Ах, до чего же у бабы, что из русской народной сказки «Горшок», каша знатная получилась: рассыпчатая, вкусная, в русской печи напаренная… Маслицем кашу не испортишь: маслица не пожалела баба. Да вот только одна проблема: горшок после съеденной каши помыть некому. Ни баба, ни мужик вычищать его не хотят. Лень-матушка одолела. Кто же всё-таки помыл пресловутый горшок? Пока секрет. Прочтёте сказку – и сами всё узнаете.

«Горшок»
Русская народная сказка

Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые… Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживем.

Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:

Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!
- Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.
- А и не подумаю!
- И я не стану.
- А не станешь - пусть так стоит!

Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.

Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
- Сказано - твое дело, ты и мой!
- Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
- Ладно, лезь на печь, там видно будет.

Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.

Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть.

Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.

Соседки уже коровушек прогнали.

Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли поздорову?
- Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли…

И обратно идут - нет Маланьи.

Да нет уж! Видно, что приключилося!

Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.

Маланья, матушка!

А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.

Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось? Молчит баба.
- Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.
- Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий!

Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты - и не ворохнется.

Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось?

Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:

Пойти сказать бабам!

Побежала по деревне:

Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат - пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?

Прибежали бабы, причитают около них:

Матушки! Да что это с вами подеялось-то?.. Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?

Молчат оба что убитые.

Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.

Сбегали. Пришел поп.

Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?

Поп бороду расправил - да к печке:
- Василий, раб божий! Что приключилось-то?

Молчит мужик.

Поп - к лавке:

Раба божия! Что с мужем-то?

Молчит баба.

Соседки поговорили, поговорили - да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.

Поп и говорит:

Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.

Той некогда, другой некогда.

Да вот,- говорит,- бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет.

А бабка Степанида поклонилась и говорит:

Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
- Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. - Да вот,- говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.

Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.

Это что же такое? - говорит. - Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!

Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:

Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.

Вопросы к русской народной сказке «Горшок»

Какими были мужик да баба: работящими или ленивыми?

Кто сварил рассыпчатую кашу?

Почему баба не захотела мыть горшок?

Почему мужик не помог бабе помыть горшок?

По какой причине всполошились соседки?

Почему баба играла с соседками в молчанку?

Почему Василий молчуном заделался?

Кто в конечном итоге помыл горшок?

Знакомо ли тебе слово «лень»?

Какие люди тебе больше нравятся: ленивые или трудолюбивые?

Народные сказки заключили в себя мудрость и житейский опыт, накопленные человечеством за многие века. «Сказка ложь, да в ней намек...» Сложно переоценить важность сказок для развития ребенка: сказка учит смелости, честности, доброте, развивает чувство прекрасного. Расскажите ребенку сказку, он обязательно почерпнет из нее что-либо полезное. В этом выпуске русская народная сказка Горшок .

Горшок .

Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые... Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать... И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай... И так проживем.

Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали... Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:

Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!

Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.

А и не подумаю!

И я не стану.

А не станешь - пусть так стоит! - Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку.

Стоит горшок немытый.

Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!

Сказано - твое дело, ты и мой!

Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.

Ладно, лезь на печь, там видно будет.

Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.

Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть.

Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.

Соседки уже коровушек прогнали.

Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли по-здорову?

Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли...

И обратно идут - нет Маланьи.

Да нет уж! Видно, что приключилося!

Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.

Маланья, матушка!

А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.

Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось?

Молчит баба.

Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь?

Молчит баба, ни слова не говорит.

Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то? Василий, а Василий!

Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты - и не ворохнется.

Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось? Молчит мужик, что воды в рот набрал.

Всполошилась соседка:

Пойти сказать бабам!

Побежала по деревне:

Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?

Прибежали бабы, причитают около них:

Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?

Молчат оба что убитые.

Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.

Сбегали. Пришел поп.

Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?

Поп бороду расправил - да к печке:

Василий, раб божий! Что приключилось-то?

Молчит мужик. Поп - к лавке:

Раба божия! Что с мужем-то?

Молчит баба.

Соседки поговорили, поговорили - да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.

Поп и говорит:

Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.

Той некогда, другой некогда.

Да вот, - говорят, - бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет.

А бабка Степанида поклонилась и говорит:

Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.

Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. - Да вот, - говорит поп, - возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.

Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.

Это что же такое? - говорит. - Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!

Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:

Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.

Пусть народная сказка рассказанная малышу, станет хорошей традицией и сблизит вас с малышом.

Ж или-были мужик да баба. Оба они были такие ленивые… Так и норовят любое дело на чужие плечи столкнуть, только бы самим не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закрывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживём.

Вот раз баба варила кашу. Ну уж и каша сварилась! Румяная, рассыпчатая, крупинка от крупинки так и отваливается. Вынула баба кашу из печки, на стол поставила, маслицем её сдобрила. Съели мужик с бабой кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то на донышке да сбоку приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:

Ну, мужик, я своё дело сделала - кашу сварила, а горшок мыть тебе!

