, возвращая многим слепым зрение. А в 1915 в Санкт-Петербурге вышла иллюстрированная книга врача «Региональная анестезия», где он обобщил результаты своих исследований. За это Варшавский университет удостоил его премии имени Хойнацкого - награды, присуждаемой авторам, прокладывающих в медицине новые пyти.

В 1916 Войно-Ясенецкий защитил свою диссертацию и стал доктором медицины. Следующий - 1917 год - стал переломным как в жизни страны, так и в жизни врача. Он вспоминал в мемуарах: «В начале года к нам приехала сестра жены, недавно похоронившая свою молодую дочь, скончавшуюся от скоротечной чахотки. С собою привезла она великую беду - ватное одеяло больной дочери. Сестра Ани прожила у нас всего пару недель, и вскоре после ее отбытия я обнаружил у жены признаки туберкулеза легких». В те времена у докторов бытовало убеждение, что туберкулёз можно излечить климатическими мерами. Услышав о конкурсе на пост главврача городской больницы в Ташкенте, Валентин Феликсович немедленно отправил заявку и получил одобрение. В марте 1917 он вместе с семьей прибыл в Ташкент. Обилие фруктов и овощей, перемена климата временно улучшили самочувствие Анны Васильевны, позволив Валентину Феликсовичу целиком отдаться любимой работе. Помимо забот главврача и интенсивной хирургической деятельности, Войно-Ясенецкий много времени проводил в морге, исследуя способы распространения гнойных процессов. В стране в это время шла гражданская война, и недостатка в больных и раненых не было. Оперировать главврачу приходилось и днем, и ночью.

Конец 1918 - начало 1919 стало для Советской власти в Туркестане наиболее тяжелым временем. Железнодорожный путь, проходящий через Оренбург, оказался захвачен белоказаками, и хлеб из Актюбинска не поступал. В Ташкенте начался голод, и плохое питание не преминуло отразиться на здоровье Анны Васильевны - она начала медленно угасать, и даже дополнительный паек, выхлопотанный Валентином Феликсовичем, не помогал. В довершении всего в начале 1919 в городе произошло антибольшевистское восстание. Оно было подавлено, а на горожан обрушились репрессии. В это время в больнице Валентина Феликсовича лечился тяжелораненый казачий есаул, которого главвач отказался выдавать красным. Один из работников лечебницы донёс об этом, в результате чего Войно-Ясенецкий был арестован. Его доставили в местную железнодорожную мастерскую, где «чрезвычайная тройка» вершила свой суд. Более полусуток Валентин Феликсович просидел там, ожидая приговора. Лишь поздно вечером в это место зашел видный партиец, хорошо знавший главного врача. Удивившись при виде знаменитого хирурга, и узнав о том, что произошло, он вручил врачу пропуск на выход. После освобождения Валентин Феликсович возвратился в отделение и, как ни в чем не бывало, распорядился готовить больных к запланированным операциям.

Вскоре болезнь Анны Васильевны настолько усилилась, что она перестала вставать с постели. Валентин Феликсович писал: «Она горела, совсем потеряла сон и сильно страдала. Последние тринадцать ночей я провел у ее постели, а днем трудился в больнице... Умерла Аня в конце октября 1919 от роду тридцати восьми лет». Ее кончину Валентин Феликсович переживал очень тяжело, а заботу о четверых детях главврача взяла на себя операционная сестра Софья Велецкая.

В середине 1919 войска атамана Дутова под Оренбургом были разбиты, и блокада Туркестанской республики была снята. Продовольственное положение в Ташкенте сразу улучшилось, а в середине августа 1919 открылась Высшая краевая медшкола. Преподавателем анатомии в ней был назначен Войно-Ясенецкий. В мае следующего года в Туркестанском Госуниверситете по декрету Ленина был открыт медицинский факультет, который возглавила большая группа профессоров, прибывшая из Петрограда и Москвы. Сотрудниками факультета стали также преподаватели медшколы, в частности Валентин Феликсович, утвержденный завкафедрой топографической анатомии и оперативной хирургии.

Работы у доктора заметно прибавилась. Он с увлечением вел лекции и практические занятия, и каждый его рабочий день был загружен до предела. Однако в воскресенье хирург оставался наедине с самим собой и со своими печальными мыслями о рано ушедшей любимой подруге. Со временем Валентин Феликсович стал все чаще и чаще посещать церковь и принимать участие в религиозных диспутах. А в январе 1920 Войно-Ясенецкий, как деятельный прихожанин и просто уважаемый в городе человек, был приглашен на епархиальный съезд духовенства. Врач выступил на нем с речью, после чего Иннокентий - епископ Ташкентский и Туркестанский - предложил ему стать священником, и Валентин Феликсович дал согласие. Он писал: «Событие посвящения в дьяконы вызвало в Ташкенте огромную сенсацию. Ко мне пришла большая группа из студентов медицинского факультета во главе с профессором. Они не могли оценить, понять моего поступка, поскольку сами были от религии далеки. Что они поняли бы, если б я сказал, что видя карнавалы, издевавшиеся над нашим Господом, сердце мое кричало: «Не могу молчать».

