Перед вами краткое содержание произведения Н.В. Гоголя «Тарас Бульба». Содержание дается по главам для того, чтобы вам было удобно ориентироваться. Более того, мы уделили особое внимание самым важным моментам, которые нельзя упускать, если вы хотите получить «отлично» на уроке.

Кликнув по нужной главе, вы сразу перейдете к ее содержанию.

Глава 1.

Бульба, казацкий атаман, встретил двух своих сыновей - Остапа и Андрия, вернувшихся из семинарии. Внешний вид двух молодцов позабавил отца, и он стал высмеивать длинные свитки семинаристов. Наконец старший не выдержал и сказал, что, если отец будет смеяться, он может и поколотить. Старик принял вызов, и отец с сыном стали азартно давать друг другу тумаки. Бульба высказал гордость за старшего сына.

За младшего заступилась мать, не давая и ему вступить в схватку. После этого отец назвал сына мазунчиком и велел никогда не слушать бабу. Тарас решил отправить сыновей через неделю в Запорожскую Сечь, чтобы те стали настоящими мужчинами.

По случаю приезда сыновей Бульба созвал к себе сотников и весь полковый чин. Во время застолья старик изменил свое решение и объявил, что отправляется в Запорожье прямо на следующее утро.

Характеристика Тараса Бульбы в первой главе .

Тарас- «один из числа коренных, старых полковников: весь был он создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава» . Этот человек, глубоко верующий, считал позволительным поднять оружие во славу христианства.

Пока сыновья спали, мать расчесывала им кудри и молча страдала оттого, что уже завтра ей придется расстаться со своими детьми. Видя мужа всего два-три дня в год, эта женщина всю свою любовь обратила на них. Она боялась, что больше не увидит живыми своих сыновей.

Глава 2.

На следующее утро Тарас и два молодых казака выехали из дома. Всадники были молчаливы: каждый думал о своем. Оба мальчика были отданы в семинарию двенадцати лет от роду. Остап невзлюбил учение и четыре раза закладывал свой учебник, чтобы убежать домой. Его нещадно пороли и возвращали обратно. Наконец Бульба пообещал ему, что если он не выучится всем наукам, то никогда не вернется в Сечь. Угроза подействовала - мальчик сел за учебники и даже преуспел.

Это был суровый парубок, с твердым характером. Он был равнодушен ко всему, кроме войны и разгульной пирушки. Его младший брат Андрий отличался более легким нравом. Ему без труда давалось учение. Сам же он не раз становился предводителем опасных предприятий и нередко с помощью изворотливого ума умел избежать за то наказания. Андрий кипел жаждой подвига, но его привлекал и прекрасный пол.

Скоро он свел знакомство с дочерью воеводы, прекрасною полячкой. Девушка настолько завладела сердцем бурсака, что даже дома он не мог отделаться от мыслей о ней.

Три дня всадники ехали по степи, делая только короткие перерывы на обед и отдых, пока наконец не увидели несколько разбросанных куреней и не выехали на обширную площадь.

Запорожцы радостно приветствовали вновь прибывших, сообщая Бульбе последние новости о сражениях и казаках.

Глава 3.

Описание Сечи.

Казаки не затрудняли себя изучением военного дела. Юношество постигало эту науку прямо на поле боя. Сечь «представляла необыкновенное явление… беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой». Каждый попавший сюда «плевал на свое прошедшее и беззаботно предавался воле и товариществу» .

Достаточно было сказать, что веруешь во Христа, как тебя принимали здесь, как старого друга. Сечь состояла примерно из шестидесяти куреней. Хозяйство вел куренной атаман, у которого на руках были все деньги, одежда, харчи и т. д. Ему же отдавали деньги на хранение.

Довольно скоро сыновья Тараса оказались на хорошем счету у казаков, что радовало Бульбу. Однако старику была не по душе праздная жизнь.

Кошевой не соглашался совершить набег в Татарву. Тогда Тарас подговорил нескольких казаков, и они на общем сборе сменили кошевого.

Глава 4.

Уже на другой день казаки снова собрали Сечь думать, как обойти свое обещание о ненападении и повоевать.

С другого берега Днестра пришел паром с толпой казаков в ободранных свитках. Приезжие стали говорить о том, что жиды попирают православную веру, берут в аренду церкви, вместо лошадей запрягают в повозки христиан.

В рядах запорожцев начались волнения. Все были возмущены поведением жидов. Толпа ринулась в предместье Сечи, где можно было найти евреев-торговцев, с намерением тут же всех перерезать.

Запорожцы были готовы к войне. На общем собрании решили идти прямо на Польшу.

Глава 5.

