В это время неожиданно для себя и сам Никон, столь ревностно проводивший все эти реформы, почувствовал, что царь Алексей Михайлович к нему охладел. В 1658 г. в Москве проходила торжественная встреча грузинского царевича Теймураза; в его честь царь дал обед, на который патриарх позван не был. Более того, во время шествия во дворец царский окольничий обидел боярина, близкого к Никону, ударив его палкой по голове. Этот поступок был оставлен царём безнаказанным. Затем в праздник Казанской Божьей Матери, 8 июля, и в праздник положения Ризы Господней, 10 июля, Алексей Михайлович, несмотря на приглашение патриарха в собор не явился. Это было в глазах Никона прямым оскорблением патриаршества как духовной власти, которую он ставил выше власти царской. И тогда Никон отправился пешком, с одной клюкой, в Воскресенский (ныне Новоиерусалимский) монастырь. Добровольный уход Никона с патриаршего престола был невиданным событием и воспринимался в обществе трагически.

Но примирения, ожидавшегося Никоном после его демонстративного затворничества в монастыре, со стороны царя не последовало. Срочно из ссылки возвратили протопопа Аввакума, и ему было предложено стать царским духовником, правда при условии отказа от старой веры Но для ревностного сторонника старых обрядов это было невозможно, ив 1664 г. он был сослан вновь. Столица да и всё московское царство были в великом смятении. Старую веру поддерживали широкие массы народа, части духовенства и известные и влиятельные боярские семейства. (такие, как Морозовы, Урусовы). Церкви оставались пустыми, поэтому священники вынуждены были вернуться а службе по старым книгам.

собор 1666-1667 годов

Царь Алексей Михайлович в 1666 г. созвал собор для суда над противниками реформы. Первоначально на него прибыли только русские святители, но потом к ним присоединились приехавшие в Москву два восточных патриарха Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Своими решениями собор практически полностью поддержал действия царя. Патриарх Никон был осуждён сослан в отдалённый монастырь. Вместе с тем все книжные исправления были одобрены. Собор вновь подтвердил прежние постановления: произносить аллилуйя трижды, творить крёстное знамение тремя первыми перстами правой руки, крёстные походы проводить против солнца.

Всех, кто не признавал этих уложений, церковный собор объявил расколоучителями и еретиками. Всех сторонников старой веры осудили по гражданским законам. А по действовавшему тогда закону за преступление против веры полагалась смертная казнь: «Кто возложит хулу на Господа Бога, или Христа Спасителя, или Богородицу, или на Крест честный, или на святых угодников Божиих – то сжечь», - говорилось в Уложении царя Алексея Михайловича. Подлежали смерти и «те, кто не даст совершить литургию или учинит мятеж в храме».

гонения на старообрядцев

Первоначально всех осуждённых собором ссылали в тяжелейшую ссылку. Но некоторые – Иван Неронов, Феоклист – покаялись и были прощены. Преданного анафеме и лишенного сана протопопа Аввакума отправили Пустозерский острог в низовьях реки Печоры. Туда же был сослан дьякон Фёдор, который вначале покаялся, но затем вернулся к староверию, за что подвергся отрезанию языка и также оказался в заточении. Пустозерский острог стал средоточением старообрядческой мысли. Несмотря на тяжелейшие условия жизни, отсюда велась напряжённая полемика с официальной церковью, вырабатывались догмы отделившегося общества. Послания Аввакума служили опорой страдальцам за старую веру – боярыне Феодосии Морозовой и княгине Евдокии Урусовой.

Глава поборников древнего благочестия, убеждённый в своей правоте, Аввакум так обосновал свои взгляды: «Церковь - православна, а догматы церкви от Никона-еретика искажены новоизданными книгами, которые первым книгам во всём противны, и во всей божественной службе не согласуются. А государь наш царя и великий князь Алексей Михайлович православен, но только простою своею душою принял от Никона книги вредные, думая что они православные». И даже из Пустозерского подземелья, где он отсидел 15 лет, Аввакум писал царю:»Чем больше ты нас мучишь, тем больше мы тебя любим»

Но в Соловецком монастыре уже задумывались над вопросом: а стоит ли молиться за такого царя? В народе стал подниматься ропот, начались антиправительственные толки… Ни царь, ни церковь не могли оставить их без внимания. Власть ответила недовольным указами о розыске староверов и о сожжении нераскаявшихся в срубах, если после троекратного повторения вопроса у места казни они не отрекутся от своих взглядов. На Соловках начался открытый бунт староверов. Правительственные войска осаждали монастырь, и лишь перебежчик открыл ход в неприступную твердыню. Восстание было подавлено.

Чем беспощаднее и суровее были начавшиеся казни, тем большее упорство они вызывали. На смерть за старую веру стали смотреть как на мученический подвиг. И даже искали его. Высоко подняв руку с двуперстным крестным знамением, осуждённые истово говорили окружившему расправы народу: «За сие благочестие стражду, за древлецерковное православие умираю и вас, благочестивые, молю крепко стоять в древлем благочестии» И стояли сами крепко… Именно «за великие на царский дом хулы» был сожжён в деревянном срубе со своими соузниками и протопоп Аввакум.

Жесточайшие 12 статей государственного указа 1685 г., предписывающие жечь староверов в срубах, казнить смертью перекрещивающих в старую веру, бить кнутом и ссылать тайных сторонников древних обрядов, а также их укрывателей, окончательно показали отношения государства к староверам. Подчиниться они не могли, выход был один – уйти.

Главным убежищем ревнителей древнего благочестия стали северные районы России, тогда ещё совершенно безлюдные. Здесь, в дебрях олонецких лесов, в архангельских ледяных пустынях, появились первые раскольничьи скиты, устроенные выходцами из Москвы и соловецкими беглецами, спасшимися после взятия монастыря царскими войсками. В1694 г. на реке Выг обосновалась поморская община, где видную роль играли братья Денисовы – Андрей и Семён, известные во всём старообрядческом мире. Позднее в этих местах на реек Лексне, появилась женская обитель. Так сложился знаменитый центр древнего благочестия – Выголексинское общежительство.

Другим местом укрытия старообрядцев стала Новгородо-Северская земля. Ещё в 70-е годы XVII в бежали в эти места из Москвы, спасая свою старую веру, поп Кузьма и его 20 последователей. Здесь, под Стародубом, основали они небольшой скит. НО не прошло и двух десятков лет, как из этого скита выросло 17 слобод. Когда волны государственных преследователей докатились до стародубских беглецов, то многие из них ушли за польскую границу и поселились на острове Ветка, образуемом рукавом реки Сожи. Поселение стало быстро возвышаться и разрастаться: вокруг него также появилось более 14 многолюдных слобод.

Знаменитым местом старообрядчества конца XVII столетия был и Керженец, названный по одноимённой речке. Множество скитов было построено в чернораменских лесах. Здесь велась полемика по догматическим вопросам, к которой присушивался весь старообрядческий мир. Донские и Уральские казаки тоже оказались последовательными сторонниками древнего благочестия.

4. Конфликт церкви и светской власти. Падение Никона

Вопрос о соотношении светской и церковной властей был одним из важнейших в политической жизни Русского государства XV-XVII вв. С ним была тесно связана борьба иосифлян и нестяжателей . В XVI в. господствующее иосифлянское направление в русской церкви отказалось от тезиса о превосходстве церковной власти над светской. После расправы Ивана Грозного над митрополитом Филиппом подчинение церкви государству казалось окончательным.

Однако ситуация изменилась в годы Смуты . Авторитет царской власти из-за обилия самозванцев и череды клятвопреступлений пошатнулся. Авторитет же церкви, ставшей важнейшей объединяющей силой (благодаря патриарху Гермогену , который возглавлял духовное сопротивление полякам и принял от них мученическую смерть), возрос. Ещё больше усилилась политическая роль церкви при патриархе Филарете , отце царя Михаила . Властный Никон стремился возродить то соотношение светской и церковной властей, которое существовало при Филарете. Никон утверждал, что священство выше царства, поскольку представляет Бога , а светская власть - от Бога. Он активно вмешивался в светские дела. Постепенно Алексей Михайлович стал тяготиться властью патриарха. В 1658 м.ними произошел разрыв.

Царь потребовал, чтобы Никон не именовался впредь великим государем. Тогда Никон заявил, что не желает быть патриархом "на Москве" и уехал в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь на р.Истре. Он рассчитывал, что царь уступит, но ошибся. Напротив, от патриарха потребовали сложить полномочия, чтобы м.б. избрать нового главу церкви. Никон ответил, что не отказывался от сана патриарха, а не желал быть патриархом лишь "на Москве". Отстранить патриарха не мог ни царь, ни собор русского духовенства. Только в 1666 в Москве состоялся церковный собор с участием двух вселенских патриархов - антиохийского и александрийского. Собор поддержал царя и лишил Никона патриаршего сана. Никон был заключён в монастырскую тюрьму, где умер 27 АВ 1681 . Разрешение "дела Никона" в пользу светской власти означало, что церковь не могла впредь вмешиваться в государственные дела.

С этого времени начался процесс подчинения церкви государству, который завершился при Петре I ликвидацией патриаршества, созданием Святейшего Синода во главе со светским чиновником и превращением Русской православной церкви в государственную церковь.

Обратить внимание

Характеризуя причины церковной реформы , важно обратить внимание на её нёобходимость с т.з. установления единообразия богослужения и укрепления ведущей роли Русского государства в православном мире. Следует показать сочетание социальных и сугубо религиозных мотивов в возникновении старообрядчества. Обязательно отметить консервативный характер идеологии раскола . Противостояние Никона с Алексеем Михайловичем было последним открытым конфликтом церкви с государственной властью, после которого речь шла лишь о степени подчиненности церкви светским властям.

Авторитет Блага Бог Власть Власть государственная Воскресенский Ново-Иерусалимский мужской монастырь Государство "Дело" Идеология Иерусалим

Кратковременное шестилетнее правление Никона оказалось чреватым катастрофическими последствиями.