В один из дней февраля 1920 Валентин Феликсович пришел в больницу в рясе и с крестом, висящим на груди. Не обращая внимания на потрясенные взгляды сотрудников, он спокойно прошел к себе в кабинет, переоделся в белый халат и приступил к работе. Так с тех пор и повелось - не реагируя на возмущение и протесты отдельных студентов и сотрудников, он продолжал свою педагогическую и лечебную деятельность, одновременно служа и выступая с проповедями в церкви. Кроме того после долгого перерыва Войно-Ясенецкий решил снова заняться научной деятельностью. В 1921 на заседании Ташкентского медобщества он выступил с докладом о разработанном им способе операций при абсцессах печени. В сотрудничестве с рядом ведущих врачей-бактериологов Войно-Ясенецкий изучал механизмы возникновения нагноительных процессов. Результаты исследований позволили ему в октябре 1922 на I съезде работников медицины Туркестанской республики произнести пророческие слова о том, что «бактериология в будущем сделает ненужными большинство отделов оперативной хирургии». При этом знаменитый врач представил четыре доклада о методах хирургического лечения туберкулеза и гнойных воспалительных процессов реберных хрящей, сухожилий рук, коленного сустава. Его нестандартные решения вызвали среди медиков бурные споры.

В 1923 году гонения на церковь резко усилились - был арестован патриарх Тихон, а из-за разногласий в высших церковных кругах оставил Ташкент епископ Иннокентий. Вскоре после этого епископ Андрей (в миру князь Ухтомский) предложил Войно-Ясенецкому стать в Туркестанском крае во главе Русской православной церкви. Выбор этот был сделан вовсе не случайно. За прошедшие годы Валентин Феликсович проявил себя не только замечательным хирургом-бессребреником, имеющим огромный авторитет и у властей, и у населения, но и добросовестным священнослужителем, прекрасно знающим священное писание. Под именем Луки знаменитый врач был пострижен в монахи, поскольку по преданию апостол Лука был врачом и иконописцем. В конце мая 1923 после посвящения, прошедшего в городе Пенджикенте, Войно-Ясенецкий стал епископом Туркестанским и Ташкентским. Высокая церковная должность не заставила Валентина Феликсовича оставить медицину, в одном из писем он писал: «Не пытайтесь разделить во мне епископа и хирурга. Образ, расчлененный надвое, окажется ложным». Таким образом, Войно-Ясенецкий по-прежнему продолжал работать главврачом больницы, проводил множество операций, руководил кафедрой в мединституте и занимался научными исследованиями. Религиозным же делам он посвящал вечера и все воскресенья.

Бытует любопытная о том, как посетивший в те дни городскую больницу комиссар здравоохранения заметил висевшую в операционной маленькую икону и, разумеется, приказал ее снять. В ответ на это главврач ушел из лечебницы, сказав, что вернется лишь после того, как икону поставят на место. Уже через пару дней в больницу была доставлена жена партийного начальника, нуждавшаяся в срочной и сложной операции. Руководству пришлось идти на уступки - изъятую икону очень быстро вернули на прежнее место.


Войно-Ясенецкий (справа) и епископ Иннокентий

Несмотря на подобное происшествие одновременно совмещать церковную и врачебную деятельность Валентину Феликсовичу становилось все более и более трудно. В августе 1923 газета «Туркестанская Правда» опубликовала статью «Завещание лжеепископа Луки», в которой подвергла Войно-Ясенецкого травле. На врача начались гонения, и вскоре он был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. К слову, свое отношение к новой власти Валентин Феликсович хорошо сформулировал в одном письме: «На допросах меня не раз спрашивали: «Кто Вы - наш друг или враг?» Я всегда отвечал: «И друг, и враг. Если бы не был христианином, то стал бы коммунистом. Однако Вы ведете гонение на христианство, и потому, разумеется, я Вам не друг».