Вскоре по всему польскому юго-западу пополз страх. Запорожцы жестоко расправлялись с поляками. Даже старики, женщины и дети нередко становились жертвами казаков. Наряду со всеми воевали Остап и Андрий. Старший воевал с хладнокровием, не свойственным для двадцати двух лет. Тарас мечтал, что со временем добрый полковник из него выйдет. Андрий, воспринимавший войну как что-то, подобное музыке, «не знал, что такое значит обдумывать или рассчитывать». Он всегда устремлялся в самую гущу событий и одной только своей бесшабашностью и удалью, бешеным натиском вносил сильное смятение в ряды противников.

Подойдя к городу Дубно, запорожцы решили брать его штурмом. Однако защищать город вышли не только мужчины, но и все, кто мог чем-либо помочь в бою. Казакам пришлось отступить.

Однако они со всех сторон оцепили город, опустошая его окрестности. Сыновья Тараса заскучали.

В один из дней Аидрий случайно обнаружил татарку, пробирающуюся глубокой ночью через лагерь запорожцев. В ней он узнал служанку той панночки, в которую еще студентом влюбился в Киеве. Татарка рассказала, что сама панночка и ее отец находятся в городе, они голодают. Девушка заметила Андрия с городской насыпи и послала служанку попросить у него хлеба. Татарка вышла из города через подземный ход.

Молодой казак взял продовольствие с воза, принадлежащее его куреню, и пошел вместе с татаркой к подземному входу. По пути их остановил сонный Тарас. Разглядев, что рядом с сыном женщина, предостерег его.

Глава 6.

Через подземный ход казак попал в город. За городскими стенами царствовал голод. Везде лежали тела погибших или умирающих людей. Служанка завела молодого человека в один из домов, где он встретился со своей старой любовью. Чувства молодых людей вспыхнули с новой силой. Андрий признался панночке в любви, поклявшись, что отречется ради нее от всего на свете - от казаков, родителей, отчизны. Тут в комнату вбежала служанка и закричала, что «наши» вошли в город и привезли продовольствие.

Дело в том, что Переяславский курень, располагавшийся перед боковыми городскими воротами, был мертвецки пьян, поэтому войска смогли почти беспрепятственно пройти в город. Когда казаки других куреней опомнились, последние обозы уже были в городе.

Глава 7

Кошевой собрал казаков обсудить все происходящее. Запорожцы обещали еще неистовее бить врага. Уходя к своему полку, Тарас удивился, что не видел там Андрия. Между убитыми его не было, а в плен живым он бы не отдался. Из раздумий Бульбу вывел торговец Янкель, который сообщил, что видел Андрия в городе. Еще он рассказал, что сын Тараса не бедствует: воевода дал ему самого лучшего коня и обмундирование, т. е. Андрий стал настоящим паном. Бульба долго не верил, что Андрий добровольно перешел на вражескую сторону. Янкель поведал и причину перехода молодого человека к полякам - рассказал о прекрасной панночке. Еще еврей передал слова Андрия о том, что тот отрекается от казаков и будет биться против них. От ярости Тарас чуть было не зарубил торговца на месте, однако тому удалось сбежать.

Бульба вспомнил, что в последний раз видел Андрия рядом с женщиной. Атаман, еще не веря в предательство сына, повел свой полк в засаду - готовилось очередное наступление на город.

Казаки выстроились под стенами осажденного города и стали едкими замечаниями дразнить поляков. С вала грянула картечь. Казаки посторонились. Открылись ворота, и во главе польского войска выехал сам воевода. Начался бой, в котором Остап снова проявил себя как отважный боец. Даже кошевой похвалил сына Тараса. После окончания боя Бульба долго размышлял о том, почему не видно было Андрия во вражеских рядах: то ли сын посовестился пойти против своих, то ли жид обманул.

Глава 8.

Утром пришла весть, что татары, воспользовавшись отсутствием казаков, ограбили Сечь. В обычаях запорожцев было преследовать похитителей до последнего, выручать пленных, поскольку скоро они могли бы оказаться на невольничьих базарах Малой Азии. Кошевой был за то, чтобы тут же пуститься в погоню. Однако Тарас был против подобного решения. Он напомнил казакам, что поляки тоже захватили в плен немало запорожцев, которые также ждут помощи от товарищей. Заколебались казаки.

В результате решили разделиться. Кошевой с частью войска пошел за татарами, а Бульбу поставили за главного среди оставшихся.

Видел Тарас, что уныние стало овладевать его войском, приказал угостить он старым добрым вином казаков.

Глава 9

В городе никто не знал, что часть запорожцев ушли за татарами, а движение в лагере неприятеля осажденные восприняли, как очередной военный маневр.