Никон родился 24 мая 1605 г. в крестьянской семье села Вельдеманова, Княгининского уезда Нижегородской области и был окрещен именем Никита. В двадцатилетнем возрасте он женился и вскоре после этого был рукоположен в священники. В этом качестве он получает приход в деревне Лысково, и становиться преуспевающим пастырем. Вскоре ему предложили приход в Москве, где он пробыл десять лет. Во время проживания в Москве в семье Никона случается трагедия: все его дети умирают. Никита потрясен и видит в этом знамение Божие, призыв "уйти из мира". Он сговаривается с женой, что она пострижется тут же в Московском Алексеевском Кремлевском монастыре, а сам он уезжает на Соловки в строгий Анзерский скит под начало старца Елеазара. Здесь на 31-м году своей жизни он постригается с именем Никона. Он провел там в одиночестве несколько лет. Никон проводил время в молитвах и чтении трудов отцов церкви и других религиозных книг. Он ежедневно перечитывал Псалтырь и совершал тысячу коленопреклонений. Но избыток сил, очевидно, требовал какого-то подвига не затворнического, а деятельного, практического. Елеазар взял Никона с собой в деловую поездку в Москву как советника. В Москве Никон представлялся вместе с Елеазаром царю Михаилу Федоровичу. Вернулись они с деньгами для построения каменного храма. На этой почве произошла ссора, Никон торопил с постройкой, а Елеазар оттягивал, считал это излишней роскошью. Никон не вынес ссоры и убежал. Никон прошел пешком 120 верст в Кожеезерскую обитель на острове Коже, Каргопольского уезда. Здесь по благословению настоятеля Никон опять начал подвиги уединения. Через три года по смерти настоятеля монахи избрали Никона игуменом и послали его на поставление в Новгород (1643 г.). В 1648 году Никон по делам монастыря прибыл в Москву. Молодой царь Алексей был очарован Никоном, к тому же царь нуждался в друге, а Никон был хорошим собеседником.

1,2. Царским указом Никон назначается архимандритом Новоспасского монастыря, который был родовым монастырем- усыпальницей Романовых. Таким образом, Никон стал как бы домовым царским священником.Б Новый архимандрит обстроил, украсил монастырь и завел в нем строгие порядки. Царь зачастил в монастырь, а Никон -- к царю. Тотчас к новому любимицу царя потекли челобитные. Он оказывал протекцию, и тем приобретал популярность. Царь велел Никону являться к нему каждую пятницу к заутрени водворцовую церковь. Тут докладывались царю, челобитные и шли беседы с царем о всяких делах. К Никону не только "валил народ," но потянулись и бояре. Почуяли его силу и "князья церкви" протопопы Стефан Вонифатьев и Иван Неронов. Никону явно открывалась дорога на самый высокий пост. Через три года, в 1649 г., царь продвинул его на митрополию Великого Новгорода. Царь дал новому митрополиту особые полномочия как, может быть, в целях умиротворения Новгорода, так, вероятно, и по внушению самого Никона, который имел чрезвычайно высокие представления о превосходстве власти церковной над государственной. 1649 г. был годом составления нового гражданского "Уложения". В нем проведена была тенденция к секуляризации церковных имуществ и ограничению автономных привилегий судебного ведомства церкви. Это усиление государственного веса над бытовыми церковными привилегиями ощущалось, как обида, всем епископатом. Но один Никон готов был противопоставить этому факту не только обиду, но и целое богословие. С этого момента перед Никоном обрисовывается главнейшая цель его церковного служения: -- это победа над светским, боярским, государственным мировоззрением, казавшимся Никону нечестивым, и не церковным, во имя православного церковного и канонического (как казалось Никону) преобладания Церкви над государством. Он хотел это выявить в своем Новгородском правлении. Ему царь дал сразу привилегию, или изъятие из только что созданного "Уложением" нового статута. По "Уложению", весь гражданский суд над людьми церковного ведомства и все наблюдение за церковной экономикой подлежало ведению новосозданного государственного "Монастырского Приказа." Никону дано было право судить все население церковных земель своей митрополии по-прежнему своим церковным судом. Мало того, ему было дано исключительное право высшего надзора в новгородской области над государственным судом. Денежные средства кафедры Никон широко тратил на благотворительность. Он устроил четыре богадельни. Во время голода кормил триста человек ежедневно и учредил для неимущих погребальную палату. Во время новгородского восстания 1650 г. и паники местных должностных лиц Никону ничего не оставалось, кроме как вмешаться в ход событий. Его смелые действия во многом способствовали восстановлению порядка, и это сильно подняло его престиж в Москве. Никон не раз приглашался в Москву царем и не переставал его радовать своими достижениями в сфере церковного благоустройства. Никон, не задумываясь, уничтожил старое "храмовое" пение и ввел пение гармоническое, трехголосое, по киевскому образцу. Привлекал этим пением новгородцев и удивлял Москву, привозя певчих с собой. Царь любовался своим любимцем и с гордостью показывал его иностранным гостям, как, например, Иерусалимскому патриарху Паисию, который восхищался Никоном, и после своих бесед в свою очередь хвалил Никона, как мудрого советника царю Алексею, а инициатива Никона по канонизации митрополита Филиппа демонстрировала масштаб его влияния на царя. За время поездки Никона в Соловки, в Москве похоронили патриарха Иосифа. Никон возвратился из Соловков с мощами Филиппа 6 июля 1652 г. Три дня спустя состоялось торжественное представление мощей. Никон совершал богослужения на всех процессиях и церковных службах в окружении огромных толп москвичей. Все говорили о нем, как о будущем патриархе. Формальными кандидатами на патриаршество были митрополит Ростовский Варлаам, Антоний, епископ Углицкий и, конечно, Никон. Члены передового московского кружка, к которому принадлежал и Никон, называли кандидатом и Стефана Вонифатьева, но тот благоразумно и решительно отказался, указывая на Никона, как на единственно угодного царю.Быков А.А. Патриарх Никон. Никон решительно убеждал царя Алексея о превращении русского царства во вселенское, нео-"цареградское," и был занят своей программой о возвышении церкви над царством. Никон, после соборного избрания его патриархом, долго не соглашался принять патриаршество, не ради пустой церемонии. По его убеждению, он должен был совершить исключительной важности подвиг освобождения церкви от государства и возвышения ее над государством, а для этого он должен был получить и исключительные полномочия. Царь с духовенством и боярами, в Успенском соборе, на коленях и со слезами умоляли Никона.Каптерев Н.Ф Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. И тот, в свою очередь тоже со слезами и волнением, требовал от них исключительных обещаний и клятв о том, что светская власть будет прислушиваться к советам церкви, и не будет вмешиваться в устройство церкви и жить будет по православным догматам. И такое обещание царь и собор Никону дали. Это было 22 июля 1653 г. Никон был еще в расцвете своих сил. Ему было только 47.

Глава II.«Дело Патриарха Никона»

§1. Возрастание конфликта и «отречение» Никона в 1658 г.

Ради фактической борьбы с ограничениями прав церковного хозяйства, Никон с особым вдохновением умножал патриаршие земельные владения и расширял границы собственной патриаршей области. При Никоне они достигли небывалых размеров. От Москвы на сотни верст простирались патриаршие земли. На севере (Архангельская, Вологодская, Новгородская области) целые пространства вновь приобретены были Никоном. Едва не целые уезды Новгородской губернии: Валдайский, Крестецкий, Старорусский. В Тверском крае: Ржев, Осташковская область. На Волге; рыбные ловли в Казанском и Астраханском краях. На юго-западе, в сторону Киева много пространств, взятых у Польши. На юге: земли вплоть до Крымских степей. Среди этой внутренней церковной "империи" Никон построил три монастыря, предназначенных для роли как бы личных династических владений церковного монарха. Иверский монастырь, близ города Валдая (Новгородской области), Крестный монастырь на острове Белого моря, близ устья р. Онеги, и Воскресенский монастырь, названный "Новый Иерусалим" (около г. Воскресенска, недалеко от Москвы). Претенциозное название Новый Иерусалим воплощало целый комплекс великодержавных мечтаний Никона. Кроме копирования Иерусалимского храма Гроба Господня, алтарь в этом храме имел пять отделений с пятью престолами для всех пяти патриархов. Средний престол Никон предназначал для себя, не только как для хозяина, но и как для первого воистину вселенского из патриархов. Чтобы укрепить материальную базу патриаршества, Никон попросил Алексея возобновить грамоту о неприкосновенности патриаршей области, которая была дарована Михаилом своему отцу - патриарху Филарету в 1625 г. и отменена после смерти Филарета. Огромная патриаршая область, таким образом, стала в очередной раз чем-то вроде церковного государства внутри светского.

Летом 1654 г., когда Москву поразила эпидемия чумы, Никон эвакуировал царскую семью в Калязин на верхней Волге. После этого царь дал Никону указания самому остаться с царицей и царевичем Алексеем, чтобы обеспечить бесперебойную деятельность администрации. (Москва находилась под карантином). За управление Москвой отвечал князь Михаил Петрович Пронский. Вскоре начались бунты. Москвичи, измученные болезнями, карантином и другими санитарными мерами, введенными Пронским, обрушились на Никона за то, что он оставил Москву, и требовали суда над ним и его помощником Арсением Греком.Аболенский И. Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне по запискам архидиакона П. Алеппского. Киев, 1876. Более того, городской люд жаловался, что многие священники покинули Москву после отъезда патриарха и что, в результате этого, многие церкви закрыты, и не хватает священнослужителей, которые могли бы исповедать и причастить больных и умирающих. Никон понимал, что боярская оппозиция по отношению к нему резко возрастает. Трехлетний срок, в течение которого Никон обещал царю исполнять службу патриарха, истекал 25 июля 1655 г. В это время царь вместе с армией находился в Литве. Он вернулся в Москву 10 декабря, и вполне вероятно, что после этого Никон попросил царя Алексея позволить ему сложить с себя обязанности патриарха и уйти в отставку. Алексей настаивал на продолжении Никоном службы в этой должности, и тот, в конце концов, согласился.Каптерев Н.Ф Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович.