В Енисейске, куда Войно-Ясенецкий оказался сослан, он продолжал много оперировать и собирать материалы для давно задуманных «Очерков гнойной хирургии». Врачу было разрешено привезти результаты своих исследований, а также выписывать медицинские журналы и газеты. Над своей книгой врач работал по ночам, - другого времени у него попросту не было. Уже к концу 1923 года в отношении Валентина Феликсовича сложилась необычная ситуация - архиепископ Лука жил в Красноярском крае в ссылке, а методики лечения хирурга Войно-Ясенецкого активно распространялись в нашей стране и за границей. Три года Валентин Феликсович находился в ссылке, и, наконец, в ноябре 1925 был реабилитирован. В Ташкент он вернулся в 1926. После ареста врача квартиру его забрали, а дети и Софья Велецкая жили в крохотной комнатушке с двухэтажными нарами. Всех своих ребятишек врач застал здоровыми и счастливыми. От многих бед, связанных со ссылкой их отца, детей спасли товарищи и коллеги Войно-Ясенецкого. Кажется парадоксальным, однако религиозный отец не предпринимал никаких попыток обратить детей к церкви, полагая, что отношение к религии - личное дело человека. Впоследствии все дети Войно-Ясенецкого стали медиками. Елена - врачом-эпидемиологом, Алексей - доктором биологических наук, Михаил и Валентин - докторами медицинских наук. По тому же пути пошли внуки и правнуки прославленного хирурга.

По возвращению домой Валентину Феликсовичу было запрещено преподавать в мединституте, работать в больнице и выполнять обязанности епископа. Однако Валентин Феликсович часто повторял: «В жизни главное - творить добро. Не можешь добро делать большое, тогда постарайся вершить малое». Кафедральный собор в Ташкенте к тому времени был разрушен, и Войно-Ясенецкий стал служить обычным священником в церкви Сергия Радонежского, стоящей неподалеку от его дома на Учительской улице, где он вел прием больных, число которых составляло около четырех сотен в месяц. Оставаясь верным своим принципам, денег за лечение он не брал и жил очень бедно. К счастью, вокруг врача постоянно находились молодые люди, добровольно желавшие помочь и обучиться у него врачебному искусству. Известно, что Валентин Феликсович давал им задание искать по городу и приводить к нему малоимущих людей, которым требовалась медицинская помощь. В это же время митрополит Сергий неоднократно предлагал Войно-Ясенецкому высокие церковные должности в различных городах страны. Однако врач категорически отказывался от них.

Его работы по духовному и телесному излечению людей оказались прерваны в августе 1929. В собственном доме выстрелом в голову покончил с собой завкафедры физиологии Ташкентского мединститута профессор Михайловский, долгие годы занимавшийся проблемами оживления организма. Его супруга обратилась к Валентину Феликсовичу с просьбой организовать похороны по христианским канонам, возможным для самоубийц лишь в случае их сумасшествия. Войно-Ясенецкий засвидетельствовал сумасшествие профессора медицинским заключением, однако вскоре по факту его смерти было заведено уголовное дело, а основными подозреваемыми стали родные Михайловского. В мае 1930 Войно-Ясенецкого арестовали, и лишь через год чрезвычайная тройка ОГПУ приговорила его к ссылке на три года за якобы подстрекательство профессора Михайловского к самоубийству.

В августе 1931 врач прибыл в Северный край. Сначала он отбывал заключение в ИТЛ возле города Котлас, а затем на правах ссыльного был переведён в Архангельск. В этом городе ему разрешили медицинскую практику без хирургии, отчего Валентин Феликсович очень страдал. Домой он писал: «Хирургия - та песня, которую я не петь не могу». Ссылка окончилась в ноябре 1933, и за короткий срок Войно-Ясенецкий посетил Москву, Феодосию, снова Архангельск и Андижан. В конце концов, он вернулся в Ташкент и вместе с детьми поселился в маленьком домике на берегу Салара.

Работать Валентин Феликсович устроился заведующим недавно открытого отделения гнойной хирургии в местном Институте неотложной помощи. Весной 1934 года врач перенес лихорадку паппатачи, которое дало осложнение - начала отслаиваться сетчатка левого глаза. Операции не дали результата, и Валентин Феликсович ослеп на один глаз. Осенью того же года после долгих хлопот, наконец, осуществилась долголетняя мечта врача - вышли его «Очерки гнойной хирургии», обобщившие богатейший опыт автора. Подобных публикаций в научном мире ранее не было. Профессор Владимир Левит писал: «Обладая легким слогом и хорошим языком, автор излагает истории болезни в такой форме, что создается впечатление присутствия больного рядом». Несмотря на крупный по тем временам тираж в десять тысяч экземпляров книга быстро стала библиографической редкостью, прочно обосновавшись на столах врачей различных специальностей.