Да полно тебе, жена! Мужицкое ли это дело горшки мыть! Сама горшок вымоешь.

А вот даже и не подумаю!

И я мыть горшок не стану.

А ежели не станешь - пусть горшок так и стоит не мытым!

Сказала это баба, повесила горшок на шесток, а сама улеглась на лавку.

Висит горшок немытый.

Баба, а баба! Горшок-то надобно вымыть!

Сказано - твоё дело, ты и мой!

Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да первое слово скажет, тому и мыть горшок.

Ладно, лезь на печку, там видно будет.

Улеглись они. Мужик на печке, баба на лавке. Пришла темная ноченька, потом утро настало.

Утром-то никто из них и не встаёт. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшок мыть.

Бабе надо коровушку доить, поить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.

Соседки уже своих коровушек выгнали.

Что это Маланьи-то не видать? Уж всё ли хорошо?

Да, бывает, припозднилась. Обратно пойдём - может встретим…

Идут обратно- нет Маланьи.

Да нет её! Видно, что-то приключилось!

Соседка сунулась в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Видно неладно что-то. Вошла она в дом, огляделась.

Маланья, матушка, что с тобой приключилось?

А баба-то во все глаза глядит, лежит на лавке, сама не шелохнётся.

Почто коровушку-то свою не выгоняла? Ай нездоровится?

Молчит баба, не отвечает.

Да что такое с тобой приключилось-то? Почто молчишь?

Баба ни слова не говорит в ответ, молчит.

Господи помилуй! Да где твой мужик-то?.. Василий, а Василий!

Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты - и не шелохнётся.

Что с твоей женой-то? Что случилось?

Молчит мужик, как в рот воды набрал. Всполошилась соседка:

Пойду, расскажу бабам!

Побежала баба по деревне:

Ой, бабоньки! Неладно ведь у Василия с Маланьей: лежат - пластом - один на печи, другая на лавке. Глазоньками глядят, а словечка не молвят. Уж не порча ли на них напущена?

Прибежали бабы, причитают около Василия с Маланьей:

Господи! Да что это с вами подеялось-то?.. Васильюшка! Маланьюшка! Да почему молчите-то?

Молчат оба как убитые.

Бабы, бегите за попом! Совсем неладно дело-то выходит.

Сбегали. Пришёл поп.

Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся. Глазоньки открыты, а словечка не молвят. Уж не попорчены ли они?

Поп бороду свою расправил - подошёл к печке:

Василий, раб божий! Что случилось-то?

Молчит мужик.

Поп - пошёл к лавке:

Раба божия, Маланья! Что с мужем-то твоим?

Молчит баба.

Соседки постояли, поговорили - да и пошли вон из избы. Дело-то не ждёт: кому печку топить надобно, кому детей кормить. У кого поросята, у кого цыплята.

Поп тогда и говорит:

Ну, православные, уж так-то их оставлять боязно, посидите кто-нибудь с ними.

Одной бабе некогда, другой некогда.

Да вот, - говорят, - пусть посидит бабка Степанида, у неё ребята не плачут - одна она живёт.

А бабка Степанида поклонилась в ответ и говорит:

Да нет, батюшка, даром работать никто не станет! А ежели положишь жалованье, так я и посижу.

Да какое же тебе положить жалованье? - спрашивает её поп, а сам повёл глазами-то по избе. Видит, у двери на стенке висит рваная Маланьина кацавейка, вата из неё клоками болтается.

Да вот, - говорит поп, - забирай кацавейку-то. Плохая, плохая, а всё же сгодится хоть ноги прикрыть.

Только он это проговорил, а баба-то, как ошпаренная, скок с лавки, посреди избы встала, руки в боки.

Это что же такое творится? - говорит.

Моё-то добро раздавать! Сама ещё поношу да из своих рученек отдам тому, кому захочу!

Тут все ошалели.

А мужик-то этак тихонько ноги с печки спустил, склонился к бабе, да и говорит:

Ну вот, баба, ты первое слово промолвила - тебе и горшок мыть.

Сценарий по сказке. Кому горшок мыть?

По мотивам русской народной сказки

Действующие лица:

  • дед Матвей,
  • бабка Агаша,
  • кума Екатерина,
  • соседка Арина.

В центре сцены оборудуется интерьер русской избы, с краю - палисадник. За столом сидят дед с бабкой, едят из глиняного горшка уху.

Бабка.

Хороша ль уха, Матвей?

Дед.

Не едал ухи вкусней.
Горяча! Наелся всласть,
Ажно лысина вспеклась.

Встает из-за стола.

Ну, спасибо за обед.

Бабка.

Ты куда собрался, дед?

Дед.

Да вздремну часок аль два,
Что-то никнет голова.
Ложится на лавку.

Бабка.

Дед, скажи, а как нам быть,
Мыть горшок или не мыть?

Дед.

Скажешь тоже, мыть - не мыть.
Как посуде грязной быть?
Мой, конечно.

Бабка.