Поляки сделали вылазку, и многие из них были тут же перебиты казаками. Однако оставшиеся в живых разузнали, что войско неприятеля уменьшилось. Тарас собрал запорожцев и сказал им речь о том, что для настоящего казака нет ничего священнее товарищества. Даже умереть никто не может достойнее, чем преданный товариществу запорожец.

Начался очередной бой. Казаки стали проигрывать, однако сильно бились запорожцы. Один за одним уходили как простые казаки, так и атаманы. Вдруг открылись ворота города, и оттуда вылетел гусарский полк. Впереди всех несся самый удалой витязь. Узнал в нем Тарас своего сына Андрия. Тот же, ничего не замечая, увлеченный пылом боя, рубил налево и направо своих же. Приказал Бульба заманить сына к лесу. Там схватил Тарас сильной рукой повод коня.

«Оглянулся Андрий: пред ним Тарас! Затрясся он всем телом и вдруг стал бледен…»

Тарас стал спрашивать, помогли ли сыну его ляхи. Ничего не смог ответить Андрий, стоял ни жив ни мертв перед отцом. Тарас, сказав, что сам он его породил, сам же и убьет, снял с плеча ружье. Андрий стоял бледен, как полотно, и только повторял имя прекрасной полячки. Бульба выстрелил. Молодой человек упал как подкошенный.

После случившегося Тарас сожалел только о том, что хороший казак пропал, как подлая собака. Когда Остап предложил похоронить брата, атаман не дал это сделать. Он сказал, что и без них найдутся плакальщицы.

А битва тем временем продолжалась. Гибли лучшие из казаков. Бульба и Остап снова ринулись в бой. Насели на молодого человека сразу шесть поляков. Отбивался он, как мог, однако не хватило силы, и связали Остапа. Взяли его в плен. Тарас хотел помочь сыну, но потерял сознание.

Глава 10.

Очнувшись, Бульба обнаружил, что тяжело ранен, узнал, что везет его вот уже две недели старый друг Товкач в Сечь. Вспомнил Тарас, что его сына взяли в плен ляхи, сорвал тогда повязки со своих ран и снова потерял сознание. Старый друг, как на ребенке, поправил на нем перевязки, увязал в лубки и помчался дальше, желая хоть неживого довести Бульбу до Запорожья. Уже в Сечи Товкач нашел Тарасу знахарку, которая отпаивала воина травами. Через полтора месяца атаман был на ногах. Другой стала Сечь. Погибли многие старые казаки: и те, кто оставался с Бульбой, и те, кто отправился вдогонку татарину. Старый атаман сильно тосковал по своему сыну. Наконец он решился сам отправиться в Польшу, чтобы узнать о судьбе Остапа.

Уже через неделю Бульба был в городе Умань, где проживал его старый знакомый Янкель. Тарас, показав деньги, уговорил еврея провезти его в повозке под кирпичами в Варшаву.

Глава 11.

Янкель привез Бульбу на небольшую еврейскую улочку. Торговец узнал, что Остап сидит в городской темнице. Янкель обещал атаману устроить свидание с сыном. В комнате, где находился Тарас, собрались еще три еврея, они стали о чем-то совещаться на своем языке. Запорожец предложил им деньги и золото в обмен на побег сына из темницы. Жиды решили спросить совета у старого еврея Мардохая. Они велели Тарасу закрыться в доме и никого не пускать, а сами вышли на улицу. Там они долго что-то кричали на своем языке, пока наконец не зашли в комнату. Старый еврей сказал Тарасу: «Когда мы да Бог захочем сделать, то уже будет так, как нужно», чем немного успокоил Бульбу.

Атаман прождал весь день. Когда евреи вернулись, стало ясно, что побег сорвался, поскольку тюрьму окружало войско, а на следующий день была назначена казнь. Однако Янкель обещал все же устроить свидание. Тарасу нужно было переодеться иностранным графом и рано утром подойти в нужное место.

Бульба вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, и никто не узнал бы в этом на вид тридцатипятилетнем мужчине старого атамана. Янкель провел Тараса в тюрьму, однако тот заговорил с гайдуком и проявил неосторожность. Поляк заподозрил в нем казака. Положение спас Янкель, давший денег охраннику, однако свидание все-таки не состоялось.

Тарас решил пойти на площадь, чтобы посмотреть, как казнят его сына. Остапа первым вывели к месту казни. Молодой казак с честью выдержал все испытания. Даже жестокие пытки не смогли вырвать из него ни крика, ни стона. Бульба стоял среди толпы, опустив голову, и повторял: «Добре, сынку, добро!»

Только по время последних смертных мук Остап воскликнул: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?»

Вдруг среди всеобщей тишины разадалось: «Слышу».