В 1935 Войно-Ясенецкий был приглашен на место главы кафедры хирургии Института усовершенствования врачей, а зимой этого же года ему без защиты диссертации была присуждена ученая степень доктора наук. Все как будто примирились с «двойной» работой Валентина Феликсовича. Целый угол его рабочего кабинета занимали иконы, а перед каждой операцией он крестился сам, крестил операционную сестру, ассистента и самого больного вне зависимости от его вероисповедания и национальности. Работал Войно-Ясенецкий, к слову, с колоссальной нагрузкой - он совершал в церкви богослужение ранним утром, читал лекции, проводил операции и обходы больных днем, а вечером вновь шел в церковь. Бывали случаи, когда его во время службы вызывали в клинику. В таком случае епископ Лука стремительно «перевоплощался» в доктора Войно-Ясенецкого, а дальнейшее ведение богослужения вверялось другому священнику.

Необходимио отметить, что, помимо прочего, Войно-Ясенецкий являлся превосходным оратором. Известен случай, когда он выступал в Ташкентском суде в качестве эксперта-хирурга по «делу врачей». Ему был задан провокационный вопрос «Ответьте, поп и профессор, как Вы можете ночью молиться, а днем людей резать?». Валентин Феликсович парировал: «Я людей режу для их исцеления, а вот во имя чего Вы, гражданин общественный обвинитель, их режете?». Зал разразился хохотом, однако сторона обвинения не сдавалась: «А вы своего Бога видели?». На это врач ответил: «Действительно, Бога я не видел, но много оперировал на мозге и никогда не наблюдал в черепной коробке ума. И совесть тоже там не находил».

Спокойная жизнь Валентина Феликсовича длилась до 1937 года. В середине декабря врач в очередной раз был арестован. Теперь он обвинялся в преднамеренных убийствах пациентов во время операций, а также в шпионаже в пользу Ватикана. Несмотря на долгие допросы конвейерным методом (тринадцать суток без сна), с ногами, распухшими от долгого стояния, Войно-Ясенецкий отказывался признаваться во вменяемых ему обвинениях и называть имена сообщников. Вместо этого врач объявил голодовку, продлившуюся восемнадцать суток. Однако допросы продолжались, и в состоянии крайнего истощения шестидесятилетний хирург был отправлен в тюремную больницу. Долгие четыре года он провел по камерам и больницам, не признавая выдвинутых против него ничем не обоснованных обвинений. Окончилось тюремное заключение третьей ссылкой врача в сибирское село Большая Мурта.

В это место, расположенное в сотне километров от Красноярска, Войно-Ясенецкий прибыл в марте 1940 и сразу устроился хирургом в местную больницу. Жил он впроголодь, ютясь в тесной каморке. Осенью 1940 ему разрешили перебраться в город Томск, и местная библиотека дала ему возможность ознакомиться с новейшей литературой по гнойной хирургии. Стоит отметить, что с момента ареста имя врача из официальной медицины сразу же вычеркнули. Все «Очерки гнойной хирургии» из библиотек были изъяты, а в юбилейном сборнике «Двадцать лет Ташкентского мединститута», изданного в 1939, имя Войно-Ясенецкого не упоминалось ни разу. Несмотря на это сами врачи продолжали делать операции по его методикам, а тысячи вылеченных больных с благодарностью вспоминали доброго доктора.

С самого начала Великой Отечественной войны Войно-Ясенецкий в буквальном смысле слова «бомбардировал» начальство разных рангов письмами с просьбой предоставить ему возможности лечить раненых. В конце сентября 1941 ссыльный врач был переведен в Красноярск и занялся консультационной работой в многочисленных госпиталях города. Начальство относилось к нему настороженно - как-никак ссыльный поп. Валентин Феликсович же трудился самозабвенно - обучал молодых хирургов, много оперировал и крайне тяжело переживал каждую смерть. Все трудности последних лет не убили в нем пытливого исследователя. Одним из первых во время войны Войно-Ясенецкий предложил мероприятия по раннему и радикальному лечению остеомиелитов. Его новая книга по лечению инфицированных огнестрельных ранений суставов, изданная в 1944, стала незаменимым руководством для всех советских хирургов. Благодаря Валентину Феликсовичу тысячам раненых не только спасли жизнь, но и вернули возможность самостоятельного передвижения.

