Хохломская роспись

Роспись деревянной посуды появилась на Руси давно — в XVI в. Выпускали ее в больших количествах, сотнями, тысячами штук, так как дерево быстро изнашивалось, а в быту посуда необходима. Продавалась она "у Макария", в Москве и в Устюге Великом.
Зарождение хохломского промысла искусствоведы относят ко второй половине XVII века. Изначально промыслом занимались в деревнях Семино, Новопокровское, Хрящи, Кулигино, к концу XIX в. список расширился до 150 окрестных деревень.
Впервые упоминание об селе Хохлома встречается в документах XVI века. Еще при Иване Грозном о Хохломе знали как о лесном участке под названием «Хохломская Ухожея» (Ухожея — место, расчищенное от леса под пашню).
Деревянная посуда с самых древних времен была у русского человека в большом употреблении: ковши и скобкари в форме плывущей птицы, круглые братины, обеденные миски, ложки разных форм и размеров найдены в археологических раскопках еще X—XIII веков. Есть образцы, которые датируются несколькими тысячелетиями.
В стародавние времена в дремучих заволжских лесах близ торгового села Хохлома первые поселенцы, скрывавшиеся от преследования были «утеклецами», т. е. беглецами, укрывшимися здесь от гонений за «старую веру», от царского произвола, помещичьего гнета. Среди них были и художники-иконописцы, и мастера рукописной миниатюры. На скудной земле прокормиться крестьянским трудом было нелегко, и беглые люди приноровились расписывать деревянную посуду, которую здесь исстари точили местные мастера. Неведомая ранее роспись сказочно преобразила скромную кухонную утварь. Но особенно красивы и неповторимы были различные поставцы, чаши и братины, выходившие из-под кисти одного знаменитого мастера. Казалось, что его роспись впитала в себя солнечные лучи — золотистые, которые бывают в полдень, и красные — киноварные на зорьке.
В народе поговаривали, что расписывал художник свою посуду не простой, а волшебной кистью, сплетённой из солнечных лучей. Яркая, праздничная посуда полюбилась не только жителям в округе, слава о ней разнеслась по всей Руси. Увидев хохломскую посуду, царь сразу же догадался, кто её расписывает, и послал в заволжские леса стражников. Предупреждённый живописец успел скрыться, но он обучил премудростям необыкновенного ремесла местных жителей и оставил им краски и волшебную кисть. Таково старое предание о зарождении яркого и самобытного искусства хохломской росписи, которую часто называют золотой, пламенной, или огненной. И это не случайно; искусство Хохломы не могло бы родиться без огня, без закалки изделий в русской печи.

Уже в XVIII веке промысел широко распространился среди крестьянского населения и стал известен далеко за пределами страны.

Нарядно расписанная деревянная посуда не уступала по красоте царской. Но пользоваться неокрашенной деревянной посудой неудобно, так — как древесина впитывает в себя жидкость, быстро загрязняется, от горячей пищи трескается. Заметили, что промаслившиеся стенки сосудов легче моются, посуда дольше сохраняется.
Тогда-то, вероятно, и возникла мысль покрывать посуду олифой — вареным льняным маслом. Олифа покрывала поверхность предмета непроницаемой пленкой. Этот состав, применявшийся иконописцами для предохранения живописи от влаги, был известен русским мастерам с давних пор. Расписанная посуда с использованием золота была тоже не долговечна, и к тому же бедный крестьянин не мог позволить себе её покупать.
Вот и стали крестьяне думать, как сделать посуду такой, чтобы она была не хуже боярской, а пользоваться ею могли бы крестьяне. Народные мастера решили эту задачу благодаря иконописцам из старообрядческой среды, владевшим древним приёмом «вызолачивания» изделий. Не случайно основой росписи был золотой фон.
Известно, что в глубокой древности у славян, а затем и на Руси, серебро, а позже и золото применялось как символ света. Так было в произведениях народного искусства, в книжной миниатюре, иконописи. Искусствоведы предполагают, что именно от техники писания икон берёт своё начало диво дивное — «золотая хохлома». Но потом, ради удешевления, мастера вместо золота стали применять серебряный порошок.
В создании "хохломского золота" участвовало не одно поколение мастеров. Каждое из них вносило свою лепту в совершенствование этого неповторимого искусства.

В росписях Хохломы почти нет жанровых сценок; все свое искусство художники направили на изображение растительных форм, или так называемого травного орнамента, связанного с традициями живописи Древней Руси. Гибкие, волнистые стебли с листьями, ягодками и цветами обегают стенки сосуда, украшают его внутреннюю поверхность, придавая предмету неповторимо нарядный облик. На одних вещах стебли цветков вытягиваются вверх, на других — завиваются или бегут по кругу.
Наивысшего расцвета хохломской промысел достиг в XVIII веке. В это время складывается два типа письма: верховое и фоновое .

Верховая роспись велась пластичными мазками на пролуженной поверхности посуды, создавая великолепный ажурный рисунок. Классическим примером «верхового» письма может служить «травка»

Солонка с «верховой росписью»

Для «фоновой» росписи было характерно применение чёрного или красного фона, тогда как сам рисунок оставался золотым.

Чаша с «фоновой » росписью

Но такая цветовая гамма появилась в хохломской росписи не сразу. Она претерпела огромные изменения, с годами стала более лаконичной и торжественной. Исчезли белильные разживки, создававшие впечатление объёмности формы, произошло ограничение красочной гаммы. Если раньше мастера употребляли белила, синюю, голубую, розовую, зелёную и коричневую краски, то постепенно основными цветами орнамента становятся красный, чёрный и золотой.
Такое ограничение было вызвано не только тем, что эти краски не выгорали в печи при закалке, но и тем, что художники предпочитали сочетание этих цветов, прежде всего в силу их особых декоративных качеств.