Хотя в начале второго срока царь держал сторону Никона против бояр, но жалобы последних накапливались, и не могли со временем не подействовать на царя. С психологической точки зрения, лично участие Алексея в войне против Литвы и Польши (1654-1655 гг.) и в еще большей степени -- против Швеции (1656 г.) укрепило его в сознании собственной власти как царя и главнокомандующего армией и, одновременно, сделало независимым от Никона. Теперь Алексей начал возмущаться по поводу титула "Великий государь", который сам пожаловал Никону в 1653 г. После неудачного шведского похода, предпринятого по настоянию Никона, царь стал заметно холоднее к нему. Внушения бояр, что военная неудача произошла по вине Никона и просто отвыкание царя от Никона за время отлучек создали в нем некоторый протест против напористости патриарха. Серьезный конфликт произошел между Алексеем и Никоном после смерти киевского митрополита Сильвестра Коссова. Царь и бояре хотели воспользоваться этим случаем и посадить на киевский престол кандидата, который бы устроил царя, и чтобы тот был возведен в сан Никоном. Некоторые украинские иерархи желали следовать именно этой процедуре, но Никон, по каноническим соображениям, отказался действовать без согласия патриарха Константинопольского. Второй трехлетний срок патриаршества Никона, как это было согласовано между ним и царем Алексеем, должен был закончиться в июле 1658 г. К началу этого года Никон осознал, что царь, поддерживаемый боярами, не намерен отменять те положения свода законов 1649 г., которые Никон считал оскорбительными для церкви. Наоборот, бояре стали пренебрегать соглашением 1652 г. между Никоном и Алексеем, согласно которому действие этих положений временно приостанавливалось. Никон пришел к решению для того, чтобы поставить вопрос ребром. Если не будет других способов убедить царя изменить его политику, Никон планировал покинуть Москву, переехать в Воскресенский монастырь и перестать исполнять рутинную работу церковного администратора, сохраняя за собой верховную власть патриарха. Конфликт разразился в начале июля 1658 г., была встреча грузинского царевича Теймураза. В подготовительной суете заспорили представители по подготовке церемоний с двух сторон -- царской и патриаршей. Царский окольничий Хитрово ударил палкой по лбу Никонова представителя, князя Дмитрия Мещерского. Царь не откликнулся, как следовало бы, и не разобрал инцидента. Продолжал вести себя не как обидчик, а как будто обиженный. В ближайший праздничный выход 10-ro июля, в день Положения ризы Господней, царь отсутствовал на утрени, а после утрени передал через посыльного Никону, что разгневан на него за то, что патриарх подписывается титулом «великий государь». Никон прекрасно понимал, что аннулирование царем титула «великий государь» являлось всего лишь первым шагом в кампании, развязанной боярами, чтобы поколебать престиж патриарха и обуздать требования Никона, касающиеся свободы церкви от вмешательства государственной администрации. Поэтому он решил принять меры, чтобы раскрыть сложившуюся ситуацию перед народом. После этого он пошел в собор и, как обычно, отслужил обедню. Но после обедни Никон объявил, что не в состоянии более исполнять свои обязанности пастыря из-за собственных грехов и из-за царского гнева на него. Так как царь нарушил свою клятву, то патриарх вынужден оставить этот храм и этот город. В этот момент помощник Никона принес ему мешок с монашеским одеянием. Прежде чем он успел снять с себя церемониальную мантию и облачиться в монашеские одежды, вся паства бросилась к нему, умоляя остаться. Они отобрали мешок, Никон пошел в ризницу и написал там письмо царю, в котором сообщал Алексею, что из-за его неправедного гнева он вынужден покинуть Москву. После того, как это письмо было доставлено царю посланцем, Никон надел мантию и черную рясу, взял посох и попытался покинуть собор. Паства не давала ему выйти. Однако народ позволил уйти Крутицкому, митрополиту Питириму, и тот отправился прямо к царю сообщить ему о происходящем в соборе. По всей видимости, в этот момент Никон ожидал, что царь побеседует с ним. Но царь отказался взять письмо Никона и сразу же возвратил его обратно. Затем он отправил одного из своих главных бояр, князя А.Н. Трубецкого сказать Никону, что царь не сердится на него лично, и что он может продолжать свою деятельность патриарха. Отказ царя принять письмо означал, что царь отказывается принять условия Никона. Таким образом, Никон уже не смог отменить свое решение покинуть Москву в знак протеста против политики царя и бояр. Двумя днями позже он уехал в Воскресенский монастырь. В итоге он -- гонимый иерарх. Гонитель - царь. Никон принимает пассивный, мученический путь.

§2. Тяжба Никона с царём

С момента отречения Никона, в государстве начинается смутное междупатриаршество почти на 10-летие, до 1667 г. По уходу Никона, местоблюстителем патриаршего престола был выдвинут враг Никона, митрополит Крутицкий Питирим, по положению своему заместитель патриарха. Оппозиция осаждала Питирима и царя просьбами повернуть церковный курс против затеянных реформ. Царь не решался избрать нового патриарха. Никон же, проведя время в ссылке, решает вернуть себе власть. Он пишет письмо царю, что не о пище он тоскует, а о милости царя и отложении царского гнева. Как видно его соратники, пользуясь такими минутами, сеяли мысль, что может быть, гнев царя и пройдет и Никону можно будет вернуться на престол.. В марте 1660 г. на вопрос царя о выборе нового патриарха, переданный через стольника Матвея Пушкина, Никон ответил тем, что сам лично должен выбрать нового патриарха. Это как будто цепляние Никона за власть только повышало активность враждебного ему лагеря, который усиливался рыть поглубже пропасть между Никоном и царем. В ночь на 16-е декабря 1664 г. Никон прибыл в Кремль во время утрени к южным дверям Кремлевского Успенского собора. Убежденный своим окружением, что дружба в сердце царя к любимцу патриарху не угасла, а после смелого эффектного жеста царь освободится от давления коалиции врагов Никона и вновь вернет ему свою милость. Произошло общее смущение. Местоблюститель митрополит Ростовский Иона подошел к Никону под благословение, и тот послал его экстренно передать его личное письмо царю. Пораженный царь срочно приказал явиться к нему бывшим в Москве архиереям и ближним боярам. Экстренное совещание быстро приходит к отрицательному решению. Специальная делегация извещает об этом Никона, стоявшего в соборе на патриаршем месте. Но Никон заявляет, что пока он не получит ответа от царя на свое письмо, никуда не пойдет. Он думал, что экстраординарное содержание его письма не может быть покрыто молчанием и простым изгнанием его из собора. В письме Никон рассказывает, что было ему ведение и что ему патриархом остаться велено, чтобы продолжать деяния во благо православия. Письмо царем было прочитано и ему дано было собравшимися простое объяснение, что это ангел сатаны послан был к Никону, приняв образ ангела светла. Никону предъявлен ультиматум немедленно вернуться в Воскресенский монастырь. Мечта Никона разлетелась в прах. Он сдался. Возвращался к себе уже под арестом. По дороге у него отобрали знаменитый посох митрополита Петра, стоявший всегда у царских врат Успенского собора. Никон усмирился и признал, что ему при создавшихся обстоятельствах надлежит отчетливо отречься от престола, чтобы не потерять всего, а некоторые привилегии сохранить. И вот он в январе 1665 г. пишет царю о своем отречении, о готовности поставить нового патриарха, но просит: оставить за ним три его монастыря в полное владение и свободное в них проживание, со всеми земельными и владельческими привилегиями, без вмешательства Монастырского Приказа; в его монастырях предоставить ему право самому назначать чины духовенство; при приездах в Москву при новом патриархе, ему -- Никону сидеть выше всех митрополитов; подписываться "патриархом" просто, не московским. Никон питал надежду, что таким предварительным соглашением он избегнет суда над ним восточных патриархов, и сделает ненужным их приезд. Но было уже поздно. Царь давно и усиленно просил патриархов приехать.

Глава III. Суд над патриархом

К великой радости царя, наконец-то 2-го ноября 1666 г. патриархи прибыли в Москву и приняты с великой честью. Сразу же началось их ознакомление с делом Никона через "переводчика" Паисия Лигарида. Начали с чернового, предсоборного заседания в царской столовой в течение двух дней: 28-го и 29-го ноября. Собрание было многолюдное: патриархи, митрополиты, епископы, архимандриты, игумены, бояре, окольничие думные дьяки. Решено было формально пригласить Никона на соборный суд. По прочтении дела, все участники заседания были предварительно допрошены об их мнениях по существу дела. В результате получилось раньше суда единогласное решение - Никон виновен по всем обвинениям и от патриаршества должен быть отлучен. Так, раньше суда все было предрешено, и интересы царя и бояр были обеспечены. 12-го декабря собрание собора произошло в патриаршей крестовой палате. Вызванного Никона оставили ждать в сенях. Патриархи и архиереи, облачившись, пошли в Благовещенскую церковь Чудова монастыря. В церкви прочитано было Никону решение суда -- сначала по-гречески, а затем по-русски. В обвинении перечислялись преступления Никона и мера наказания. После прочтения приговора его разоблачили, нарекли монахом Никоном и отправили в ссылку в монастырь замаливать грехи.

В Ферапонтово привезли Никона в декабре 1666 г. Поместили узника в больничной келье. Окна за железными решетками. Выход из кельи запрещен. Приставлена стража. И с ней запрещено разговаривать. Строгий тюремный режим. Царь Алексей мучился строгостью последствий суда над Никоном. Приказал отстроить в монастыре новые кельи для узника, разрешил общение с насельниками монастыря и даже с богомольцами. Но интриги так и окружали Никона, то ему делали послабления в режиме содержания, то наоборот - ухудшали.

Перед смертью Алексей в духовном завещании просил у Никона прощения. Тут же царь высказывал свое желание, чтобы Никону был возвращен патриарший сан, что и исполнил сын Алексея, царь Федор. Узнав о смерти царя Алексея и о тексте его завещания, где он просит у Никона прощения, Никон прослезился, но прощения на письме не дал. При Федоре основная духовная власть перешла к врагам Никона, и против него был составлены новые обвинения на Соборе 1676 г. Никон был переведен в Кириллов и опять помещен в закоптелой келье, из которой ему не разрешено никаких выходов, кроме церкви, а к нему никому никакого доступа.

Лишен был Никон и бумаги, и чернил. Только через четыре года наступило облегчение. Царь Федор по просьбе своей тетки Татьяна Михайловны, на повестку собора 1681 г. поставил вопрос о переводе Никона в Воскресенский монастырь. И некоторые архиереи высказывались положительно. Но патриарх Иоаким был решительно против, и никак не сдавался, несмотря даже на личные уговоры царя Федора. Тогда царь Федор обратился с просьбой о прощении Никона к восточным патриархам. Не успела эта долгая процедура дать результат, как из Кириллова получилась весть, что Никон тяжко болен. Тогда царь своей властью приказал везти Никона в Воскресенский монастырь. Везли его уже по Волге и были против Толгского монастыря под Ярославлем, как 17 августа 1681 г. Никон скончался. Царь продолжал командовать: -- отпеть Никона по архиерейскому чину, несмотря на протесты патриарха Иоакима, и сам нес гроб Никона до могилы, сам целовал руку покойника и за царем все другие, а митрополит Новгородский Корнилий по просьбе царя даже и поминал Никона патриархом. Эта смелость царя была вскоре оправдана. В 1682 г. патриархи прислали разрешительную грамоту. В ней повелевалось причислить Никона к лику патриархов и поминать в таком звании, открыто, в церкви.

Открытый конфликт Никона с царём Алексеем

Отъезд патриарха в Воскресенский монастырь в июле 1658 г. стай очень важным шагом. Никон чувствовал, что наступил решающий момент для сохранения независимости русской церкви от царского вмешательства и восстановления «симфонии» царя и патриарха. Он полагался на религиозный и нравственный авторитет патриаршества, надеясь на раскаяние царя в нарушении клятвы и веря в возможность возрождения дружеских отношений. Никону предстояло испытать разочарование. Но он, не сломленный гонениями, продолжал сражаться за свои идеалы до последнего.

Потенциальная поддержка народом патриарха была подорвана старообрядцами и недостаточной верностью Никону некоторых русских иерархов из‑за личной зависти или карьеризма.

Хотя в своей душе царь Алексей сохранил дружеские чувства по отношению к Никону, он быстро менялся под давлением бояр. Бояре были возмущены вмешательством Никона в государственные дела в 1654‑1658 гг. Не только по личным соображениям, но и в принципе они возражали против никоновского плана «симфонии» царя и патриарха, который, по их мнению, станет ограничением царской власти. В более широком смысле, бояре хотели обеспечить главенство государства над церковью. Таким образом, вся сила царского правительства и администрации обратилась против Никона, сначала – чтобы вынудить его сложить с себя полномочия, а когда эти попытки окончились неудачей – чтобы свергнуть и осудить его.