Первые годы войны хорошо показали, что религиозность может успешно сочетаться с гражданским мужеством и патриотизмом. Кроме того к концу 1944 сумма взносов на оборону от Русской православной церкви превысила 150 миллионов рублей. Отношение к религиозным культам, а главное, к православной церкви в правительстве стало меняться, что сразу же сказалось на положении Валентина Феликсовича - он был переселен в лучшую квартиру, обеспечен хорошим питанием и одеждой. В марте 1943 в Николаевке открылась первая церковь, а ссыльный врач был назначен красноярским епископом. Вскоре Священный синод, приравняв лечение раненых «к героическому архиерейскому служению», возвел Войно-Ясенецкого в ранг архиепископа. В начале 1944 часть эвакогоспиталей из Красноярска перебросили в Тамбов. Вместе с ними отправился и Войно-Ясенецкий, одновременно получивший перевод и по церковной линии, став во главе тамбовской епархии. Под руководством архиепископа за последующие несколько месяцев для нужд фронта было собрано свыше 250 тысяч рублей, потраченных на строительство авиаэскадрильи им. Александра Невского и танковой колонны им. Дмитрия Донского.

После окончания войны, несмотря ухудшившееся здоровье и возраст, Валентин Феликсович продолжал активно трудиться на медицинском и религиозном поприще. Вот каким запомнился выдающийся хирург одному из современников в те годы: «…На совещании собралось много народа. Все сели по местам, и уже поднялся председательствующий, объявляя название доклада. Вдруг обе створки двери широко открылись, и в зал вошел огромного роста человек. Он был в очках, его седые волосы падали на плечи. Белая, кружевная борода лежала на груди. Губы были крепко сжаты, а большие руки перебирали черные четки. Это был Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий». В ответ на просьбу священнослужителей Ватикана о помилование фашистов, приговоренных на Нюрнбергском процессе к смертной казни, врач написал статью «Возмездие свершилось», в резких тонах критикуя папу римского и говоря: «Страшные люди, сделавшие своей целью истребление евреев, уморившие голодом, задушившие миллионы поляков, белорусов, украинцев, неужели, если будут помилованы, смогут научиться правде?».

В 1946 Войно-Ясенецкий за разработку уникальных хирургических способов врачевания гнойных ранений и заболеваний был удостоен Сталинской премии первой степени в двести тысяч рублей. После этого Валентин Феликсович написал родным: «На мне исполнились слова Божьи «прославляющего мя прославлю». Никогда я не искал славы и совсем о ней не помышляю. Она пришла, но я к ней равнодушен». Практически сразу после получения премии 130 тысяч рублей врач передал детским домам. Любопытно, что даже став архиепископом, святитель Лука одевался очень просто, предпочитая ходить в старой заплатанной рясе. Известно письмо его дочери: «Папа, к сожалению, опять одет плохо - старая парусиновая ряса и еще более старый дешевый подрясник. И то, и другое он одел для путешествия к Патриарху. Все высшее духовенство там было одето прекрасно, а папа всех хуже, просто обидно…».

В мае 1946 году Войно-Ясенецкий переехал в сильно разрушенный войной город Симферополь. Здоровье его продолжало ухудшаться, и он уже был не в состоянии выполнять длительные и сложные операции. Тем не менее, он продолжал заниматься научной работой, вел у себя дома бесплатный прием больных, консультировал в госпиталях, проводил богослужения, участвовал в общественной жизни. Интересно, что Валентин Феликсович был строгим и требовательным наставником. Он часто наказывал священников, неподобающе ведущих себя, и некоторых даже лишал сана, не переносил подхалимства перед властями и формального отношения к служению, строго-настрого запрещал крестить ребятишек с неверующими крестными. В 1956 году Валентин Феликсович полностью потерял зрение. Это подвело черту под его занятиями медициной, и последние годы жизни архиепископ Симферопольский и Крымский активно проповедовал и надиктовывал мемуары. Сложный, трудный, но всегда честный жизненный путь Войно-Ясенецкого закончился 11 июля 1961 г. На похоронах известного ученого и врача, верного сына своей Родины, собралось огромное количество людей, а в августе 2000 года Валентин Феликсович был канонизирован Русской православной церковью в сонме новомучеников и исповедников российских.

По материалам сайтов http://foma.ru/ и http://www.opvr.ru/

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Архиепископ Лука (в миру Валентин Фе́ликсович Во́йно-Ясене́цкий) - профессор медицины и духовный писатель, епископ Русской православной церкви; с 1946 года - архиепископ Симферопольский и Крымский. Был одним из самых крупных теоретиков и практиков гнойной хирургии, за учебник по которой был в 1946 году удостоен Сталинской премии (была передана Владыкой детям-сиротам). Теоретические и практические открытия Войно-Ясенецкого спасли в годы Отечественной войны жизнь буквально сотен и сотен тысяч русских солдат и офицеров.