«Верховая роспись»

При «верховом» письме мастер наносит рисунок чёрной или красной краской на золотой или серебряный фон изделия.
Здесь можно выделить три типа орнамента: «травная» роспись, роспись «под листок » или «под ягодку» , роспись «пряник» или «рыжик» .

«Травная роспись» напоминает знакомые всем с детства и привычные травы: осоку, белоус, луговик. Это, пожалуй, наиболее древний вид росписи. Он пишется завитками, разнообразными мазками, мелкими ягодками или колосками по серебристому фону. «Травный» рисунок всегда был популярен среди хохломских мастеров росписи. С большой любовью выписывали этот рисунок кистью, то собирая его в густые кусты, то разбрасывая их по поверхности изделия.


Набор посуды с «верховой» травной росписью

Приёмы росписи растительного орнамента настолько разнообразны, что из-под кисти мастера выходят удивительные мотивы. Они свиваются в своеобразные элементы, сочетание которых создаёт множество комбинаций. Из отдельных травинок художники пишут излюбленный ими мотив петуха или курочки, который восседает на дереве и клюёт с него ягоды.

Письмо, в которое помимо травки мастера включают листья, ягоды и цветы, называют «под листок» или «под ягодку» . Эти росписи отличаются от «травки» более крупными мазками, образующими формы овальных листочков, круглых ягодок, оставляемых тычком кисти. Народные мастера берут свои мотивы, стилизуя растительные формы. Поэтому не удивительно, что на изделиях хохломских мастеров мы видим цветы, ромашки, колокольчики, листья винограда, земляники, ягоды смородины, крыжовника, клюквы.

Роспись по «фону» под «листок» и «ягодку»

Основу росписи под листок составляют остроконечные или округлые листья, соединённые по три или пять, и ягоды, расположенные группами около гибкого стебля. В росписи больших плоскостей используют мотивы покрупнее - вишня, клубника, крыжовник, виноград. Эта роспись обладает большими декоративными возможностями. В сравнении с «травкой» она многоцветнее. Например, если в «травной» росписи используют в основном чёрный и красный цвет, то в росписи «под листок» или «под ягодку» мастера пишут листочки зелёными, а так же в сочетании с коричневым и жёлтым.
Эти росписи обогащаются травным узором, который пишется в таких композициях зелёной, красной, коричневой красками. К верховому письму относится ещё одна своеобразная разновидность росписи — «пряник» или «рыжик» . Это геометрическая фигура, чаще всего вписываемая в квадрат или ромб, а в середине прямоугольника - «большой рыжик» - солнце.

Росписи пряниками более просты и условны, чем травные, когда приглядишься к ним, то кажется, что Солнце, с завитыми по кругу лучиками находится в постоянном движении.


Блюдо с «верховой» росписью с орнаментом «пряник»

В «фоновом» письме выделяют два типа орнамента: - роспись «под фон» и роспись «кудрину» . Роспись «под фон» , как уже отмечалось, начинается с прорисовки линии стебля с листьями и цветами, а иногда и с изображениями птиц, или рыб.


Роспись по «фону»

Затем фон записывается краской, чаще всего чёрной. По золотому фону прорисовывают детали крупных мотивов. Поверх закрашенного фона кончиком кисти делаются «травные приписки» - ритмичные мазочки вдоль основного стебля, тычком кисти «налепливаются» ягоды и мелкие цветы. «Золото» просвечивает в таком виде письма только в силуэтах листьев, в крупных формах цветов, в силуэтах сказочных птиц, которых любят рисовать хохломские мастера.

Поставок. Роспись «под фон». 1930-е гг. ГИМ.

Роспись «под фон» значительно более трудоёмкий процесс и не каждый мастер справится с такой работой. Изделия с такой росписью предназначались обычно для подарка, и выполнялись, как правило, на заказ и ценились выше. Разновидностью «фоновой» росписи является «кудрина» . Её отличает стилизованное изображение листьев, цветов, завитков. Не занятое ими пространство закрашивают краской, и золотые ветви эффектно смотрятся на ярко-красном или чёрном фоне. Своё название «кудрина» получила от золотых кудреватых завитков, линии которых образуют причудливые узорные формы листьев, цветов и плодов.

Роспись по «фону» - «кудрина»

Роспись «кудрина» напоминает ковёр. Особенностью её является то, что главную роль играет не кистевой мазок, а контурная линия. Плоское пятно золота и тонкий штрих в проработке деталей. Фон в таком виде росписи также окрашивается в красный или чёрный цвет.

Технология изготовления и росписи хохломских изделий

Жизнь деревянной чашки, самого старинного по форме изделия, начиналась у токаря. При наличии в Заволжье большого количества малых речек, которые легко было запрудить, крестьяне нашли для себя более выгодным строить токарни водяные, наподобие мельниц. Выбрав подходящее место в лесу, у воды, ставили небольшую избу, венцов в пять-шесть, а речку запружали. Помещение освещалось маленькими волоковыми оконцами, а для обогрева помещения зимой ставили печку, которая отапливалась по-черному, без трубы.