Для того, чтобы отделаться от Никона, необходимо было попробовать добиться от него заявления о сложении своих полномочий. В тот самый день, когда Никон прибыл в Воскресенский монастырь, его посетили царские представители князь А.Н. Трубецкой и дьякон Ларион Лопухин. Они попросили Никона уполномочить митрополита Питирима из Крутиц (в Москве) взять на себя руководство церковными делами в текущий момент, и согласиться на избрание нового пазриарха.

Из этого ясно, что царь и бояре истолковывали отъезд Никона из Москвы как сложение с него полномочий патриарха «де факто».

Никон же считал необходимым иметь в Москве заместителя, а поскольку митрополит Крутицкий традиционно считался чем‑то вроде патриаршего адъюнкта, то назначил Питирима временным заместителем но только на срок своего отсутствия в городе и для ведения текущих дел. Питирим получил указания от Никона обращаться к нему лишь по всем вопросам наибольшей важности. Имя Никона, как патриарха, должно было звучать на церковных службах. Что касается будущей судьбы патриаршего престола, согласно донесению Трубецкого и Лопухина, Никон не возражал против избрания нового патриарха и даже (если нам принять на веру формулировки в донесении) объявил о том, что не желает более быть патриархом: будь он проклят, если выразит такое желание.

Не следует забывать, что главной целью бояр было поймать Никона на противоречивых заявлениях, чтобы продемонстрировать, что он перестал являться патриархом. Это могло бы дать основания правительству не придавать значения будущим протестам со стороны Никона. Нет сомнений в том, что смысл ответов Никона Трубецкому и Лопухину искажался ими.

Хотя Никон согласился в принципе на избрание нового патриарха, он, очевидно, имел в виду, что подобное избрание будет строго соответствовать церковным канонам. С канонической точки зрения, Никон все еще оставался патриархом и полагал, что будет считаться таковым вплоть до официального сложения полномочий; он имел право принимать участие во всех предварительных переговорах, касающихся приготовлений к выборам, а также в выдвижении кандидатов.

Когда Никон сказал, что не хочет быть патриархом, его слова (даже если допустить, что они были донесены правильно) со всей очевидностью относились к будущему («впредь»). Под этими словами он имел виду, что он не станет кандидатом на предстоящих выборах. Однако, когда Трубецкой и Лопухин возвратились в Москву, царь и сто главные советники истолковали значение выражений Никона в соответствии со своими собственными планами.

Таким образом, царь признал Питирима полноправным «местоблюстителем» патриаршего престола. По приказу царя имя Никон перестали упоминать в московских церквах. Больше к Никону не обращались для решения вопросов управления патриархией. В Вербное воскресенье 1659 г. Питирим заменил Никона в процессии, посвященной вступлению Иисуса в Иерусалим.

Фактически же, сам Алексей взял на себя обязанности руководства церковной администрацией. Характерным примером де царя стал его указ от 21 февраля 1659 г. но поводу Епифаньевского монастыря в Полоцке. В марте 1658 г. Никон восстановил старую привилегию этого монастыря – освобождение из‑под юрисдикции местного епископа – и поставил монастырь под непосредственную власть патриарха. Теперь же царь отменил ее. Прекращение действия тех положений свода законов 1649 г., в которых шла речь о Монастырском приказе, обещанное Алексеем Никону в 1652 г., было аннулировано без объяснений. Монастырский приказ начал отменять приказания Никона, касавшиеся управления церковными землями и даже вернул ряд патриарших владений государству.

Вполне естественно, что Никон считал действия царя Алексия и митрополита Питирима неканоническими и протестовал против них. Он писал царю, что Питирим совершил «прелюбодеяние», заняв патриарший престол в то время, как настоящий патриарх еще жив.

Царь отправил к Никону новых послов – думского дворянина Прокопия Елизарова и думского дьяка Алмаза Иванова. Они прибыли в Воскресенский монастырь 1 апреля 1659 г. От имени царя Елизаров осудил Никона за протест против превышения митрополитом Питиримом полномочий. "Ты сказал Трубецкому, что никогда будешь патриархом Московским, а теперь критикуешь Питирима...С сей поры не пиши царю о подобных делах, потому что ты оставил место патриарха". Никон резке возразил, что он не отказывался от патриаршества и что долг его – говорить царю правду. «И и не буду молчать, когда дело касается того, как следует должным образом вести церковные дела».

Не сумев добиться отказа Никона от должности, московское правительство стало искать повод, чтобы осудить его за неправедные деяния. Были просмотрены его бумаги, оставшиеся в патриарших палатах в Москве. Агенты правительства следили за каждым его шагом, чтобы выявить крут его друзей и адресатов в Москве. Правительство запретило кому‑либо посещать его без разрешения администрации. Те кто нарушал это правило, подвергались допросу.

Хотя и не нашлось способа обвинить Никона в каком‑либо преступлении, царь и бояре решили все равно сместить его, созвав церковный Собор. До начала заседаний царь дал указания боярину П.М. Салтыкову подготовить повестку дня и собрать показания священнослужителей и мирян по поводу формулировок в заявлениях Никона с целью доказать его добровольный отказ от должности.

Никон, который в это время находился не в Воскресенском, а в еще одном из своих монастырей – Святого Креста на севере России, не был приглашен на Собор, и его мнения никто не спрашивал. Чтобы придать Собору большую значимость, царь пригласил участвовать в нем трех греческих священнослужителей, которым случитесь быть в Москве. Один из них был митрополитом, другой – архиепископом, а третий ‑бывшим архиепископом.

Заседания Собора начались 17 февраля 1660г. Сначала были представлены свидетельства митрополита Питирима и князя А.Н. Трубецкого. Оба категорически заявили, что Никон сложил с себя полномочия и поклялся в этом. Следует заметить, что Трубецкой написал свои показания через девятнадцать месяцев после своего разговора с Никоном в июле 1658 г. Естественно, что по прошествии такого Срока для него было почти невозможным восстановить точные формулировки высказываний Никона. Показания Питирима и Трубецкого стали образцом для остальных свидетелей, хотя последующие заявления были менее категоричными.

Вслед за этим зачитывались выдержки из канонов. Члены Собора, включая трех греков, высказывали мнение, что, согласно одному и" канонических правил, если епископ отказывается от своей епархии без достаточных причин, то на его место в течение шести месяце" должен быть назначен другой. Это правило применили к Никону. Собор постановил, что его следует освободить от сана патриарха, а также от священства. Царь выразил готовность одобрить решение Собора.

Казалось, что дело сделано. Однако, самый авторитетный в то время из русских ученых в Москве, киевский монах Епифаний Славинецкий, представил царю протест против решений Собора. Епифаний говорил, что он не нашел того правила, на которое ссылался Собор, в актах первых двух экуменических Соборов, не нашел он и какого‑либо другого правила, которое позволяло бы изгонять архиепископа, который покинул свою епархию, но не снял с себя полномочий.

Протест Епифания сделал исполнение решений Собора не возможным. Царь и его советники находились в затруднении. Тогда Алексей написал Никону заискивающее письмо, прося его, чтобы он дал письменное разрешение на возведение в сан нового патриарха. Никон снова ответил, что он все еще является патриархом, а без его согласия не может быть избрания нового и только он один может возвести в этот сан кого‑либо. Если будет должным образом соблюдена процедура избрания и возведения в сан, согласно канонам, он приедет в Москву, чтобы сделать это, а затем удалиться в один из своих монастырей.

Предложение Никона было разумным, и если бы оно было принято, конфликт был бы разрешен. Однако условия Никона оказала неприемлемыми для царя, или скорее для бояр, которые опасались что после приезда Никона в Москву, царь снова подпадет под влияние и попросит его остаться. Даже если Никон сам захочет уйти в отставку, у него все равно будет решающий голос в выборе кандидата, и это гарантирует то, что его преемник станет продолжать политику «симфонии» между церковью и государством. В таком случае, идеи Никона опять возобладают, в результате чего начнется новый период трений между боярами и патриархом. В связи с этим, предложение Никона было отвергнуто.

Единственная возможность, которая оставалась, было обращение к восточным патриархам, что помогло бы решить судьбу Никона. Пока эта проблема обсуждалась, продолжалось давление на Никона с целью сломить его сопротивление.

Местные дворяне, чьи земли граничили с владениями Воскресенского монастыря, зная о немилости, в которую впал Никон, без опаски стали предъявлять местным властям претензии, вроде тех, что Никон дает приют их беглым крестьянам или что он захватил часть их земель (в одном из таких случаев Никон утверждал, что жалобщик сам присвоил монастырскую землю). Вполне возможно, что кто‑либо из жалобщиков, действовал по подсказке из Москвы.

Подобные претензии выслушивались московскими властями, каждый случай расследовался, и Никон регулярно вызывался на допросы. В конце концов, 23 июля 1663 г. глава следственной комиссии князь Н.И. Одоевский по приказу царя заключил Никона под арест в келье Воскресенского монастыря. К тому времени бояре уже разработали конкретный план, как судить Никона на Соборе, в котором будут принимать участие восточные патриархи.

Основы плана действий против Никона разработал греческий священнослужитель довольно сомнительной репутации – Паисий Лигарид Лигарид был колоритным и типичным левантийским священнослужителем XVII в. – человеком блестящих талантов, но с циничным складом мышления и полностью аморальным.

Он родился на острове Хиос в 1612 г. В возрасте тринадцати лет его приняли учеником в школу Св. Афанасия в Риме, основанную папой Григорием XIII для униатских греков. Он закончил ее с высшим: отличием в 1636 г. Один из руководителей школы, известный ученый Лев Аллаций хвалил Паисия следующими словами: «Пытливый ум; твердый характер; хорошо начитан, особенно – в церковных вопросах; даровитый и артистичный оратор как на классическом, так и на современном греческом, не чуждый классической поэзии; человек, готовый пролить свою кровь за католическую веру».

В 1641 г. Паисия послали в Константинополь в качестве миссионера Конгрегации. Конгрегация была довольна его деятельностью, и вскоре ему увеличили жалование. В 1644 г. из‑за жалоб греко‑православного патриарха Константинопольского Паисий вынужден был покинуть город и направиться в Молдавию. Около 1651 г. он встретился там с греко‑православным патриархом Иерусалима, тоже Паисием, и был принят им в православную церковь. Паисий Лигарид стал православным монахом. После этого патриарх отдал его на временное послушание под руководство русского монаха, Арсения Суханова, который как раз в то время находился на Ближнем Востоке.