Военные стали рассматривать толпу. Побледневший Янкель оглянулся, однако Тараса подле него уже не было.

Глава 12.

Вся Сечь собралась под предводительством Тараса Бульбы, идут казаки на Польшу. Бежали польские гарнизоны. Наибольшей свирепостью и жестокостью отличался полк Тараса. Только огонь да виселица ждали его врагов. Когда с поляками был заключен мир. один Бульба не согласился усмирить свою ненависть. Вместе со своим полком, куда прибились все недовольные постыдным перемирием, гулял он по Польше, грабя и выжигая богатейшие замки.

Гетману Потоцкому поручили схватить Тараса Бульбу. Настигли ляхи Бульбу над самой кручей у Днестра-реки. Атаман приказал казакам прорываться сквозь ряды. Пробились было запорожцы, однако на бегу у Тараса выпала люлька с табаком. Остановился казак отыскать верную спутницу и был схвачен ватагой ляхов. Решили поляки сжечь Тараса живьем на костре. Тут же отыскали высокое дерево. притянули казака железными цепями к древесному столбу, гвоздем прибили руки Бульбы, подтянув его повыше, чтобы всем было видна Стали раскладывать костер. Однако не думал о себе Тарас. Смотрел он на поле брани, которое было поред ним, как на ладони. Тарас смотрел туда, где отстреливались отступающие казаки.

Увидел Бульба, что подходят к берегу четыре кормы, и зычно закричал во все горло, чтобы отходили его товарищи к реке. Услышали казаки и последовали совету атамана. Прямо с обрыва на конях сиганули в Днестр. Только двое погибли, не дотянув до воды. Остальным удалось спастись. Увидев, что запорожцы уже в челнах, обрадовался Тарас, закричал, чтобы вспоминали его и каждой весной приходили погулять казаки в Польшу. Затем он обратился к своим мучителям:

«Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!»

Огонь взметнулся над костром, захватывая ноги пленника. Казаки быстро плыли на узких челнах, говоря о своем атамане.

Все три всадника ехали молчаливо. Старый Тарас думал о давнем: перед ним проходила его молодость; его лета, его протекшие лета, о которых всегда почти плачет козак, желавший бы, чтобы вся жизнь его была молодость. Он думал о том, кого он встретит на Сече из своих прежних сотоварищей. Он вычислял, какие уже перемерли, какие живут еще. Слеза тихо круглилась на его зенице, и поседевшая голова его уныло понурилась.

Сыновья его были заняты другими мыслями. Теперь кстати сказать что-нибудь о сыновьях его. Они были отданы по двенадцатому году в Киевскую академию, потому что все почетные сановники тогдашнего времени считали необходимостью дать воспитание своим детям, хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно позабыть его. Они тогда были, как все, поступавшие в бурсу, дики, воспитаны на свободе, и там уже они обыкновенно несколько шлифовались и получали что-то общее, делавшее их похожими друг на друга. Старший, Остап, начал с того свое поприще, что в первый год еще бежал. Его возвратили, высекли страшно и засадили за книгу. Четыре раза закапывал он свой букварь в землю, и четыре раза, отодравши его бесчеловечно, покупали ему новый. Но, без сомнения, он повторил бы и в пятый, если бы отец не дал ему торжественного обещания продержать его в монастырских служках целые двадцать лет и что он не увидит Запорожья вовеки, если не выучится в академии всем наукам. Любопытно, что это говорил тот же самый Тарас Бульба, который бранил всю ученость и советовал, как мы уже видели, детям вовсе не заниматься ею. С этого времени Остап начал с необыкновенным старанием сидеть за скучною книгою и скоро стал наряду с лучшими. Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни. Эти схоластические, грамматические, риторические и логические тонкости решительно не прикасались к времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни. Ни к чему не могли привязать они своих познаний, хотя бы даже менее схоластических. Самые тогдашние ученые более других были невежды, потому что вовсе были удалены от опыта. Притом же это республиканское устройство бурсы, это ужасное множество молодых, дюжих, здоровых людей - все это должно было им внушить деятельность совершенно вне их учебного занятия. Иногда плохое содержание, иногда частые наказания голодом, иногда многие потребности, пробуждающиеся в свежем, здоровом, крепком юноше, - все это, соединившись, рождало в них ту предприимчивость, которая после развивалась на Запорожье. Голодная бурса рыскала по улицам Киева и заставляла всех быть осторожными. Торговки, сидевшие на базаре, всегда закрывали руками своими пироги, бублики, семечки из тыкв, как орлицы детей своих, если только видели проходившего бурсака. Консул, долженствовавший, по обязанности своей, наблюдать над подведомственными ему сотоварищами, имел такие страшные карманы в своих шароварах, что мог поместить туда всю лавку зазевавшейся торговки. Эта бурса составляла совершенно отдельный мир: в круг высший, состоявший из польских и русских дворян, они не допускались. Сам воевода Адам Кисель, несмотря на оказываемое покровительство академии, не вводил их в общество и приказывал держать их построже. Впрочем, это наставление было вовсе излишне, потому что ректор и профессоры-монахи не жалели лоз и плетей, и часто ликторы, по их приказанию, пороли своих консулов так жестоко, что те несколько недель почесывали свои шаровары. Многим из них это было вовсе ничего и казалось немного чем крепче хорошей водки с перцем; другим наконец сильно надоели такие беспрестанные припарки, и они бежали на Запорожье, если умели найти дорогу и если сами не были перехватываемы на пути. Остап Бульба, несмотря на то что начал с большим старанием учить логику и даже богословию, но никак не избавлялся неумолимых розг. Естественно, что все это должно было как-то ожесточить характер и сообщить ему твердость, всегда отличавшую козаков. Остап считался всегда одним из лучших товарищей. Он редко предводительствовал другими в дерзких предприятиях - обобрать чужой сад или огород, но зато он был всегда одним из первых, приходивших под знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае не выдавал своих товарищей. Никакие плети и розги не могли заставить его это сделать. Он был суров к другим побуждениям, кроме войны и разгульной пирушки; по крайней мере, никогда почти о другом не думал. Он был прямодушен с равными. Он имел доброту в таком виде, в каком она могла только существовать при таком характере и в тогдашнее время. Он душевно был тронут слезами бедной матери, и это одно только его смущало и заставляло задумчиво опустить голову.