Архиепископ Лука стал жертвой политических репрессий и провёл в ссылке в общей сложности 11 лет. Реабилитирован в апреле 2000 года. В августе того же года канонизирован Русской православной церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился 27 апреля 1877 года в Керчи в семье провизора Феликса Станиславовича и его супруги Марии Дмитриевны и принадлежал к древнему и знатному, но обедневшему польскому дворянскому роду. Дед жил в курной избе, ходил в лаптях, правда, имел мельницу. Отец его был ревностным католиком, мать - православной. По законам Российской империи дети в подобных семьях должны были воспитываться в православной вере. Мать занималась благотворительностью, творила добрые дела. Однажды она принесла в храм блюдо с кутьей и после панихиды случайно оказалась свидетельницей дележа ее приношения, после этого она больше никогда не переступала порога церкви.

По воспоминаниям святителя, свою религиозность он унаследовал от очень благочестивого отца. На формирование его православных взглядов оказала огромное влияние Киево-Печерская Лавра. Одно время он увлекся идеями толстовства, спал на полу на ковре и ездил за город косить рожь вместе с крестьянами, но прочитав внимательно книжку Л. Толстого "В чем моя вера?", он сумел разобраться в том, что толстовство – издевательство над православием, а сам Толстой – еретик.

В 1889 году семья переехала в Киев, где Валентин окончил гимназию и художественную школу. После окончания гимназии стал перед выбором жизненного пути между медициной и рисованием. Подал документы в Академию Художеств, но, поколебавшись, решил выбрать медицину как более полезную обществу. В 1898 году стал студентом медицинского факультета Киевского университета и «из неудавшегося художника стал художником в анатомии и хирургии». После блестяще сданных выпускных экзаменов удивил всех, заявив, что станет земским «мужицким» доктором.

В 1904 году в составе Киевского медицинского госпиталя Красного Креста отправился на Русско-Японскую войну, где получил большую практику, делая крупные операции на костях, суставах и черепе. Многие раны на третий-пятый день покрывались гноем, а на медицинском факультете отсутствовали даже понятия гнойной хирургии, обезболивания и анестезиологии.

В 1904 году он женится на сестре милосердия Анне Васильевне Ланской, которую называли «святой сестрой» за доброту, кротость и глубокую веру в Бога. Она дала обет безбрачия, но Валентин сумел добиться её расположения и она нарушила этот обет. В ночь перед венчанием во время молитвы ей показалось, что Христос на иконе отвернулся от нее. За нарушение обета Господь тяжело наказал ее невыносимой, патологической ревностью.

С 1905 по 1917 гг. работал земским врачом в больницах Симбирской, Курской, Саратовской и Владимирской губернии и проходил практику в Московских клиниках. За это время он сделал множество операций на мозге, органах зрения, сердце, желудке, кишечнике, желчных путях, почках, позвоночнике, суставах и т.д. и внес много нового в технику операций. В 1908 году он приезжает в Москву и становится экстерном хирургической клиники профессора П. И. Дьяконова.

В 1915 году в Петрограде вышла книга Войно-Ясенецкого "Региональная анестезия", в которой Войно-Ясенецкий обобщил результаты исследований и свой богатейший хирургический опыт. Он предложил новый совершенный метод местной анестезии - прервать проводимость нервов, по которым передается болевая чувствительность. Годом позже он защитил свою монографию «Региональная анестезия» как диссертацию и получил степень доктора медицины. Его оппонент известный хирург Мартынов сказал: "когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее" . За эту работу Варшавский университет присудил ему премию имени Хойнацкого.

1917 год был переломным не только для страны, но и лично для Валентина Феликсовича. Заболела туберкулезом его жена Анна и семья переехала в Ташкент, где ему предложили должность главного врача городской больницы. В 1919 г. жена скончалась от туберкулеза, оставив четверых детей: Михаила, Елену, Алексея и Валентина. Когда Валентин читал Псалтирь над гробом жены, его поразили слова 112 псалма: «И неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях». Он расценил это как указание Божие на операционную сестру Софию Сергеевну Белецкую, о которой он знал только то, что она недавно похоронила мужа и была неплодной, то есть бездетной, и на которую он может возложить заботы о своих детях и их воспитании. Едва дождавшись утра, он пошел к Софье Сергеевне «с Божьим повелением ввести ее в свой дом матерью, радующеюся о детях». Она с радостью согласилась и стала матерью четырем детям Валентина Феликсовича, избравшего после кончины жены путь служения Церкви.

Валентин Войно-Ясенецкий был одним из инициаторов организации Ташкентского университета и с 1920 г. избран профессором топографической анатомии и оперативной хирургии этого университета. Хирургическое искусство, а с ним и известность проф. Войно-Ясенецкого все возрастали.