На следующий год патриарх Паисий рукоположил Лигарида православным митрополитом Газы в Палестине. Лигарид принял этот титул, но в свою епархию так и не поехал. К 1657 г. он жил в Валахии. Несмотря на официальное обращение в православие, Лигарид продолжал посылать донесения в Конгрегацию Пропаганды и получать оттуда, жалование.

Патриарх Никон, постоянно разыскивавший талантливых греческих ученых, услышал о Лигариде и в 1657 г. пригласил его в Москву. Лигарид не отклонил предложения, но и не спешил воспользоваться им. Он появился в Москве в начале 1662 г. Нет сомнения в том, что, благодаря выгодному сложению Валахии, в которой он находился, и через которую (как и через Молдавию) шел постоянный поток греческих священников, монахов и купцов по дороге в Киев и Москву, Лигарид был прекрасно осведомлен о разрыве между царем и патриархом, а также о намерении бояр воспользоваться авторитетом восточных патриархов против Никона.

Представляется вполне вероятным, что бояре, которые были осведомлены, что Никои приглашал Лигарида, по всей вероятности попытались войти с ним в контакт и привлечь его на свою сторону. Во всяком случае, когда Лигарид приехал в Москву, он предложил свои услуги боярской партии.

Его приезд явился своего рода подарком для противников Никона. Он стал главной опорой царя в кампания против Никона. Сначала он порекомендовал, чтобы подготовили заявление об ошибочности действий Никона; затем, чтобы проконсультировались у восточных патриархов; и в‑третьих, чтобы Никон предстал перед судом нового церковного Собора.

Было решено, что боярин Семен Лукьявович Стрешнев, брат покойной матери Алексея и один из непримиримых врагов Никона сформулирует ряд заявлений‑вопросов с намерением обвинить патриарха, и что Лигарид будет комментировать их таким образом, чтобы обвинения были подтверждены. Вполве возможно, что прежде чем писать ответы, Лигарид – опытный полемист – отредактировал вопросы Стрешнева так, чтобы приспособить их к тем ответам, которые уже были у него заготовлены.

Некоторые вопросы касались поведения Никона, как патриарха. Среди всего прочего Стрешнев заявлял, что Никон не называл других священнослужителей «братьями», поскольку считал их ниже уровнем, чем он; что, одевая свое облачение для церковной службы, он расчесывал волосы, глядя в зеркало; что, давая своему монастырю (Воскресенскому) название «Новый Иерусалим», не бесчестил ли он имя Святого Города? (Этот вопрос, по всей видимости, был предложен Лигаридом).

Другая серия вопросов касалась гипотетического вторжения кона в полномочия царя. Грешил ли Никон, когда называл себя «великим государем»? Злоупотреблял ли Никон привилегиями, данными ему царем, в отношении церковных судов и в отношении прикосновенности Патриаршей области по образцу особого, дарования Константина Великого папе Сильвестру? Какого наказания заслуживает тот, кто называл царя тираном и преступником? Обладает ли царь полномочиями чтобы созвать церковный Собор для суда над Никоном? Совершает ли царь грех, оставляя церковь вдовой (т.е. не назначая нового патриарха)? Совершали ли грех те священнослужители и бояре, которые не стали советовать царю действовать в этом вопросе именно так?

В своих ответах, представленных на рассмотрение царя 15 августа 1662., Лигарид обвинял Никона по всем пунктам. О вине царя за несмещение Никона, Лигарид высказал мнение, что если у того была какая‑то весомая причина для оттягивания этого, то он не совершил смертельного греха, но он все же грешен, поскольку его бездействие вводило многих в соблазн, а священнослужители и бояре совершали великий грех, не убедив царя действовать.

Чтобы держать дело Никона, под своим постоянным контролем, царь Алексей доверил вести его Тайному приказу.

21 декабря 1661 г. царь окончательно решился созвать новый церковный Собор при участии восточных патриархов, начало заседаний которого предварительно было намечено на май 1663 г. Комиссия, назначенная для расследования жалоб против Никона, состояла из боярина П.М. Салтыкова, думского дьяка Алмаза Иванова, Думского дворянина П.К. Елизарова и дьяка Д.Т. Голосова. Ее возглавлял архиепископ Рязанский Илларион. Комиссии было поручено собрать сведения по поводу предполагаемого незаконного приобретения Никоном церковной и монастырской собственности: икон, сосудов и денег; неточностей в церковных учебниках, изданных Печатным двором в период патриаршества Никона; местонахождения книг, собранных на Ближнем Востоке Арсением Сухановым. Были разосланы циркуляры всем настоятелям русских монастырей, чтобы те представили данные обо всех поступлениях денег и имущества по приказам Никона. Частные жалобы, вроде тех; что исходили от Сытина и Боборыкина, тоже принимались комиссией во внимание.

Тем временем Лигариду давалось задание подготовить вопросы к восточным патриархам, чтобы получить их мнение о делах Никона. Этот текст был готов к июлю 1663 г. Вопросы формулировались в общих выражениях; имя Никона не упоминалось, чтобы не приводить патриархов в смущение, когда они будут давать ответы, но во всех вопросах намеренно подразумевался Никон, благодаря использованию таких слов как:

– Должен ли местный епископ или патриарх быть послушным царю во всех политических вопросах, так чтобы в государстве был один правитель, или нет?

– Что если епископ из гордыни называет себя государем?

– Может ли епископ или патриарх управлять государственными делами?

– Может ли епископ, если он снял с себя свой сан, снова присвоить его?

Для того, чтобы в дальнейшем повысить свой престиж в Москве, Лигарид обеспечил себя грамотой, в которой было сказано, что патриарх Константинопольский якобы даровал ему титул экзарха и уполномочил его быть представителем константинопольского престола на предстоящем разбирательстве дела Никона. Лигарид получил этот документ через своих константинопольских друзей.

Изолирование Никона

Правительство посчитало необходимым полностью изолировать Никона, и, вдобавок к аресту, оно запретило какие‑либо контакты между ним и его московскими друзьями, а также между ним и восточными патриархами.

Бояре попытались использовать оппозицию по отношению к Никону со стороны старообрядцев и тех, кто втайне симпатизировал им. Представляется, что Лигарид помог боярам организовать анонимную петицию к царю от лица русских епископов. Она была составлена позднее мая 1663 г., очевидно, епископом Вятским Александром, который был известен своими связями со старообрядцами. Петиция содержала обвинения, подобные тем, что звучали в «Вопросах – Ответах» Лигарида – Стрешнева, вроде порицания названия «Новый Иерусалим», данного Никоном Воскресенскому монастырю. Петиция убеждала царя своей властью возвести в сан нового патриарха не дожидаясь Собора.

Весной 1664 г. Лигарид стал правой рукой царя не только в подготовке церковного Собора, но и в управлении русской церковью. Местоблюститель патриаршего престола, Питирим, был возведен в сан митрополита Новгородского, что явилось продвижением вверх по иерархической лестнице, но фактически давало Лигариду больше свободы действий в Москве. Митрополит Ростовский Иона был назначен на место Питирима. По всей видимости, как царь, так и Лигарид ожидали от Ионы большей сговорчивости, нежели от его предшественника.

В феврале 1664 г., как раз в самый разгар кампании против Никона, в Москву из сибирской ссылки возвратился признанный лидер старообрядческого движения протопоп Аввакум, который был среди первых, выразивших протест против его нововведений.

Друзья Аввакума в Москве (среди них и царица Мария) развернули деятельность по поддержке протопопа. Вероятно, царь разрешил Аввакуму вернуться в Москву в 1660 г., но дошло оно до него только лишь в июне 1662 г, так как он находился в то время в Даурии (район верхнего Амура).

Возвращение Аввакума и его семьи было длительным. К началу лета 1663 г. они добрались до Тобольска – в то время места пребывания хорватского политического утописта и панслависта Юрия Крижанича. Он был римско‑католическим священником, стремившимся к объединению христианских церквей и ощущал себя членом идеальной единой церкви. В современной России подобным же подходом к проблеме церковного единства был проникнут русский философ Владимир Соловьев (1853‑1890 гг.). В согласии со своими религиозными идеями, Крижанич решил встретиться с Аввакумом, но последний, отличавшийся крайней нетерпимостью, отказался позволить ему войти в свое обиталище или дать свое благословение.

Возвратившись в Москву Аввакум, сначала очутился в довольно дружественной атмосфере. Как он писал в своей автобиографии: «Меня приняли как ангела Господня царь и бояре; всякий был рад видеть меня».

Один из первых визитов Аввакум нанес Ртищеву, который опустился на колени перед протопопом и попросил у него благословения. Ртищев сказал царю о возвращении Аввакума, и Алесей немедленно, хотя и с некоторой сдержанностью, принял его. Характерной чертой личности Ртищева была преданность старым друзьям. Будучи сердечен с Аввакумом, он оставался верным и Никону, несмотря на опалу последнего. В доме Ртищева Аввакум встретил двух женщин, которым суждено было стать его наиболее стойкими последовательницами и защитницами – сестер Соковниных. Одна та них – Феодосия Прокофьевна – была вдовой боярина Глеба Морозова; другая же – Евдокия Прокофьевна – была женой князя Петра Урусова, старого воина и придворного.

Среди остальных аристократов, просивших Аввакума о духовном наставничестве, были вдова, княгиня Анна Репнина (урожденная Пожарская), князь Иван Хованский и князь Иван Воротынский. Однако, хотя бояре считали полезным держать в Москве стойкого противника Никона, они не были расположены к тому, чтобы предоставить Аввакуму возможность играть важную роль в государственных и церковных делах.

Вскоре стало ясно, что Аввакум остался таким же непримиримым как и раньше. Он поносил не только Никона, но «никонианство» и требовал вернуться к старым обрядам и старым книгам. Как одна н ревнителей благочестия дониконианских времен, он проповедовал аскетизм и чистоту христианской жизни. И хотя Аввакум, как Иосиф Волоцкий в XVI в., считал царя стражем церкви и не одобрял защиты Никоном высокого положения патриарха, тем не менее он придерживался того мнения, что церковь должна руководить государством, и что царю следует слушаться советов ревнителей. И, конечно, Аввакум выступал против западного влияния еще более страстно, чем Никон.

Вскоре бояре достаточно наслышались проповедей Аввакума. Они пришли к мнению, что если бы ему представилась возможность, тот стал бы еще более неуправляемым и опасным для интересов государства, чем Никон. Они опасались также личного влияния Аввакума на царя, но и самому царю досаждала деятельность Аввакума. Когда некоторые церковные иерархи жаловались Алексею, что Аввакум поносил их за «модернизм» и моральную распущенность, Алексей, хотя сам все еще симпатизировал Аввакуму, отдал приказ, чтобы несговорчивого протопопа отправили в Пустозерск на севере России в устье реки Печоры.

Вполне характерно, что Алексей предпочел отсутствовать в Москве, когда 28 августа 1664 г. отряд стрельцов арестовал Аввакума: на рассвете того самого дня царь уехал в свое излюбленное пристанище – в Коломенское.