Меньшой брат его, Андрий, имел чувства несколько живее и как-то более развиты. Он учился охотнее и без напряжения, с каким обыкновенно принимается тяжелый и сильный характер. Он был более изобретатель, нежели его брат; чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия и иногда с помощью изобретательного ума своего умел увертываться от наказания, тогда как брат его, Остап, отложивши всякое попечение, скидал с себя свитку и ложился на пол, вовсе не думая просить о помиловании. Он также кипел жаждою подвига, но вместе с нею душа его была доступна и другим чувствам. Потребность любви вспыхнула в нем живо, когда он перешел за восемнадцать лет. Женщина чаще стала представляться горячим мечтам его. Он, слушая философические диспуты, видел ее поминутно, свежую, черноокую, нежную. Пред ним беспрерывно мелькали ее сверкающие, упругие перси; нежная, прекрасная, вся обнаженная рука; самое платье, облипавшее вокруг ее свежих, девственных и вместе мощных членов, дышало в мечтах его каким-то невыразимым сладострастием. Он тщательно скрывал от своих товарищей эти движения страстной юношеской души, потому что в тогдашний век было стыдно и бесчестно думать козаку о женщине и любви, не отведав битвы. Вообще в последние годы он реже являлся предводителем какой-нибудь ватаги, но чаще бродил один где-нибудь в уединенном закоулке Киева, потопленном в вишневых садах, среди низеньких домиков, заманчиво глядевших на улицу. Иногда он забирался и в улицу аристократов, в нынешнем старом Киеве, где жили малороссийские и польские дворяне и домы были выстроены с некоторою прихотливостию. Один раз, когда он зазевался, наехала почти на него колымага какого-то польского пана, и сидевший на козлах возница, с престрашными усами, хлыснул его довольно исправно бичом. Молодой бурсак вскипел: с безумною смелостию схватил он мощною рукою своею за заднее колесо и остановил колымагу. Но кучер, опасаясь разделки, ударил по лошадям, они рванули - и Андрий, к счастию успевший отхватить руку, шлепнулся на землю, прямо лицом в грязь. Самый звонкий и гармонический смех раздался над ним. Он поднял глаза и увидел стоявшую у окна брюнетку, прекрасную, как не знаю что, черноглазую и белую, как снег, озаренный утренним румянцем солнца. Она смеялась от всей души, и смех придавал какую-то сверкающую силу ее ослепительной красоте. Он оторопел. Он глядел на нее, совсем потерявшись, рассеянно обтирая с лица своего грязь, которою еще более замазывался. Кто бы была эта красавица? Он хотел было узнать от дворни, которая кучею, в богатом убранстве, стояла за воротами, окруживши игравшего молодого бандуриста. Но дворня подняла смех, увидевши его запачканную рожу, и не удостоила его ответом. Наконец он узнал, что это была дочь приехавшего на время ковенского воеводы. В следующую же ночь, с свойственною одним бурсакам дерзостию, он пролез чрез частокол в сад, взлез на дерево, раскинувшееся ветвями, упиравшими в самую крышу дома; с дерева перелез на крышу и чрез трубу камина пробрался прямо в спальню красавицы, которая в это время сидела перед свечою и вынимала из ушей своих дорогие серьги. Прекрасная полячка так испугалась, увидевши вдруг перед собою незнакомого человека, что не могла произнесть ни одного слова; но когда увидела, что бурсак стоял, потупив глаза и не смея от робости поворотить рукою, когда узнала в нем того же самого, который хлопнулся перед ее глазами на улице, смех вновь овладел ею. Притом в чертах Андрия ничего не было страшного: он был очень хорош собою. Она от души смеялась и долго забавлялась над ним. Красавица была ветрена, как полячка, но глаза ее, глаза чудесные, пронзительно ясные, бросали взгляд долгий, как постоянство. Бурсак не мог поворотить рукою и был связан, как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на голову свою блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинула на него кисейную прозрачную шемизетку с фестонами, вышитыми золотом. Она убирала его и делала с ним тысячу разных глупостей с развязностию дитяти, которою отличаются ветреные полячки и которая повергла бедного бурсака в еще большее смущение. Он представлял смешную фигуру, раскрывши рот и глядя неподвижно в ее ослепительные очи.