Снаружи, около плотины, к стене дома прилаживали огромное водоналивное колесо. Вода, переливавшаяся через плотину, заполняла ковши, и колесо начинало вращаться, приводя в движение металлические валы — станки. Для экономии сил и средств такие токарни чаще строили две, а то и четыре семьи.
Помещение токарни внутри совсем небольшое — 4x4 метра. Кроме печи и двух токарных станков, на стенах устроены полки для готовых изделий. Печь устьем повернута к двери, чтобы скорее выходил наружу дым.
Перед началом работы токарь берет отрезок бревна размером 70—80 сантиметров и, заостряя один конец, загоняет бревно в патрон вала станка. Затем поворачивает рычаг, освобождая колесо, и оно начинает вращаться, приводя в движение станок. Все время меняя инструмент, мастер начинает обрабатывать вращающийся кряж. Вот в его руке «трубка» — округлый нож на длинной рукояти (она необходима для упора). Этим ножом он снимает с кряжа кору и все неровности древесины. Затем «гладильником» прямым ножом — зачищает всю цилиндрическую поверхность кряжа.
Дальше следует очень ответственная операция. Заготовку дерева нужно разметить на то число чашек, которое должно получиться. Токарь делает это на глазок, но по тому, как точны до сантиметра размеченные по величине части кряжа, виден большой опыт и отработанное до виртуозности мастерство. Легко, словно играючи, прикасается он к вращающемуся деревянному цилиндру. Падает, завиваясь в кудрю, тонкая стружка, и по всему помещению распространяется запах свежего дерева.
Обработав наружную поверхность (закруглив стенки и обозначив донце чашки), мастер ножами-крючками выбирает внутреннюю ее часть, заглаживает внешние стенки, и вот на наших глазах за считанные минуты из куска дерева появляется готовая чашка. Чашка такой безукоризненной формы, с такими ровными стенками, что хочется погладить ее, подержать в руке, полюбоваться первозданной красотой естественного дерева. Закончив обработку одною кряжа, токарь вставляет другой, и работа продолжается.
За день опытный мастер мог выточить до сотни чашек. А в Хохлому в эпоху расцвета точения посуды свозили до миллиона штук изделий ежегодно.

То же отработанное временем мастерство было у ковшечника и ложкаря. Вырезая ковш, мастер в куске дерева заранее видел будущий образ изделия, и под его искусным резцом естественные изгибы и сучки становились то птицей с лебединой шеей, то горделиво выгнутой головой коня, а то вдруг закручивались петлей, напоминая неведомое существо, готовое то ли уплыть, то ли взлететь.
Взяв определенной величины кусок дерева — баклушу, ложкарь разрубал ее на то количество кусков, сколько, по его мнению, могло получиться ложек. Еще несколько ударов — и перед нами почти готовая ложка. Затем предстоит ее окончательная отделка. Крючком-ножом (таким же, как у токаря, но коротким) выбирается внутренняя часть лопасти, поверхность обстругивается, заглаживается, и изделие готово.

На выделке ложек трудились всей семьей, и здесь наметилось твердое разделение труда: самые ответственные операции (пока обрубок не приобретал четкую форму ложки) входили в обязанность мужчин. Отделывали поверхность ложек женщины или дети, а окончательно подправляли их снова мужчины.
Готовые ложки поступали в Семенов, где их скупали и отдавали в окраску. Каждую неделю в город свозилось до полумиллиона штук.

Окраска изделий Хохломы и есть тот волшебный процесс, когда обычное белое дерево приобретает блеск и красоту позолоты.