Нет, не буду!
Почему мне мыть посуду?
Ты ведь тоже ел, Матвей.
Мой горшок, да поживей!

Дед.

Я не баба, а мужик,
Мыть посуду не привык!
Ишь, чего ты захотела!
Не мужское это дело!

Бабка.

Не мужское?

Дед.

Не мужское!
Отвяжись! А то устрою!

Бабка ставит горшок к лавке, на которой лежит дед, руки в боки.

Бабка.

Мыть не буду! Понял, дед?
Пусть стоит он хоть сто лет!

Дед встает с лавки, обходит кругом бабку с горшком.

Дед.

Ну, о чем, Агаша, спор?
Мы заключим уговор:
Кто вперед лежать устанет
И наутро первым встанет,
Кто вперед хоть слово скажет,
Тот другого пусть уважит
Да и вымоет горшок.

Бабка.

Ты бы спал все, как сурок.
Я согласна, так и быть.
Но горшок ты будешь мыть!

Дед.

Утро вечера мудрей.

Бабка.

Я уже молчу, Матвей.

Укладываются на лавках спать. Раннее утро, поют петухи, мычат коровы. У палисадника встречаются Арина и Екатерина.

Арина.

Добро утро, Катерина.

Екатерина.

И тебе привет, Арина.
А здоровы ль кумовья?

Арина.

Ничего не знаю я.
Вон корова-то мычит,
Порося в хлеву визжит -
Не накормлена скотина.

Екатерина.

Где ж соседи-то, Арина?

Арина.

А почем мне знать? Пойдем
Их проведаем вдвоем.

Входят в избу.

Арина.

Ой, гляди-ка, Катерина,
Что за странная картина:
Дед лежит, и бабка тут же. (Трогает их.)
Не шевелятся, к тому же
Руки сложены на грудь.

Екатерина (испуганно).

Помогите кто-нибудь!
Ты беги к попу, Арина!

Арина.

Ты сиди здесь, Катерина.
Да не бойся ты! Не трусь!
Я же быстро ворочусь.

Екатерина (причитает).

Ой, преставились, усопли!

Оглядывается, ушла ли Арина.

Чтой-то я вся в слезы, в сопли?
Кум с кумой свое пожили,
Дружно жили, не тужили.
Враз отдали Богу душу.
Нет ли здесь чего покушать?

Озирается по сторонам, замечает на столе кусок сала.

Сало есть. Возьму с собой,
Помяну за упокой.
Прячет сало за пазуху.

Дед с бабкой (вместе).

Положи на место сало!

Дед.

У самих кормежки мало!

Бабка.

На чужой-то каравай
Рот, кума, не разевай!

Дед.

В наш с Агашей-то прудок
Не кидай свой неводок!

Екатерина.

Ой, покойнички ожили,
Оба враз заговорили!

Дед.

Сало-то отдай, кума.

Екатерина.

Кладет сало на место.
С вами тут сойдешь с ума!
Напужали нас с Ариной!

Дед.

Ты ступай, Екатерина,
И вели попа вертать,
Мы не будем помирать.
Екатерина уходит.

Бабка.

Дед, а дед, и как нам быть?
Кто горшок-то будет мыть?

Дед.

Провалиться мне на месте!

Бабка.

А давай помоем вместе!

Ставят горшок на стол. Занавес.

Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые… Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживем.
Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
- Ну, мужик, я свое дело сделала - кашу сварила, а горшок тебе мыть!
- Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.
- А и не подумаю!
- И я не стану.
- А не станешь - пусть так стоит!

Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.
- Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
- Сказано - твое дело, ты и мой!
- Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
- Ладно, лезь на печь, там видно будет.
Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.
Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся - не хотят горшка мыть.
Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.
Соседки уже коровушек прогнали.
- Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли поздорову?
- Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем - не встретим ли…
И обратно идут - нет Маланьи.
- Да нет уж! Видно, что приключилося!
Соседка и сунься в избу. Хвать! - и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.
- Маланья, матушка!
А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
- Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось? Молчит баба.
- Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.
- Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий!
Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты - и не ворохнется.
- Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось?
Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
- Пойти сказать бабам!
Побежала по деревне:
- Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат - пластом - одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
Прибежали бабы, причитают около них:
- Матушки! Да что это с вами подеялось-то?.. Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
Молчат оба что убитые.
- Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.
Сбегали. Пришел поп.
- Вот, батюшка, лежат оба - не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
Поп бороду расправил - да к печке:
- Василий, раб божий! Что приключилось-то?
Молчит мужик.
Поп - к лавке:
- Раба божия! Что с мужем-то?
Молчит баба.
Соседки поговорили, поговорили - да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.
Поп и говорит:
- Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
Той некогда, другой некогда.
- Да вот,- говорит,- бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут - одна живет.
А бабка Степанида поклонилась и говорит:
- Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
- Да какое же тебе жалованье положить? - спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. - Да вот,- говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
- Это что же такое? - говорит. - Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!
Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:
- Ну вот, баба, ты перво слово молвила - тебе и горшок мыть.