Сам он все больше находил утешение в вере. Посещал местное православное религиозное общество, изучал богословие. Как-то «неожиданно для всех, прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. Однажды после крестного знамения больной - по национальности татарин - сказал хирургу: „Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?“ Последовал ответ: „Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины“».

Однажды он выступил на епархиальном съезде "по одному очень важному вопросу с большой горячей речью". После съезда Ташкентский епископ Иннокентий (Пустынский) сказал ему: "Доктор, вам нужно быть священником". "У меня не было и мыслей о священстве, - вспоминал Владыка Лука, - но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и минуты не размышляя: "Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!"

Вопрос о рукоположении был решен так быстро, что ему даже не успели сшить подрясник.

7 февраля 1921 г. был рукоположен во диакона, 15 февраля - во иерея и назначен младшим священником Ташкентского кафедрального собора, оставаясь и профессором университета. В священном сане он не перестает оперировать и читать лекции.

Волна обновленчества 1923 года доходит и до Ташкента. И в то время, когда обновленцы ждали прибытия в Ташкент «своего» епископа, в городе вдруг объявился местный епископ, верный сторонник Патриарха Тихона.

Им стал в 1923 году святитель Лука Войно-Ясенецкий. В мае 1923 г. он принял монашество в собственной спальне с именем в честь св. апостола и евангелиста Луки, который, как известно, был не только апостол, но и врач, и художник. А вскоре был хиротонисан тайно во епископа Ташкентского и Туркестанского.

Через 10 дней после хиротонии он был арестован как сторонник Патриарха Тихона. Ему предъявили нелепое обвинение: сношения с оренбургскими контрреволюционными казаками и связь с англичанами.

В тюрьме ташкентского ГПУ он закончил свой, впоследствии ставший знаменитым, труд "Очерки гнойной хирургии". На заглавном листе владыка написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии».

Так исполнилось таинственное Божие предсказание об этой книге, которое он получил еще в Переславле-Залесском несколько лет назад. Он услышал тогда: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа».

"Пожалуй, нет другой такой книги, - писал кандидат медицинских наук В.А. Поляков, - которая была бы написана с таким литературным мастерством, с таким знанием хирургического дела, с такой любовью к страдавшему человеку".

Несмотря на создание великого, фундаментального труда последовало заключение владыки в Таганскую тюрьму в Москве. Из Москвы св. Луку отправили в Сибирь. Тогда-то впервые у епископа Луки сильно прихватило сердце.

Сосланный на Енисей, 47-летний епископ опять едет в поезде по дороге, по которой в 1904 году ехал в Забайкалье совсем молодым хирургом…

Тюмень, Омск, Новосибирск, Красноярск… Затем, в лютую январскую стужу заключенных повезли на санях за 400 километров от Красноярска - в Енисейск, а потом еще далее - в глухую деревню Хая в восемь домов, в Туруханск… Иначе как преднамеренным убийством это назвать было нельзя, и свое спасение в пути за полторы тысячи верст в открытых санях на жестоком морозе он позднее объяснял так: «В пути по замерзшему Енисею в сильные морозы я почти реально ощущал, что со мной - Сам Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня»…

В Енисейске прибытие врача-епископа произвело сенсацию. Восхищение им достигло апогея, когда он сделал экстракцию врожденной катаракты трем слепым маленьким мальчикам-братьям и сделал их зрячими.

Дети епископа Луки в полной мере заплатили за «поповство» отца. Сразу после первого ареста их выгнали из квартиры. Потом от них будут требовать отречься от отца, будут исключать из института, «травить» на работе и на службе, клеймо политической неблагонадежности будет преследовать их много лет… Его сыновья пошли по стопам отца, избрав медицину, но никто из четверых не разделил его страстной веры в Христа.

В 1930 году последовал второй арест и вторая, трехлетняя ссылка, после возвращения из которой он ослеп на один глаз, а за ней и третья - в 1937-м, когда начался наиболее страшный для Святой Церкви период, унесший жизни многих-многих верных священнослужителей. Впервые владыка узнал, что такое пытки, допрос конвейером, когда сутками следователи сменяли друг друга, били ногами, кричали озверело.

Начались галлюцинации: желтые цыплята бежали по полу, внизу, в огромной впадине виделся город, ярко залитый светом фонарей, по спине ползли змеи. Но пережитые епископом Лукой скорби нисколько не подавили его, но, напротив, утвердили и закалили его душу. Владыка дважды в день вставал на колени, обратившись к востоку, и молился, не замечая ничего вокруг себя. В камере, до отказа наполненной измученными, озлобленными людьми, неожиданно становилось тихо. Его опять сослали в Сибирь, на сто десятый километр от Красноярска.