Поскольку обработка изделий происходила с применением олифы и закалкой в печи, помещение наполнялось одурманивающим запахом горелого масла. Поэтому мастера если имели возможность, то производили окраску в отдельных помещениях — красильнях. У кого отдельного помещения не было — работали в жилой избе.
Красильня представляла собой бревенчатый сруб с большими печами, отапливалась она по-черному. Освещалось помещение небольшим оконцем. Печи были с низким устьем, так как над ним до потолка размещались специальные полки для сушки изделий. Такие же полки шли и вдоль стены — на них ставили готовые изделия.
В селениях, где окрашивали ложки, отдельных красилен было немного: на десять деревень приходилось всего двадцать пять красилен, причем распределялись они весьма неравномерно.
Процесс изготовления хохломской росписи изделий начинался с просушки. Белая посуда точилась из сырого дерева, поэтому суток двенадцать — пятнадцать выдерживалась при комнатной температуре. Затем производили вгонку — изделия грунтовали, обмазывали глиной).
Дело в том, что древесина очень пористый материал, и, чтобы закрыть все поры, создать водонепроницаемый слой, ее нужно было промазать. Хорошим материалом для этого оказалась обычная глина, которая и сейчас в большом количестве добывается на берегу Волги, у Городца. Прежде красильщики ее покупали из такого расчета: пуд глины — пуд муки.
Эту глину хохломичи называют вапом, отчего и сам процесс пропитки изделий глиной стал называться ваплением. Глину растворяли в теплой воде, разминали кусочки и размешивали, получая раствор определенной густоты, Затем свернутый лоскуток овечьей шкуры опускали в раствор и смазывали стенки изделия толстым опоем. После этого изделие на некоторое время оставляли — раствор должен был впитаться в древесину. Затем смазывали снова. Провапленное таким образом изделие с образовавшейся на нем глиняной коркой ставили на доски, где оно должно было высохнуть.
Высохшее изделие пропитывали льняным невареным маслом при помощи кусочков шерсти. Небольшое время его снова выдерживали, чтобы слой глины смешался с маслом, а затем шлифовали, протирая всю поверхность изделия лычным мочалом и окончательно — отрепьем льна (отходами при его обработке). Цель шлифовки — вогнать в поры дерева промасленную массу и удалить песчинки и всю лишнюю массу. После шлифовки изделие ставили для просушки на досках в истопленную печь и держали там четыре-пять часов.
Третья операция — шпаклевка, то есть замазка изделия смесью глины с олифой. Эта смесь должна заделать все неровности, сучки, трещины и другие дефекты древесины. Готовую замазку мастер кладет на нужное место и притирает пальцем, удаляя скребком лишнюю массу. Прошпаклеванное изделие снова ставится для просушки.
Следующий этап — обработка олифой для создания на изделии масляной пленки.
Приготовление олифы — особый и сложный процесс, который знали только старые мастера, храня друг от друга секрет ее состава. Олифой изделия промазывались три раза, каждый раз в промежутках снова и снова подсушивались и лишь после этого ставились в печь при температуре 80-90 градусов. Только теперь, на пятой операции, проолифенное изделие лудили - обмазывали оловянным порошком, чтобы оно стало сначала серебряным, а потом, под олифой, золотым.
В конце XIX века был изобретен алюминиевый порошок, которым стали пользоваться вместо олифы. Лужение холодным способом (от обычного горячего способа дерево могло загореться) — гениальная находка хохломичей. Долго держали в секрете этот способ, и лишь в наше время он стал широко известен. Заключается он в умении при разнообразных сложных манипуляциях с разными составными веществами превращать бруски олова в мелкий порошок, который и втирается особым тампоном — куколкой — в проолифенное изделие так, что оно становится светлым и блестящим, как серебро. Луженое изделие готово к расписыванию красками.
Если предыдущие операции были связаны с чисто техническими приемами, то на этом этапе требуется умение свободно писать кистью.
В прошлом хохломские мастера работали семьями, и с ранних лет ребенок приобщался к художественному мастерству. Поэтому так свободно владеет хохломич техникой росписи. Его рука то нажимает на кисть и проводит широкую сочную полосу, то ведет ее легко и свободно, и на предмете возникает тончайшая, еле видимая линия.
Расписанные луженые изделия ставили в печь для закалки. Олифа от печного жара желтела, и под ее пленкой серебро начинало светиться золотом.
Труд этот был очень тяжелым. Как уже отмечалось, только состоятельные крестьяне имели красильни, а те, кто победнее, производили окраску в том же помещении, где жили.
Вот что рассказывала Софья Ивановна Родичева, красильщица из Семенова, в свое время пятнадцать лет проработавшая на скупщика, купца Булганина: «В избе было копотно, дымно и грязно, угарно от краски. Иногда так сильно угорали, что лежали по трое суток, теряли зрение. Вообще у всех красильщиков к старости зрение становилось очень плохое».
Русские печи в домах красильщиков, так же как и в красильнях, были с низким устьем. Верх печи огораживали досками, поперек их укладывали брусья — колосники. На специальных досках на колосники и ставили подсушивать ложки.
В красильнях работать было легче, хотя тоже не просто. В печь окрашенную посуду ставили сразу, как только печь истопится и из нее выгребут жар, а для того чтобы разместить посуду в глубине топки, нужно было залезать внутрь. Для этого надевали на себя брюки, пиджак, сапоги, старались все делать быстрее, но когда вылезали — одежды уже дымились. На печь за один раз закладывали до пятидесяти тысяч ложек, а в печь — от пяти до восьми тысяч.

Современный технологический процесс хохломской росписи

1- Выточенную или вырезанную прошлифованную заготовку грунтуют (методом окунания). В качестве грунтовки применяется глина (вапа) или грунтовка (№ 138).

2- Про грунтованную заготовку протирают мягкой губкой и сушат при комнатной температуре 6-8 часов.

3- Заготовку покрывают 2-3 раза олифой или смесью олифы и лака в равных частях.

4- Промежуточная сушка при комнатной температуре в течении 5 часов.

5- Втирание алюминиевого порошка мягкой кожей или замшей до получения зеркальной поверхности.

6- Художественная роспись масляными красками, разведенными натуральной олифой.

7- Сушка 24 часа на стеллажах при температуре 20-25°С или 1.5-2 часа в электропечи при температуре 100°С.

8- Лакирование 3-5 раз лаком ПФ-283,с промежуточной сушкой и шлифовкой.

9- Сушка 2-3 часа при комнатной температуре и 15-20 минут в электропечи при температуре 200°С или 3-4 часа в электропечи при температуре 130-140°С до появления золотистого оттенка.

В настоящие время изделия с хохломской росписью производят несколько десятков предприятий, но подлинных хохломских центра два: это «Хохломской художник» в селе Семино и «Хохломская роспись» в г. Семенове. Семинская роспись более традиционна, ближе к своим истокам - крестьянской посуде. Семеновские мотивы более фантазийные и изысканы, предназначены для более взыскательных покупателей.

Одна из самых известных росписей в России. Пожалуй, не, найдется человека, который не держал в руках расписанную деревянную ложку или не видел прекрасные и удивительно богатые по рисунку хохломские изделия. Но откуда появилась эта сказочно красивая роспись? Какой умелец придумал наносить серебро на дерево, а затем покрывать его лаком, добиваясь золотого свечения? Этому и посвящен материал, собранный в данном параграфе.

Роспись деревянной посуды появилась на Руси давно — в XVI в. Выпускали ее в больших количествах, сотнями, тысячами штук, так как дерево быстро изнашивалось, а в быту посуда необходима. Продавалась она "у Макария", в Москве и в Устюге Великом.

Зарождение хохломского промысла искусствоведы относят ко второй половине XVII века.

Впервые упоминание об этом селе встречается в документах XVI века. Еще при Иване Грозном о Хохломе знали как о лесном участке под названием «Хохломская Ухожея» (Ухожея — место, расчищенное от леса под пашню).