В ноябре Аввакум со своей семьей, высланной вместе с ним, добрался до Холмогор на нижней Двине, откуда Аввакум направил письмо царю, умоляя его позволить им остаться там, ввиду тягот дальнейшего путешествия суровой зимой. Царь сначала приказал, чтобы они продолжали путь, но вскоре позволил им остановить на зиму в Мезени (примерно в одной трети расстояния от Холмогор до Пустозерска).

Патриарх Никон в тюрьме

В своей Воскресенской тюрьме Никон не видел «Вопросов – Ответов» Стрешнева – Лигарида вплоть до 1664 г. По всей видимости, они были переправлены ему московскими друзьями, скорее всего – боярином Никитой Алексеевичем Зюзиным. Никон сразу же стал писать свои возражения на обвинения. Они разрослись в длинный трактат, в котором Никон не только пытался опровергнуть обвинения, выдвинутые против него, но и изложить свои взгляды на отношения между царем и патриархом более полно, нежели в каком‑либо другом из его сочинений. В сущности, ""Возражение" Никона является защитой доктрины «симфония» между церковью и государством против утверждений Лигарида.

Примерно в это же время тот факт, что Аввакум оказался в ссылке, ободрил друзей и сторонников Никона в Москве. Они почувствовали, что психологически наступил тот момент, когда они могут обратиться к царю с просьбой о примирении с Никоном.

И в самом деле, хотя Алексей играл активную роль в борьбе против Никона, он чувствовал угрызения совести по поводу разрыва с прежним «особым другом». Он всегда нуждался в вызывающем доверие духовном наставнике, и а какой‑то момент решил, что таковым может стать Аввакум. Теперь же, разочарованный в Аввакуме, он был готов еще раз обратиться к Никону.

Среди московских влиятельных, хотя я не главных, государственных деятелей было двое – Афанасий Ордин‑Нащокин и Артамон Матвеев – которые уважали и ценили Никона. Полный искреннего сочувствия к Никону боярин Никита Алексеевич Зюзин написал Никону письмо, где говорилось, что Ордин‑Нащокии и Матвеев обратились к нему (Зюэину) и сообщили ему, что утром 7 декабря 1664 г. царь сказал им конфиденциально, что, хотя Неронов и прочие поносят Никона, он, царь, все еще печалится о разрыве с Никоном и хотел бы примириться с ним. Согласно Зюзину, Алексей сказал: «Мы [ои и Никон] одважды дали клятву друг другу, что не бросим друг друга до смерти, а теперь он оставил меня одного справляться с моими врагами, видимыми и невидимыми». После этого царь (если мы примем то, что Зюзин заявлял Никону) объяснял, что он не в состоянии попросить Никона вернуться в Москву, потому что как бояре, так и епископы будут разгневаны, а также потому что неуверен, что Никон примет его приглашение. Поэтому царь попросил Ордина‑Нащокина и Матвеева известить Никона через Зюзина, что будет счастлив, если Никон в тайне приедет в Успенский собор в Москве за пару дней до поминовения Св. Петра, митрополита Московского (21 декабря), чтобы присутствовать на заутренях. «И он, чудотворец [Св. Петр], поможет нашей дружбе и уберет прочь наших врагов».

Зюзин сразу же записал все то, что рассказали ему его посетители, и нашел пути, чтобы переправить свое письмо Никону.

В течение ночи 18 декабря у ворот Москвы было задержано стражниками несколько саней. Будучи уведомлены, что в санях едут представители монастырских властей (они говорили, что из монастыря Св. Саввы в Звенигороде, которому благоволил Алексей), стражники позволили им въехать в город. Посреди заутрени в Успенском соборе Никон вошел в церковь в сопровождении нескольких монахов Воскресенского монастыря и встал у патриаршего места. Монахи Никона (поддержанные, как мы себе это представляем, кафедральным хором) запели обычное приветствие в адрес высших церковный иерархов: "Многие лета, Господи!).

Никон приказал местоблюстителю Ионе, митрополиту Ростовскому, подойти к нему. Никон благословил Иону и попросил его объявить царю о прибытии патриарха. В тот момент Алексей находился на заутреней службе в дворцовой часовне. Немедленно весь дворец пришел в возбуждение. Лигарид, русские иерархи, бояре бросились к царю. Перед лицом развернувшихся событий Алексей, будучи на грани нервного срыва, мог лишь беспомощно бормотать: «О, Господи, о, Господи!» Осуществились его худшие опасения: вместо того, чтобы встретиться с Никоном лицом к лицу и поговорить, прежде чем церковные иерархи и бояре смогут воспрепятствовать этому, Алексей оказался в окружении разъяренных и впавших в панику сановников, чей гнев мог бы обратиться против него, если бы он стал настаивать на личной встрече с Никоном. Алексей не выдержал неравного напряжения и сдался.

Вместо царя перед Никоном предстала делегация, состоявшая в" князей Никиты Одоевского и Юрия Долгорукова, окольничего Родиона Стрешнева и дьяка Алмаза Иванова, спросившая от имени пар" о причине его приезда в Москву, и передавшая ему приказ царя немедленно уехать. Ничего не объясняя, Никон вручил им письмо царю. Делегаты резко возразили, что они не уполномочены царем принимать какие бы то ни было письма, и возвратились во дворец. Вскоре они вернулись, чтобы сообщить Никону, что царь позволяет им взять письмо, но повторили приказ о немедленном возвращении в Воскресенский монастырь.

Письмо Никона принесли во дворец и прочитали царю в присутствии иерархов и бояр. Никон писал в нем, что, прежде чем покинуть Воскресенский монастырь, он постился и молился Богу четыре ночи и три дня, и ему явился Св. Петр‑чудотворец, приказав отправляться в Успенский собор.

Письмо Никона не принесло никакой пользы. Бояре еще раз вернулись к Никону и приказали ему уезжать безотлагательно. Опального патриарха сопровождали в своих санях до предместий Москвы окольничий Дмитрий Долгоруков и Артамон Матвеев. Перед тем, как расстаться, Долгоруков сказал Никону: «Великий государь поручил мне спросить тебя, святейший патриарх, чтобы ты дал ему свое благословение и прощение». Никон ответил: «Бог простит его, если все это – не последствия его смуты». Долгоруков пришел в замешательство. «Какой смуты?» – спросил он. «Неужели ты не знаешь, что я получил известия?» – ответил Никон.

Когда Долгоруков доложил о словах Никона царю, Алексей немедленно послал митрополита Павла Крутицкого, Чудовского архимандрита Иоакима, Родиона Стрешнева и Алмаза Иванова вслед за Никоном, чтобы забрать у него то письмо, о котором он упоминал. Делегаты перехватили Никона на его пути в монастырь. Он отказался передать им письмо, но пообещал переслать его царю из Воскресенского монастыря через собственного посланника, что и сделал.

Царь показал письмо боярам. Зюзина допросили и он признался, что втайне переписывался с Никоном еще до отправления последнего письма. Когда Ордина‑Нащокина и Матвеева спросили по поводу Письма Зюзина, они стали все отрицать. Этого вполне можно было ожидать. Если бы они поступили иначе, это бы означало замешанность в деле не только их самих, но и царя. В их отречение вряд ли следует верить, поскольку помимо остальных обязанностей, Матвеев отвечал за стрелецкие дела. Без намека со стороны Матвеева офицер, командующий стрелецкой стражей в Воскресенском монастыре, никогда не позволил бы Никону отправиться в Москву.

Под пыткой Зюзин признался, что его заявление о роли Ордина‑Нащокина и Матвеева было ложным. Он знал, что это был единственный путь спасти свою жизнь. Боярская Дума приговорила к смерти, но царь смягчил наказание, приговорив его к высылке в Казань и конфискации имущества.

Когда жена Зюзина – женщина со слабым здоровьем – получила известия об аресте и пытке мужа, она умерла. Конфискованные вотчинные земли Зюзина были включены в состав частных владений царя, управляемых Тайным приказом.

Переговоры с Никоном о сложении сана

Когда Никон посылал царю письмо Зюзина, он также передал с согласие на избрание нового патриарха (со своей последующей отставкой) с тем, чтобы выборы состоялись в соответствии с каноном), как он советовал четырьмя годами раньше.

Царь направил к Никону архимандрита Иоакима, чтобы получить письменное заявление касательно тех условий, на которых он согласился бы сложить с себя сан. Никон написал его , но в Москве по этому поводу не было принято никакого решения. О том, что развитие событий шло неблагоприятно для Никона, свидетельствует освобождение 20 марта митрополита Ионы от должности местоблюстителя, что стало наказанием за принятие благословения Никона при возвращении того в Москву.

Письмо восточных патриархов, содержащее ответы на вопросы, поставленные Собором, дошло до Москвы 29 мая 1664 г. и его изучение заняло много времени у московских властей. Как уже говорилось, в тех вопросах не упоминалось имя Никона, и восточные патриархи тоже не упоминали его в своих ответах. Вопросы были сформулированы таким образом, что ответы так или иначе содержали достаточно материала, чтобы признать виновным любого, имеющего отношение к описанным проступкам. Но, несмотря на это, патриархи с большой осторожностью обходили прямой ответ на вопрос, виновен ли в тех самых проступках тот человек, о котором идет речь.

Ответы были написаны по‑гречески. Лигарид перевел их на латынь, а какой‑то москвич переложил их на русский с латыни. В русский текст попало несколько неточностей. Так, в ответе на вопрос об обязанности епископа или патриарха подчиняться царю русский перевод гласит, что епископ или патриарх обязаны подчиняться царю «во всех вопросах» вместо «во всех политических вопросах», как написано в греческом оригинале. Неизвестно, сознательно ли сделан этот пропуск Лигаридом (в его латинском переводе), или русским переводчиком, или оказался случайным. По всей вероятности, он был преднамеренным. Во всяком случае, ему суждено было сыграть определенную роль в решениях Собора.

Между прочим, существовало различие во взглядах между патриархами Константинопольским и Иерусалимским, с одной стороны, и Александрийским и Антиохийским – с другой, в их отношении к проблеме Никона. Как патриарх Дионисий Константинопольский, так и патриарх Нектарий Иерусалимский поддерживали в этом конфликте Никона. Помимо того, оба они считали Лигарида тайным католиком и интриганом: Нектарий еще в 1660 г. предал Лигарида анафеме.

В 1664 г. Нектарий написал царю, что Никон всего лишь защищал свои патриаршьи полномочия в духовных делах и вполне справедливо протестовал против вмешательства в них светских чиновников. Подписывая послание восточных патриархов, содержавшее их ответы, Нектарий добавил свое собственное мнение, что патриарха могут судить только епископы и что того патриарха, о котором идет речь, следует пригласить на заседание совета, чтобы он представил свои объяснения по данному вопросу. Если патриарх, вызванный на суд, не признает авторитет суда епископов, у него есть право апеллировать к патриарху Константинополя и другим восточным патриархам.