Раздавшийся у дверей стук пробудил в ней испуг. Она велела ему спрятаться под кровать, и как только беспокойство прошло, она кликнула свою горничную, пленную татарку, и дала ей приказание осторожно вывести его в сад и оттуда отправить через забор. Но на этот раз бурсак наш не так счастливо перебрался через забор: проснувшийся сторож хватил его порядочно по ногам, и собравшаяся дворня долго колотила его уже на улице, покамест быстрые ноги не спасли его.

После этого проходить возле дома было очень опасно, потому что дворня у воеводы была очень многочисленна. Он увидел ее еще раз в костеле: она заметила его и очень приятно усмехнулась, как давнему знакомому; он видел ее вскользь еще один раз, и после этого воевода ковенский скоро уехал, и вместо прекрасной, обольстительной брюнетки выглядывало из окон какое-то толстое лицо.

Вот о чем думал Андрий, повесив голову и потупив глаза в гриву коня своего.

А между тем степь уже давно приняла их всех в свои зеленые объятия, и высокая трава, обступивши, скрыла их, и только козачьи черные шапки одни мелькали между ее колосьями.

Э, э, э! что же это вы, хлопцы, так притихли? - сказал наконец Бульба, очнувшись от своей задумчивости, - как будто какие-нибудь чернецы! Ну, разом, разом! Все думки к нечистому! Берите в зубы люльки да закурим, да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами!

И козаки, прилегши несколько к коням, пропали в траве. Уже и черных шапок нельзя было видеть; одна только быстрая молния сжимаемой травы показывала бег их.

Солнце выглянуло давно на расчищенном небе и живительным теплотворным светом своим облило степь. Все, что смутно и сонно было на душе у козаков, вмиг слетело, сердца их встрепенулись, как птицы.

Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Ничто в природе не могло быть лучше их. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Свозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда, колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли целою тучею ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог знает в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одною черною точкою. Вот она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем. Черт вас возьми, степи, как вы хороши!

Наши путешественники несколько минут только останавливались для обеда, причем ехавший с ними отряд, из десяти козаков, слезал с лошадей, отвязывал деревянные баклажки с горелкою и тыквы, употребляемые вместо сосудов. Ели только хлеб с салом или коржи, пили только по одной чарке, единственно для подкрепления, потому что Тарас Бульба не позволял никогда напиваться в дороге, и продолжали путь до вечера.

Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по ним и они становились темно-зелеными; испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрагивался к щекам. Вся музыка, наполнявшая день, утихала и сменялась другою. Пестрые овражки выползывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе. Путешественники, остановившись среди полей, избирали ночлег; раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; пар отделялся и косвенно дымился на воздухе. Поужинав, козаки ложились спать, пустивши по траве спутанных коней своих. Они раскидывались на свитках. На них прямо глядели ночные звезды. Они слушали своим ухом весь бесчисленный мир насекомых, наполнявших траву, весь их треск, свист, краканье, - все это звучно раздавалось среди ночи, очищалось в свежем ночном воздухе и доходило до слуха гармоническим. Если же кто-нибудь из них подымался и вставал на время, то ему представлялась степь усеянною блестящими искрами светящихся червей. Иногда ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и рекам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших на север, вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные платки летали по темному небу.