Деревянная посуда с самых древних времен была у русского человека в большом употреблении: ковши и скобкари в форме плывущей птицы, круглые братины, обеденные миски, ложки разных форм и размеров найдены в археологических раскопках еще X—XIII веков. Есть образцы, которые датируются несколькими тысячелетиями.

В стародавние времена в дремучих заволжских лесах близ торгового села Хохлома первые поселенцы, скрывавшиеся от преследования были «утеклецами», т. е. беглецами, укрывшимися здесь от гонений за «старую веру», от царского произвола, помещичьего гнета. Среди них были и художники, и мастера рукописной миниатюры. На скудной земле прокормиться крестьянским трудом было нелегко, и беглые люди приноровились расписывать деревянную посуду, которую здесь исстари точили местные мастера. Неведомая ранее роспись сказочно преобразила скромную кухонную утварь. Но особенно красивы и неповторимы были различные поставцы, чаши и братины, выходившие из-под кисти одного знаменитого мастера. Казалось, что его роспись впитала в себя солнечные лучи — золотистые, которые бывают в полдень, и красные — киноварные на зорьке.

В народе поговаривали, что расписывал художник свою посуду не простой, а волшебной кистью, сплетённой из солнечных лучей. Яркая, праздничная посуда полюбилась не только жителям в округе, слава о ней разнеслась по всей Руси. Увидев хохломскую посуду, царь сразу же догадался, кто её расписывает, и послал в заволжские леса стражников. Предупреждённый живописец успел скрыться, но он обучил премудростям необыкновенного ремесла местных жителей и оставил им краски и волшебную кисть. Таково старое предание о зарождении яркого и самобытного искусства хохломской росписи, которую часто называют золотой, пламенной, или огненной. И это не случайно; искусство Хохломы не могло бы родиться без огня, без закалки изделий в русской печи.

Эта легенда объясняет, каким образом между заволжскими и северными старообрядцами возникла тесная связь, которая оказала большое влияние на искусство Хохломы.
Близость к большой реке и ярмарке создавали благоприятные условия для занятия различными промыслами и торговлей. На берегу реки устраивались ярмарки, на которые привозили товары с севера и с юга России. Территория края была похожа на большую мастерскую. Жители Заволжских деревень, разбросанных в Нижегородской и Костромской губерниях, занимались различными промыслами. Крестьяне, производившие одни и те же вещи, селились рядом в близлежащих деревнях, и каждую неделю сбывали выработанную продукцию в крупном торговом селе. Сюда свозили изделия со всей округи. Приезжали из Костромы и Ветлуги, привозили разнообразные предметы с росписью и резьбой. Но особым спросом пользовался щепной товар - деревянные ложки, чашки, миски. Красильщики на таких ярмарках покупали деревянные заготовки и продавали свои изделия. Токари и ложкари обменивали свой товар на дерево для дальнейшей работы. Готовую продукцию покупали купцы, грузили её на телеги летом и сани зимой и везли на ярмарку «к Макарию».

Хохломская роспись имеет долгую историю – она возникла ещё в XVII в. в деревнях на левом берегу Волги.

Несколько деревень освоили это ремесло, а вот сбыт продукции происходил в основном в Хохломе – отсюда и пошло общее название этого художественного промысла.

Понятие «Хохлома» многозначно: это не только название деревни, но и название вида промысла, и все изделия этого промысла, и вид росписи.

В настоящее время центром Хохломы считается город Семёнов в Нижегородской области.

Художественное объединение «Хохломская роспись»

В 1925 г. в Семёнове была создана артель «Кустарь-художник», с 1931 г. это артель «Экспорт». В 1960 г. предприятие стало называться фабрикой «Хохломская роспись», а в 1970 г. фабрику «Хохломская роспись» переименовали в художественное объединение.

Хохлома: семёновская матрёшка

Ещё в 1922 г. появилась на свет традиционная русская сёменовская матрёшка. Она отличается жёлто-красным фоном и ярким букетом цветов на фартуке. На сегодняшний день художественная фабрика отправляет на экспорт более 60 % своей продукции.

Версии и легенды

Когда и где возникла хохломская роспись, более или менее известно. Но главный вопрос: как она возникла? Что послужило толчком к созданию этого яркого и неповторимого колорита, этого сверкающего золотого фона?

И вот здесь мы узнаём, что существует несколько версий и легенд на эту тему. Перескажем одну из легенд.

В давние-давние времена жил в Москве один мастер-иконописец. Царь высоко ценил его мастерство и награждал за труды. Любил мастер своё ремесло, но ещё больше любил вольную жизнь. Однажды тайно покинул он царский двор и перебрался в глухие леса.

Срубил мастер себе избу и стал заниматься любимым делом. Мечтал он о таком искусстве, которое стало бы родным всем, как простая русская песня, и чтобы отразилась в нём красота русской земли. Так и появились первые хохломские чаши.

Слава о великом мастере разнеслась по всей земле. Приезжали люди полюбоваться работой мастера, многие оставались жить рядом. Дошла слава мастера и до грозного государя. Велел он отряду стрельцов найти и привести беглеца. Узнав о надвигающейся беде, собрал мастер односельчан и раскрыл им секреты своего ремесла. А утром, когда царские посланники вошли в село, увидели они, как горит ярким пламенем изба чудо-художника. Изба сгорела, а мастера нигде не нашли. Но остались на земле его краски, которые словно вобрали в себя жар пламени и черноту пепелища. Исчез мастер, но не исчезло его мастерство, и до сих пор хохломские краски напоминают всем о счастье свободы, о жаре любви к людям и о жажде красоты.