И Дионисий, и Нектарий отказались приехать в Москву для участия в Соборе.

Патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский согласились приехать. Лигарид позднее заявлял, что их убедило красноречие московского посланника (фактически, агента Лигарида), дьякона Мелетия (грека). Следует добавить, что Макарий прекрасно знал из своего личного опыта (следует вспомнить о его посещении Москвы в 1655‑1656 гг.), поездка в Москву обещает богатые подарки и приношения.

При таком положении дел для Лигарида возникла довольно неловкая ситуация. Один из греков, симпатизировавших Никону – митрополит Иконойский Афанасий – объявил, что согласно его сведениям, документ, дарующий Лигариду полномочия экзарха, является фальшивкой, как оно и было на самом деле. Он был сфабрикован друзьями Лигарида в Константинополе.

В январе 1666 г. царь Алексей послал в Константинополь в качестве своего тайного агента надежного человека – Савву, келаря Чудонского монастыря, чтобы тот выяснил правду. Патриарх Дионисий сказал Савве, что Лигарид обращался к нему с просьбой предоставить ему полномочия своего экзарха, но получил категорический отказ. Дионисий добавил, что на православном Ближнем Востоке хорошо известно, что Лигарид является римским католиком.

Царь находился в затруднительном положении. Объявить о греховности и двуличии Лигарида означало бы не просто развязать общественный скандал, но и лишило бы его главного помощника в деле Никона, поколебало бы весомость обвинений и подорвало автор Собора. Короче говоря, это разрушило бы всю пирамиду обвинений против Никона.

Поэтому царь и бояре решили утаить сведения, привезенные Саввой, и попытаться реабилитировать образ Лигарида всеми возможными средствами. Скорее всего, по совету Лигарида тот самый, дьякон Мелетий, который убедил Паисия и Макария принять участие в московском Соборе, был послан, чтобы перехватить их в Астрахани с особыми указаниями – попросить их не держать никакого зла против Лигарида, пока они не расследуют все обстоятельства.

По мере приближения к Москве, Паисий и Макарий стремились сделать как можно больше, чтобы доставить удовольствие царю. Кроме того, они прекрасно понимали, что в случае падения Лигарида их собственное положение может стать неопределенным. И, конечно, они знали, что если уступят желаниям царя, то могут ждать больших подарков с его стороны. Как говорит А.В. Карташев, распаленные алчностью патриархи [Александрии и Антиохии], приняли Лигарида как своего друга и помощника в суде над Никоном.

Прибывшее в Москву 2 ноября 1666 г., Паисий и Макарий были приняты с большими почестями. Царь дал Лигариду задание посвятить патриархов в смысл основных обвинений против Никона и в распорядок работы Собора.

Хотя Паисий и Макарий сделали вид, что верят в законность верительных грамот Лигарида, они, конечно же, знали, что эти бумаги фальшивые. Но не знали они в тот момент, что законность их собственных полномочий оказалась под вопросом. Как только патрхиарх Константинопольский Парфений IV (преемник Дионисия) получил известия об отъезде Паисия и Макария в Москву, он объявил их патриаршие престолы вакантными, а синод греческих епископов назначил новых патриархов Александрии и Антиохии.

Заключение патриарха Никона в Ферапонтов монастырь

До официального открытия Собора дело Никона обсуждалось два дня на большом собрании в царской трапезной во дворце. На этом собрании присутствовали патриархи Паисий и Макарий, Лигарид, ряд ближневосточных и русских епископов и настоятелей, бояре, окольничие и думские дьяки. Были зачитаны и обсуждены выводы Лигарида по поводу обвинений против Никона, после чего собрание подтвердило, что Никон виновен по всем пунктам и подлежит смещению со своего поста. Поскольку состав этого собрания был практически таким же, что и состав Собора, результат дела был определен еще до суда.

Официальные заседания Собора начались 1 декабря в том же помещении. Патриарх Никон был доставлен к этому дню в Москву. Он взял с собой рукопись «Возражения», но ему не позволили представить ее на рассмотрение Собора.

Чтобы подчеркнуть, что его больше не признают патриархом, Никона продолжительное время держали перед закрытыми дверями в зал собрания. Однако когда ему позволено было войти все встали. Никон, все еще считая себя патриархом, прочел молитву о здорова царя и его семьи, патриархов и всех христиан. Затем пристав указал ему на простую скамью. Но, он остался стоять перед царским троном. Так же поступил и царь.

Царь Алексей, приблизившись к тому месту, где сидели патриархи Александрии и Антиохии, открыл совещание Собора заявлением о жалобах на Никона, которого он обвинил в самовольном оставлении патриаршего престола, в оскорблениях в адрес царя и бояр, в поношении свода законов и отношения царя к церковным делам, в заявлениях, что русская церковь оскверняется вмешательством Лигарида в ее дела, и в прочих проступках. Затем, обращаясь к двум присутствующим восточным патриархам, царь попросил их допросить Никона по всем этим пунктам.

Никон в свою очередь спросил Паисия и Макария, дали ли патриархи Константинополя и Иерусалима свое согласие на суд над ним. Паисий и Макарий указали на подписи Дионисия и Нектария под совместным посланием восточных патриархов. Они не осмелились упоминать о полномочиях Лигарида, якобы полученных от патриарха Константинопольского. Между прочим, Лигарид, хотя и присутствовал на Соборе и руководил его делами за сценой, на заседаниях пытался по мере возможности быть незаметным.

Допрос Никона продолжался на протяжении всего первого дня заседаний Собора, но на следующее заседание 3 декабря его не пригласили. Несмотря на отсутствие Никона, царь и бояре продолжали излагать свои жалобы и обвинения.

Никона вызвали на следующее заседание 5 декабря. Допрос вели Паисий и Макарий совместно с царем. Никон защищался. Когда царь попытался удержать его в благоговейном страхе перед авторитетом патриархов Александрии и Антиохии, Никон дерзко сказал патриарху Макарию: «Здесь вы держитесь высокомерно, но какой ответ вы дадите патриарху Константинопольскому?» К этому времени факт, что от них отрекся патриарх Парфений, стал известен Паисию и Макарию и ограниченному числу участников Собора. То, что Никон упомянул об этом, явилось раскрытием дипломатической тайны и совершенным шоком для руководителей Собора. Некоторые иерархи и бояре стали возмущенно протестовать, что Никон бесчестит восточных патриархов.

По совету царя Паисий и Макарий приказали, чтобы от Ника убрали крест, который всегда несли перед ним, как перед патриархом. Никону сказали, что его отрешат не только от сана патриархата, но и от священства, и объявят простым монахом (даже не иеромонахом).

Заседание Собора, вынесшее окончательный вердикт, состоялось 12 декабря, но не в царском дворце, а в патриарших палатах. Царь, избегавший щекотливых ситуаций, не появился. Он послал противников Никона – князя Никиту Одоевского и боярина Петра Салтыкова – чтобы те действовали от его имени. Никон не был допущен на собрание, ему было ведено ожидать решения в передней. Когда Собор утвердил приговор, его члены проследовали в часовню Чудова монастыря. Никону было приказано следовать за ними. Затем ему зачитали приговор. Он был построен на основании приписываемых Никону грехов: оскорблял царя, вмешиваясь в дела, находящиеся вне патриаршей юрисдикции; по своей воле отказался от сана патриарха и оставил свою паству; основал монастыри с противозаконными названиями; называл себя «патриархом Нового Иерусалима»; он разграблял собственность других людей, чтобы обогатить свои монастыри; препятствовал назначению нового патриарха в Москве; оскорблял Собор своими обличениями; как патриарх, был жесток по отношению к епископам.

За эти приписываемые ему преступления «Мы – патриархи учинили его всякого священнодействия чужда и чтобы он архиерейская не действовал, обнажили его омофора и епитрахиля... Именоваться ему простым монахом Никоном, а не патриархом Московским... Место же его пребывания до кончины жизни его назначили в монастыре, чтобы ему беспрепятственно плакаться о грехах своих».

Собор постановил, чтобы Никон был отправлен в Ферапонтов монастырь в районе Белоозера. Его должны были сопровождать два иеромонаха, два дьякона, монах и двое мирян. Никона посадили в сани и под конвоем стрельцов увезли из Чудова монастыря. Толпа людей, почитавших Никона, как мученика, следовала за санями. Всякий раз, когда Никон пытался обратиться к ним, архимандрит Сергий, отвечавший за доставку Никона, препятствовал ему. Когда прежний управляющий Никона, обращаясь к Сергию, назвал Никона «патриархом», Сергий начал оскорблять его. Человек из толпы поклонников Никона с негодованием закричал на Сергия: «Кончай гавкать. Никон – патриарх Божьей волей, а не твоей».

Никона оставили на ночь в Москве. Отправка в место ссылки была запланирована на следующий день, 13 декабря. Во избежание бунтов агенты правительства распространили дезинформацию о том, что Никона повезут по улице Сретенка. Там собрались толпы с самого раннего утра, но Никона отправили другим путем и, таким образом, удалось избежать стычек.

К моменту отправки Никона царь прислал ему денег и роскошную меховую шубу. Никон отказался от подарков, несмотря на то, что был одет не достаточно тепло, чтобы защититься от сурового холода. По всему пути к Белоозеру толпы людей собирались, чтобы выразить ему свою симпатию. Стрельцы постоянно разгоняли эти толпы.

Поезд Никона добрался до Ферапонтова монастыря 21 декабря. Архимандрит Иосиф, назначенный стражем Никона, получил следующие указания: «Наблюдать, чтобы Никон не писал писем и не получал их; запретить кому‑либо оскорблять его; запретить ему вмешиваться в монастырские дела; снабжать его пищей и прочими необходимыми вещами, согласно его потребностям».

Однако оказалось не так‑то просто полностью изолировать бывшего патриарха от внешнего мира.

Дело старообрядцев

Покончив с Никоном, Собор обратил свое внимание на старообрядцев.

К 1666 г. движение старообрядцев широко распространилось на севере России и в районе Нижнего Новгорода, имело оно и в последователей в Москве. Аввакум, находясь в ссылке в Мезени, активно защищал и пропагандировал «старую веру». Мощный сопротивления никонианству сложился в Соловецком монастыре. В Москве верующих поддерживала боярыня Морозова.

В связи с судом над Никоном старообрядцы и симпатизировавшие им прониклись новой надеждой, что их взгляды возобладают в правительственных кругах. Неронов, который формально признал официально установленную церковь, продолжал свое противостояние Никону и предложил собрать новый церковный Собор для примирения старообрядцев и епископов, верных правительству. Священник Никита Добрынин из Суздаля составил петицию в защиту догматов старообрядцев. Она была хорошо аргументирована и написана в мягком тоне.

Царь созвал Собор в конце апреля 1666 г., пригласив лидеров старообрядцев, включая Аввакума, и симпатизирующих им. Но надежды Неронова на Собор не оправдались.