Путешественники ехали без всяких приключений. Нигде не попадались им деревья, все та же бесконечная, вольная, прекрасная степь. По временам только в стороне синели верхушки отдаленного леса, тянувшегося по берегам Днепра. Один только раз Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: "Смотрите, детки, вон скачет татарин!" Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала, увидевши, что козаков было тринадцать человек. "А ну, дети, попробуйте догнать татарина! И не пробуйте - вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Черта". Однако ж Бульба взял предосторожность, опасаясь где-нибудь скрывшейся засады. Они прискакали к небольшой речке, называвшейся Татаркою, впадающею в Днепр, кинулись в воду с конями своими и долго плыли по ней, чтобы скрыть след свой, и тогда уже, выбравшись на берег, они продолжали далее путь.

Чрез три дня после этого они были уже недалеко от места, служившего предметом их поездки. В воздухе вдруг захолодело; они почувствовали близость Днепра. Вот он сверкает вдали и темною полосою отделился от горизонта. Он веял холодными волнами и расстилался ближе, ближе и наконец обхватил половину всей поверхности земли. Это было то место Днепра, где он, дотоле спертый порогами, брал наконец свое и шумел, как море, разлившись по воле, где брошенные в средину его острова вытесняли его еще далее из берегов и волны его стлались по самой земле, не встречая ни утесов, ни возвышений. Козаки сошли с коней своих, взошли на паром и чрез три часа плавания были уже у берегов острова Хортицы, где была тогда Сеча, так часто переменявшая свое жилище.

Куча народа бранилась на берегу с перевозчиками. Козаки отправили коней; Тарас приосанился, стянул на себя покрепче пояс и гордо провел рукою по усам. Молодые сыны его тоже осмотрели себя с ног до головы с каким-то страхом и неопределенным удовольствием, и все вместе въехали в предместье, находившееся за полверсты от Сечи. При въезде их оглушили пятьдесят кузнецких молотов, ударявших в двадцати пяти кузницах, покрытых дерном и вырытых в земле. Сильные кочевники сидели под навесом крылец на улице и мяли своими дюжими руками бычачьи кожи. Крамари под ятками сидели с кучами кремней, огнивами и порохом. Армянин развесил дорогие платки. Татарин ворочал на рожнах бараньи катки с тестом. Жид, выставив вперед свою голову, точил из бочки горелку. Но первый, кто попался им навстречу, это был запорожец, спавший на самой средине дороги, раскинув руки и ноги. Тарас Бульба не мог не остановиться и не полюбоваться на него.

Эх, как важно развернулся! Фу ты, какая пышная фигура! - говорил он, остановивши коня.

В самом деле, это была картина довольно смелая: запорожец, как лев, растянулся на дороге. Закинутый гордо чуб его захватывал на пол-аршина земли. Шаровары алого дорогого сукна были запачканы дегтем, для показания полного к ним презрения.

Полюбовавшись, Бульба пробирался далее сквозь тесную улицу, которая была загромождена мастеровыми, тут же отправлявшими ремесло свое, и людьми всех наций, наполнявших это предместие Сечи, которое было похоже на ярмарку и которое одевало и кормило Сечу, умевшую только гулять да палить из ружей.

Наконец они минули предместие и увидели несколько разбросанных куреней, покрытых дерном или, по-татарски, войлоком. Иные установлены были пушками. Нигде не видно было забора или тех низеньких домиков, с навесами, на низеньких деревянных столбиках, какие были в предместье. Небольшой вал и засека, не хранимые решительно никем, показывали страшную беспечность. Несколько дюжих запорожцев, лежавших с трубками в зубах на самой дороге, посмотрели на них довольно равнодушно и не сдвинулись с места. Тарас осторожно проехал с сыновьями между них, сказавши: "Здравствуйте, панове!" - "Здравствуйте и вы!" - отвечали запорожцы. На пространстве пяти верст были разбросаны толпы народа. Они все собирались в небольшие кучи. Так вот Сеча! Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы! Вот откуда разливается воля и козачество на всю Украйну!

Путники выехали на обширную площадь, где обыкновенно собиралась рада. На большой опрокинутой бочке сидел запорожец без рубашки; он держал в руках ее и медленно зашивал на ней дыры. Им опять перегородила дорогу целая толпа музыкантов, в средине которой отплясывал молодой запорожец, заломивши чертом свою шапку и вскинувши руками. Он кричал только: "Живее играйте, музыканты! Не жалей, Фома, горелки православным христианам!" И Фома, с подбитым глазом, мерял без счету каждому пристававшему по огромнейшей кружке. Около молодого запорожца четыре старых выработывали довольно мелко своими ногами, вскидывались, как вихорь, на сторону, почти на голову музыкантам, и вдруг, опустившись, неслися вприсядку и били круто и крепко своими серебряными подковами тесно убитую землю. Земля глухо гудела на всю округу, и в воздухе только отдавалось: тра-та-та, тра-та-та. Толпа, чем далее, росла; к танцующим приставали другие, и вся почти площадь покрылась приседающими запорожцами. Это имело в себе что-то разительно-увлекательное. Нельзя было без движения всей души видеть, как вся толпа отдирала танец, самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо мир, и который, по своим мощным изобретателям, носит название козачка, Только в одной музыке есть воля человеку. Он в оковах везде. Он сам себе кует еще тягостнейшие оковы, нежели налагает на него общество и власть везде, где только коснулся жизни. Он - раб, но он волен, только потерявшись в бешеном танце, где душа его не боится тела и возносится вольными прыжками, готовая завеселиться на вечность.