Эту легенду рассказывают по-разному, но если вы очень любознательны, то можете найти и прочитать её в сборниках легенд и сказок Нижегородской области.

Можно ли верить легенде? Как знать. Но ведь искусство Хохломы сохранилось с тех древних времён, а это возможно только в том случае, если мастерство передаётся от учителя к ученику, дальше и дальше.

А вот другая легенда.

Замечательный иконописец Андрей Лоскут бежал из Москвы, недовольный церковными нововведениями патриарха Никона. Поселился он в глуши Заволжских лесов и стал расписывать деревянные поделки, писать иконы по старому образцу.

Узнал об этом патриарх Никон и отправил за непокорным иконописцем солдат. Но Андрей отказался подчиниться и сжёг себя в избе, а перед смертью завещал людям сохранить его мастерство. Искрами изошёл, рассыпался Андрей. С той поры и горят алым пламенем, искрятся золотыми самородками яркие краски Хохломы.

Существуют и другие версии происхождения этого промысла. Например, вот эта.

Уникальный способ окраски деревянной посуды «под золото» в лесном Заволжье и само рождение промысла приписывают старообрядцам. Старообрядцы отвергают предпринятую в 1650-1660-х годах патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем церковную реформу, целью которой провозглашалась унификация богослужебного чина Русской церкви с греческой церковью. Эта реформа вызвала раскол в Русской церкви. Старообрядцы подвергались гонениям, поэтому они прятались в глухих лесах в Заволжье. Среди старообрядцев было много иконописцев, мастеров книжной миниатюры. Они привезли с собой древние иконы и рукописные книги, принесли тонкое живописное мастерство, каллиграфию свободного кистевого письма и образцы богатейшего растительного орнамента.

И. М. Баканов «Хохломские художники за работой»

А местные мастера хорошо владели токарным делом, передавали из поколения в поколение искусство изготовления посуды, узорной резьбы по дереву.

Токарный цех

Так лесное Заволжье стало настоящей художественной сокровищницей. Фактически здесь соединились два промысла: пластика токарной посуды (резных форм ковшей, ложек) и иконописное мастерство. Здесь родился секрет изготовления «золотой» посуды без применения золота.

Обилие леса, близость Волги, которая была главной торговой артерией Заволжья, способствовали развитию промысла. Через прикаспийские степи хохломская посуда доставлялась в Среднюю Азию, Персию, Индию. Европейцы также охотно скупали заволжскую продукцию. Крестьяне вытачивали, расписывали деревянную посуду и везли её для продажи в крупное торговое село Хохлома – здесь был торг. Отсюда и пошло название «хохломская роспись», или просто «хохлома».

Но существует и другая версия: имитацию позолоты на дереве нижегородские ремесленники использовали в окраске деревянной посуды ещё до появления старообрядчества. В крупных нижегородских ремесленных селах Лысково и Мурашкино, в заволжском «селишке Семёновское» изготовлялась деревянная посуда (братины, ковши, блюда для праздничного стола), окрашенная с применением оловянного порошка. Считают, что этот способ существовал до хохломского.

Но, как бы то ни было, мы имеем сейчас неповторимую и непревзойдённую декоративную роспись деревянной посуды и мебели, выполненную красными, зелёными и золотистыми тонами по чёрному фону. Хохлому знают и ценят во всём мире.

Современные центры хохломской росписи

В Семёнове школу хохломской росписи основал Георгий Петрович Матвеев (1875-1960) .

У хохломской росписи в настоящее время два центра: фабрики «Хохломская роспись» и «Семёновская роспись» в городе Семёнов Нижегородской области и деревня Сёмино Ковернинского района Нижегородской области, где действует предприятие «Хохломский художник». Оно объединяет мастеров деревень Ковернинского района: Сёмино, Кулигино, Новопокровское и др. В данный момент предприятие испытывает большие трудности. В Сёмино расположено также предприятие ООО «Промысел», которое вот уже 19 лет занимается выпуском деревянных шкатулок с хохломской росписью.

В Семёнове помнят и уважают Матвеева. В его память установлен бюст, а одна из центральных улиц города носит его имя.

Бюст Г. П. Матвеева в г. Семёнове

Роспись выглядит ярко, несмотря на темный фон. Для создания рисунка используются такие краски, как красная, жёлтая, оранжевая, немного зелёной и голубой. Также в росписи всегда присутствует золотой цвет. Традиционные элементы Хохломы - красные сочные ягоды рябины и земляники, цветы и ветки. Также нередко встречаются птицы, рыбы и звери.

    Khohloma kovernino.JPG

    Изделия с Коверинской Хохломской росписью

    Khohloma set 1996.JPG

    Набор изделий с Хохломской росписью

    Khohloma box.JPG

    Ларец, расписанный под Хохлому

История

Предполагают, что хохломская роспись возникла в 17 веке на левом берегу Волги, в деревнях Большие и Малые Бездели, Мокушино, Шабаши, Глибино, Хрящи. Деревня Хохлома была крупным центром сбыта, куда свозили готовые изделия, оттуда и пошло название росписи. В настоящее время родиной хохломы считается город Семёнов в Нижегородской области.

На сегодняшний момент существует множество версий происхождения хохломской росписи, вот две наиболее распространенные:

Первая версия

По наиболее распространенной версии, уникальный способ окраски деревянной посуды «под золото» в лесном Заволжье и само рождение хохломского промысла приписывалось старообрядцам .