Царь и бояре приняли все меры предосторожности, чтобы крепче держать в руках направление работы Собора. Действительными членами Собора были признаны только епископы и архимандриты. Секулярное Духовенство (протопопы и священники) не имели голоса при принятии решений. Лояльность предполагаемых членов собора проверяли перед открытием заседаний, предложив каждому из них три вопроса.

Вопросы (по‑видимому, предложенные Лигаридом) были следующими: (1) Являются ли восточные патриархи православными? (2) Являются ли греческие книги православными? (3) Являются ли решения церковного Собора 1654 г. законными? (Следует вспомнить, что на том соборе – при Никоне – было принято решение пересмотреть русские церковные руководства, чтобы приспособить их к греческим книгам).

Члены Собора представали перед царем и, без предварительного обдумывания, давали немедленный ответ. Несомненно, им было ясно, что утвердительный ответ на них являлся предпосылкой участия в деятельности Собора. Каждый подписывал свое заявление, и таким образом, можно было ожидать, что все они будут на заседаниях Собора поддерживать правительство.

Александр из Вятки был единственным из приглашенных епископов, который симпатизировал движению старообрядцев. Подписав заявление, он решил прекратить открытое сопротивление официальной церкви и подписал специальное отречение от всех своих предыдущих протестов против никонианских книг. Многие старообрядцы и их поклонники, включая Неронова и монаха Ефрема Потемкина, тоже заявили о своем раскаянии.

Петицию Никиты Добрынина вручили Лигариду для изучения. Поскольку Лигарид не знал русского языка, перевести эту петицию на латынь было поручено ученому западнорусскому монаху Симеону из Полоцка (Полоцкому), проживающему в Москве с 1663 г. и сделавшему здесь блестящую карьеру. Лигарид написал возражение на эту петицию. Симеон, развивая аргументацию Лигарида, составил довольно длинный трактат против взглядов Никиты и прочих старообрядцев под заголовком «Жезл правления». На Соборе использовались выдержки из книга Симеона, и петиция Никиты, как это и можно было предположить, была отвергнута, несмотря его протесты.

Собор постановил лишить Никиту, Аввакума и дьякона Федора, не желающих никаких компромиссов с официальной церковью, духовного сана. Это было публично совершено в Успенском соборе. Вслед за этим, все трое были изолированы друг от Друга, но некоторое время их держали в заключении в одном и том же монастыре. Никита и Федор не смогли выдержать сурового режима одиночного заключения, и подписали свое отречение от старой веры. Но ничто не могло сломить решимости Аввакума, и через некоторое время он был переведен в новое место заточения – монастырь Св. Пафнутия в Боровске.

Дело старообрядцев было предложено вниманию патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского на заседаниях Собора 1666‑1667 гг. Их главным консультантом, как мы знаем, являлся Лигарид. Свои возражения на петицию Никиты Добрынина он дополнил примечаниями и представил их на рассмотрение патриархам. Лигарида поддерживал еще один грек – архимандрит Дионисий из Тверского монастыря на горе Афон, который проживал в Москве с 1655 г., знал русский язык и служил издателем в Печатном дворе. Дионисий презирал традиции русской церкви и считал их невежественными. Однако он не был компетентным богословом, а сводил все дебаты на более низкий уровень, говоря о разнице в деталях церковного ритуала, обвиняя русских в искажениях и ересях. Тем не менее, его меморандум явился основанием для того, чтобы Собор вынес решение о виновности старообрядцев.

Собор аннулировал решения Стоглава 1551 г., обвинив Макария, который в то время был митрополитом, в невежестве и софистике. По словам Карташева, Собор 1667 г. «посадил на скамью подсудимых всю русскую московскую церковную историю, соборно осудил и отменил ее».

Чтобы окончательно решить судьбу старообрядцев, как движения, Собор проклял их и предал анафеме. В добавок к этому, он рекомендовал царю считать старообрядцев еретиками и схизматиками (раскольниками) и использовать всю мощь своей власти, чтобы наказать их.

26 августа 1667 г. царь приказал, чтобы Аввакум, Никифор, Лазарь и Епифаний были сосланы в Пустозерск. В добавок к этому, Лазарю и Епифанию отрезали языки, что полагалось за богохульство.

Избрание новым патриархом Иоасафа

После свержения Никона царь и епископы должны были избрать нового патриарха. В январе 1667 г. их выбор пал на пожилого и бездеятельного архимандрита Троицкого монастыря Иоасафа (Иоасафа II в качестве патриарха). От него нельзя было ждать противостояния царю и боярам, чего нельзя было сказать о других церковных иерархах.

Царь Алексей принимал очень активное участие в суде над Никоном. Большая часть русских епископов также была против Никона и хотела от него избавиться. Однако немногие из них разделяли идеологические посылки обвинений против Никона, сформулированные Лигаридом, и одобренные царем и боярами.

Практической целью Лигарида было показать, что авторитет царя выше, чем авторитет патриарха, не только в государственных вопросах, но и в вопросах веры. В теоретическом же плане его аргументация являла собой выражение католической доктрины. Лигарид был достаточно осторожен, чтобы отрицать тот факт, что целый ряд отцов церкви выражает уверенность в том, что церковный авторитет (священство) выше, чем государственный (царство). С другой стороны, Лигарид доказывал, что царь сочетает в своей личности оба типа власти и особенно – такой благочестивый царь, как Алексей. «У доброго царя будет еще добрее сын его, наследник. Он будет... царь и вместе архиерей».

Как только Никон сошел со сцены, русские епископы начали высказывать свое несогласие с попытками унижения авторитета церкви. Между прочим, они продолжили никонианскую линию аргументации. Местоблюститель митрополит Павел Крутицкий (занимавший эту должность до рукоположения Иоасафа в сан патриарха) и архиепископ Илларион из Рязани стали выразителями идей тех епископов, которых старообрядцы окрестили «никонианцами», поскольку те разделяли взгляды Никона на взаимоотношения между церковью и государством. Патриарх Паисий Александрийский заявил: «Те являются никонианцами и папистами, кто пытается сокрушить царство и возвысит священство». Однако, в конце концов, греки согласились на формулировку, приемлемую для русских епископов: «Царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх – церковных».

Русские епископы не ограничивали себя в том, чтобы обеспечить теоретическое подтверждение равных прав патриарха и царя, каждого – в своей сфере: они хотели быть уверенными, что теория будет воплощена в практику, и требовали, чтобы Монастырский приказ, против которого Никон сражался с такой решимостью, был упразднён. Царю оставалось только уступить епископам, чтобы вознаградить их за выступление против Никона на заседаниях Собора. Соответственно, то, в чем он отказывал Никону, он даровал теперь прежним противникам Никона, ставшим его новыми последователями. Монастырский приказ был закрыт, и духовенство было освобождено от юрисдикции светских судов.

Павла Дурова обвинили в нарушении конфиденциальности переписки в мессенджере.

Экс-сотрудник ООО «Телеграф» Антон Розенберг, занимавший в компании должность директора особых направлений, обвинил основателя и владельца мессенджера Telegram Павла Дурова в незаконном увольнении и поставил под вопрос конфиденциальность личной переписки в мессенджере. В понедельник Розенберг опубликовал пост на блог-платформе Medium, в котором рассказал о конфликте с Дуровым и его братом Николаем.

Розенберг утверждает, что в «Телеграфе» занимался разработкой мессенджера Telegram, но был уволен из компании после ссоры с Николаем Дуровым, который, по словам Розенберга, оказывал знаки внимания его будущей жене. Розенберг считает, что формальной причиной для его увольнения послужили прогулы, хотя все время он продолжал работать вне офиса - по его словам, из-за необходимости не видеться с Николаем.

Розенберг оспаривает законность увольнения в суде. «Телеграф» подал к экс-сотруднику встречный иск за разглашение коммерческой тайны: от Розенберга компания потребовала 100 млн руб. Юристы «Телеграфа» на суде утверждали, что эта компания никак не связана с Павлом Дуровым, пишет Розенберг. Сам Дуров также заявил «Ведомостям», что не увольнял Розенберга, поскольку тот не был его сотрудником, а «Телеграф» никак не связан с Telegram Messenger LLP (компания - разработчик мессенджера, контролируемая Дуровым). Но эта компания когда-то брала на аутсорсинг разбор русскоязычного спама бывшими модераторами «Вконтакте».

Однако, по данным СПАРК, ООО «Телеграф» полностью принадлежит белизскому офшору Telegraph Inc., одному из двух учредителей Telegram Messenger LLC.

Вопрос доступа

Кроме того, Розенберг утверждает, что основатели Telegram удалили его переписку с момента регистрации в мессенджере в 2013 г. до 14 февраля 2017 г.

«Причем удалена она была только на сервере, так как сообщения, закешированные у меня в телефоне, никуда не делись. В общем, выглядело все ровно так, будто кто-то сделал запрос delete_first_messages («удалить первые N сообщений пользователя»)  - такая функция была еще в движке text-engine, разработанном в ВК и позднее выложенном в open source, чтобы Telegram мог на законных основаниях продолжать использовать этот код», - пишет Розенберг. По его словам, Дуров назвал происшедшее небольшим техническим сбоем и пообещал, что история переписки вернется после ночной переиндексации (уже после истечения срока, в который от него требовали ответа). «На следующее утро история переписки действительно вернулась. Зато благодаря этой комбинации я смог получить кое-какую полезную информацию, окончательно убедившую меня, что никакого бага не было, а за всей этой историей стоял Николай Дуров, по удивительному совпадению являющийся автором того самого text-engine», - сообщил Розенберг.

История с Telegram интересна тем, что администрация имеет доступ к истории переписки отдельных пользователей, считает эксперт по безопасности Алексей Лукацкий. «И все это на фоне утверждений Дурова, что у него доступа к переписке нет. Но если он может удалить, а потом восстановить переписку конкретного пользователя, то где гарантии, что его возможности этим и ограничиваются?»

Сам Дуров сказал «Ведомостям», что заявления Розенберга, в том числе по поводу переписки, не соответствуют действительности, а сам текст письма Розенберга «на 90% шизофазичен».

Вопрос о продаже

В ночь на вторник в Telegram появились фотографии с предложением Розенберга о мировом соглашении с «Телеграфом», в котором он предложил выплатить ему 30 млн руб. Розенберг подтвердил «Ведомостям», что копии текстов, появившиеся в канале «Беспощадный пиарщик», подлинные. В них Розенберг рассказал о планах Дурова продать Telegram. «[Павел] Дуров во время собеседования при приеме на работу говорил мне, что в перспективе возможна продажа им мессенджера Telegram, и в этом случае сотрудники получат существенные премии в размере десятков миллионов долларов США», - говорится в предложении о мировом соглашении. «Ведомостям» Розенберг сообщил, что обещания относительно продажи действительно были, но подчеркнул, что они делались в сослагательном наклонении.