Начало Второй мировой войны застало 64-летнего епископа Луку Войно-Ясенецкого в третьей ссылке. Он отправляет телеграмму Калинину, в которой пишет: «являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где мне будет доверено… По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».

Его назначают консультантом всех госпиталей Красноярского края - на тысячи километров не было специалиста более необходимого и более квалифицированного. Подвижнический труд архиепископа Луки был отмечен медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», Сталинской премией Первой степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений.

Слава архиепископа Луки становилась всемирной. Его фотографии в архиерейском облачении передавались по каналам ТАСС за рубеж. Владыку все это радовало лишь с одной точки зрения. Свою научную деятельность, публикации книг и статей он рассматривал как средство поднятия авторитета Церкви.

В мае 1946 года владыка был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского. Студенческая молодежь отправилась встречать его на вокзал с цветами.

Перед этим он какое-то время послужил в Тамбове. Там с ним произошла такая история. Одна женщина-вдова стояла возле церкви, когда владыка шел на службу. «Почему ты, сестра, стоишь такая грустная?» – спросил владыка. А она ему: «У меня пятеро детей маленьких, а домик совсем развалился». После службы повел он вдову к себе домой и дал денег на постройку дома.

Примерно в то же время ему окончательно запретили выступать на медицинских съездах в архиерейском облачении. И его выступления прекратились. Он все отчетливее понимал, что совмещать архиерейское и врачебное служение становится все труднее. Его медицинская практика стала сокращаться.

В Крыму владыку ждала суровая борьба с властями, которые в 50-е годы одну за другой закрывали церкви. Одновременно развивалась его слепота. Кто не знал об этом, не мог бы и подумать, что совершающий Божественную литургию архипастырь слеп на оба глаза. Он осторожно благословлял Святые Дары при их пресуществлении, не задевая их ни рукой, ни облачением. Все тайные молитвы владыка читал на память.

Жил он, как всегда, в бедности. Всякий раз, как племянница Вера предлагала сшить новую рясу, она слышала в ответ: «Латай, латай, Вера, бедных много».

В то же время секретарь епархии вел длинные списки нуждающихся. В конце каждого месяца по этим спискам рассылались тридцать-сорок почтовых переводов. Обед на архиерейской кухне готовился на пятнадцать-двадцать человек. Приходило много голодных детей, одиноких старых женщин, бедняков, лишенных средств к существованию.

Крымчане очень любили своего владыку. Как-то в начале 1951 года архиепископ Лука вернулся самолетом из Москвы в Симферополь. В результате какого-то недоразумения на аэродроме никто его не встретил. Полуслепой владыка растерянно стоял перед зданием аэропорта, не зная, как добраться до дома. Горожане узнали его, помогли сесть в автобус. Но когда архиепископ Лука собрался выходить на своей остановке, по просьбе пассажиров шофер свернул с маршрута и, проехав три лишних квартала, остановил автобус у самого крыльца дома на Госпитальной. Владыка вышел из автобуса под аплодисменты тех, кто едва ли часто ходил в храм.

Ослепший архипастырь также продолжал управлять Симферопольской епархией в течение трех лет и иногда принимать больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами. Практическую врачебную деятельность он оставил еще в 1946 году, но продолжал помогать больным советами. Епархией же управлял до самого конца с помощью доверенных лиц. В последние годы своей жизни он только слушал, что ему читают и диктовал свои работы и письма.

Скончался Владыка 11 июня 1961 года в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, и был похоронен на церковном кладбище при Всехсвятском храме Симферополя. Несмотря на запрет властей, его провожал весь город. Улицы были забиты, прекратилось абсолютно все движение. До самого кладбища путь был усыпан розами.

Рака с мощами св.Луки Войно-Ясенецкого в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя

Тропарь, глас 1
Возвестителю пути спасительного, исповедниче и архипастырю Крымския земли, истинный хранителю отеческих преданий, столпе непоколебимый, Православия наставниче, врачу богомудрый, святителю Луко, Христа Спаса непрестанно моли веру непоколебиму православным даровати и спасение, и велию милость.

Кондак, глас 1
Якоже звезда всесветлая, добродетельми сияющи, был еси святителю, душу же равноангельну сотворил, сего ради святительства саном почется, во изгнании же от безбожных много пострадал и непоколебим верою пребыв, врачебною мудростию многия исцелил еси. Темже ныне честное тело твое от земленных недр обретенное дивно Господь прослави, да вси вернии вопием ти: радуйся, отче святителю Луко, земли Крымстей похвало и утверждение.