Еще в давние времена среди жителей местных деревень, надежно укрытых в глухомани лесов, было немало «старообрядцев», то есть людей, спасавшихся от гонения за «старую веру».

Среди переселившихся на нижегородскую землю старообрядцев было немало иконописцев, мастеров книжной миниатюры. Они привезли с собой древние иконы и рукописные книги, принесли тонкое живописное мастерство, каллиграфию свободного кистевого письма и образцы богатейшего растительного орнамента.

В свою очередь, местные мастера отменно владели токарным мастерством, передавали из поколения в поколение навыки изготовления посудных форм, искусство объемной резьбы. На рубеже XVII-XVIII столетий лесное Заволжье стало настоящей художественной сокровищницей. Искусство Хохломы унаследовало от заволжских мастеров «классические формы» токарной посуды, пластику резных форм ковшей, ложек, а от иконописцев - живописную культуру, мастерство «тонкой кисти». И, что не менее важно, секрет изготовления «золотой» посуды без применения золота.

Вторая версия

Но есть документы, свидетельствующие о другом. Способ имитации позолоты на дереве, родственный хохломскому, использовался нижегородскими ремесленниками в окраске деревянной посуды еще в 1640-1650 годах, до появления старообрядчества . В крупных нижегородских ремесленных селах Лысково и Мурашкино, в заволжском «селишке Семеновское» (будущий город Семенов - один из центров хохломской росписи) изготовлялась деревянная посуда - братины, ковши, блюда для праздничного стола - окрашенная «на оловянное дело», то есть с применением оловянного порошка. Способ окраски деревянной посуды «на оловянное дело», вероятно, предшествовавший хохломскому, сложился из опыта иконописцев и местных поволжских традиций посудного ремесла .

Факторы, давшие толчок к развитию хохломской росписи

Производство хохломской посуды долгое время сдерживалось дороговизной привозимого олова. Обеспечить оловом мастеров мог только очень состоятельный заказчик. В Заволжье такими заказчиками оказались монастыри. Так, села Хохлома, Скоробогатово и около 80 селений по рекам Узоле и Керженцу работали на Троице-Сергиев монастырь. Из документов монастыря видно, что крестьяне этих сел вызывались для работы в мастерских Лавры, где могли познакомиться с производством праздничных чаш и ковшей. Не случайно, что именно хохломские и скоробогатовские села и деревни стали родиной оригинальной росписи посуды, так похожей на драгоценную.

Обилие леса, близость Волги - главной торговой артерии Заволжья - также способствовало развитию промысла: груженные «щепным» товаром. суда направлялись в Городец, Нижний Новгород, Макарьев, славившиеся своими ярмарками, а оттуда - в Саратовскую и Астраханскую губернии. Через прикаспийские степи хохломская посуда доставлялась в Среднюю Азию, Персию, Индию. Англичане, немцы, французы охотно скупали заволжскую продукцию в Архангельске, куда она доставлялась через Сибирь. Крестьяне вытачивали, расписывали деревянную посуду и везли её для продажи в крупное торговое село Хохлома (Нижегородской губернии), где был торг. Отсюда и пошло название «хохломская роспись», или просто «хохлома».

Существует и легендарное объяснение появления хохломской росписи. Был замечательный иконописец Андрей Лоскут. Бежал он из столицы, недовольный церковными нововведениями патриарха Никона , и стал в глуши приволжских лесов расписывать деревянные поделки, да писать иконы по старому образцу. Прознал про это патриарх Никон и отправил за непокорным иконописцем солдат. Отказался подчиниться Андрей, сжёг себя в избе, а перед смертью завещал людям сохранить его мастерство. Искрами изошёл, рассыпался Андрей. С той поры и горят алым пламенем, искрятся золотыми самородками яркие краски хохломы.

Центры народного промысла хохломы

В настоящее время у хохломской росписи два центра - город Семёнов, где находятся фабрики «Хохломская роспись» и «Семёновская роспись», и село Сёмино Ковернинского района, где работает предприятие «Хохломский художник», объединяющее мастеров деревень Ковернинского района: Сёмино, Кулигино, Новопокровское и др. (фабрика находится в д. Сёмино). В данный момент деятельность предприятия сведена практически к нулю. В д. Семино расположено также предприятие, занимающееся 19 лет выпуском деревянных шкатулок с хохломской росписью (ООО «Промысел»).

Технология

Для изготовления изделий с хохломской росписью сначала бьют баклуши , то есть делают грубые бруски-заготовки из дерева . Затем на токарном или фрезерном станке заготовке придают нужную форму. Полученные изделия - резные ковши и ложки, поставцы и чашки - основа для росписи, называются «бельё».

После сушки «бельё» грунтуют жидкой очищенной глиной - вапой. После грунтовки изделие 7-8 часов сушат и обязательно вручную покрывают несколькими слоями олифы (льняного масла). Мастер окунает в миску с олифой специальный тампон, приготовленный из овечьей или телячьей кожи, вывернутой наизнанку, а затем быстро втирает в поверхность изделия, поворачивая его так, чтобы олифа распределялась равномерно. Эта операция очень ответственная. От неё будет в дальнейшем зависеть качество деревянной посуды, прочность росписи. В течение дня изделие покроют олифой 3-4 раза. Последний слой высушат до «небольшого отлипа» - когда олифа слегка прилипает к пальцу, уже не пачкая его. Следующий этап - «лужение», то есть втирание в поверхность изделия алюминиевого порошка. Выполняют его также вручную тампоном из овечьей кожи. После лужения предметы приобретают красивый бело-зеркальный блеск, и готовы для росписи. В росписи применяются масляные краски . Главные цвета, определяющие характер и узнаваемость хохломской росписи - красный и чёрный (киноварь и сажа), но для оживления узора допускаются и другие - коричневый, светлого тона зелень, жёлтый тон. Кисти для росписи делаются из беличьих хвостов, так, чтобы ими можно было провести очень тонкую линию.

Выделяют роспись «верховую» (когда по закрашенному серебристому фону наносят рисунок (криуль - основная линия композиции, на неё «насаживают» такие элементы как осочки, капельки, усики, завитки т. д.) красным и черным цветом) и «под фон» (сначала намечается контур орнамента , а потом заполняется чёрной краской фон, рисунок листа или цветочка остается золотым). Кроме того, существуют разнообразные виды орнаментов:

  • «пряник» - обычно внутри чашки или блюда геометрическая фигура - квадрат или ромб - украшенная травкой, ягодами, цветами;
  • «травка» - узор из крупных и мелких травинок;
  • «кудрина» - листья и цветы в виде золотых завитков на красном или чёрном фоне;

Используют мастера и упрощённые орнаменты. Например, «крап», который наносят штампиком, вырезанным из пластинок гриба-дождевика, или особым образом свёрнутым кусочком ткани. Все изделия расписываются вручную, причём роспись нигде не повторяется. Какой бы выразительной ни была роспись, пока узор или фон остаются серебристыми, это ещё не настоящая «хохлома».

Расписанные изделия 4-5 раз покрывают специальным лаком (с промежуточной сушкой после каждого слоя) и, наконец, закаливают в течение 3-4 часов в печи при температуре +150… +160 °C до образования масляно-лаковой плёнки золотистого цвета. Так получается знаменитая «золотая хохлома».

См. также

Напишите отзыв о статье "Хохлома"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хохлома

– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l"etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.

Два типа письма: верховое и фоновое.

При «верховом» письме мастер наносит рисунок чёрной или красной краской на фон изделия. Здесь можно выделить три типа орнамента: «травная» роспись, роспись «под листок» или «под ягодку», роспись «пряник».

- «Травная роспись» напоминает знакомые всем с детства и привычные травы: осоку, белоус, луговик. Это, пожалуй, наиболее древний вид росписи . Он пишется завитками, разнообразными мазками, мелкими ягодками или колосками по золотому фону. «Травный» рисунок всегда был популярен среди хохломских мастеров росписи .

Письмо, в которое помимо травки мастера включают листья, ягоды и цветы, называют «под листок» или «под ягодку». Эти росписи отличаются от «травки» более крупными мазками, образующими формы овальных листочков, круглых ягодок, оставляемых тычком кисти. Народные мастера берут свои мотивы, стилизуя растительные формы . Поэтому не удивительно, что на изделиях хохломских мастеров мы видим ромашки, колокольчики, листья винограда, земляники, ягоды смородины, крыжовника, клюквы. Основу росписи под листок составляют остроконечные или округлые листья, соединённые по три или пять, и ягоды, расположенные группами около гибкого стебля. В росписи больших плоскостей используют мотивы покрупнее - вишня, клубника, крыжовник, виноград. Эта роспись обладает большими декоративными возможностями. В сравнении с «травкой» она многоцветнее. Например, если в «травной» росписи используют в основном чёрный и красный цвет, то в росписи «под листок» или «под ягодку» мастера пишут листочки зелёными, а так же в сочетании с коричневым и жёлтым. Эти росписи обогащаются травным узором, который пишется в таких композициях зелёной, красной, коричневой красками.


К верховому письму относится ещё одна своеобразная разновидность росписи — «пряник» . Это геометрическая фигура, чаще всего вписываемая в квадрат или ромб, а в середине - солнце. Росписи пряниками более просты и условны, чем травные, когда приглядишься к ним, то кажется, что Солнце, с завитыми по кругу лучиками находится в постоянном движении.

Для «фоновой» росписи было характерно применение чёрного или красного фона, тогда как сам рисунок оставался золотым. В «фоновом» письме выделяют два типа орнамента: - роспись «под фон» и роспись «кудрина».

Роспись «под фон» , как уже отмечалось, начинается с прорисовки линии стебля с листьями и цветами, а иногда и с изображениями птиц, или рыб. Затем фон записывается краской, чаще всего чёрной. По золотому фону прорисовывают детали крупных мотивов. Поверх закрашенного фона кончиком кисти делаются «травные приписки» - ритмичные мазочки вдоль основного стебля, тычком кисти «налепливаются» ягоды и мелкие цветы. «Золото» просвечивает в таком виде письма только в силуэтах листьев, в крупных формах цветов, в силуэтах сказочных птиц. Роспись «под фон» значительно более трудоёмкий процесс и не каждый мастер справится с такой работой. Изделия с такой росписью предназначались обычно для подарка, и выполнялись, как правило, на заказ и ценились выше.


Разновидностью «фоновой» росписи является «кудрина». Её отличает стилизованное изображение листьев, цветов, завитков. Не занятое ими пространство закрашивают краской, и золотые ветви эффектно смотрятся на ярко-красном или чёрном фоне. Своё название «кудрина» получила от золотых кудреватых завитков, линии которых образуют причудливые узорные формы листьев, цветов и плодов. Роспись «кудрина» напоминает ковёр. Особенностью её является то, что главную роль играет не кистевой мазок, а контурная линия. Плоское пятно золота и тонкий штрих в проработке деталей. Фон в таком виде росписи также окрашивается в красный или чёрный цвет. Других красок в этом виде письма не используют.