Тарас Бульба крякнул от нетерпения и досадуя, что конь, на котором сидел он, мешал ему пуститься самому. Иные были чрезвычайно смешны своею важностью, с какою они работали ногами. Чересчур дряхлые, прислонившись к столбу, к которому обыкновенно на Сече привязывали преступника, топали и переминали ногами. Крики и песни, какие только могли прийти в голову человеку в разгульном веселье, раздавались свободно.

Тарас скоро встретил множество знакомых лиц. Остап и Андрий слышали только приветствия: "А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолуп!" - "Откуда бог несет тебя, Тарас?" - "Ты как сюда зашел, Долото?" - "Здравствуй, Застежка! Думал ли я видеть тебя, Ремень?" И витязи, собравшиеся со всего разгульного мира восточной России, целовались взаимно, и тут понеслись вопросы: "А что Касьян? что Бородавка? что Колопер? что Пидсыток?" И слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирменом, что Пидсыткова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царьград.

Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: "Добрые были козаки!"

На вопрос история 6класс. в чем заключались причины слабости государств крестоносцев? заданный автором Аня Качанова лучший ответ это Четвертым крестовым походом заканчивается большое военно-колониальное движение на Восток. Чем объяснить остановку и конечную неудачу всего этого движения, всколыхнувшего огромные массы и стоившие Западной Европе неисцелимых жертв? Конечно, большую роль сыграло здесь политическое объединеие Востока под властью египетских султанов и усиление отпора крестоносцам.
Но все же главной причиной были экономические и политические перемены в жизни Западной Европы. К 13 в. всюду в Европе наблюдается значительный рост производственных сил. Улучшилась техника сельского хозяйства, всюду распространяется техника трехполье. Крестьян частично начали переводить на денежную форму феодальной ренты. Денежная рента открывала -по крайне мере для зажиточного крестьянства-возможность повышения производительности своего хозяйства и возможность известного накопления.
Ко всему этому, необходимо добавить разделение труда между городом и деревней.Таким образом, Европа была в состоянии прокормить более многочисленное население, и влияние стихийных катастроф несколько смягчилось. Одновременно произошел ряд важнейших перемен в политической жизни Европы. Укрепилась королевская власть, подавлялась феодальная вольница, сокращались феодальные усобицы.Феодалы сделались более оседлыми.Для голодного рыцарства открылись более близкие объекты для грабежа и захвата, прежде всего Прибалтика. Обедневшие рыцари находили себе и другое применение -службу в наемных войсках королей.
Наконец, венецианцы, генуэзцы, провансальские и каталонские купцы заключали выгодные договоры с мусульманскими государями и не нуждались больше в помощи крестоносцев.
Словом, у всех общественных классов, принимавших участие в первых крестовых походах, к рассматриваемому периоду (этот рубеж наступил после четвертого крестового похода, то чем уже говорилось) ослабел интерес к рискованным заморским предприятиям. Все выше изложенное и послужило причиной окончания целой эпохи средневековья -эпохи крестовых походов.
Для Европы крестовые походы означали прежде всего огромные человеческие жертвы, при отсутствии каких либо видимых территориальных приобретений (последний оплот крестоносцев-Кипр, был присоединен в15 в. к Венеции). Кто действительно, оказался в выигрыше, так это Венеция и Генуя. Венецианцы и Генуэзцы, несмотря на вытеснение, крестоносцев из Сирии и Палестины, остались господами в средиземноморской торговле. Генуя обосновалась в византийских владениях, создала ряд торговых факторий на берегах Черного моря. Венеция завязала тесные отношения с Египтом. За счет торговой монополии происходило громадное обогащение. Спрос на шелка, пряности, жемчуг, которые итальянские купцы ввозили в Западную Европу, приносил сверхприбыли и стимулировал поиски новых, более коротких и безопасных путей на Восток. Все это способствовало зарождению финансовой аристократии, развитию банковского дела и созданию предпосылок для капиталистических отношений.
Для церкви, крестовые походы означали в конечном итоге падение ее авторитета. Неслучайно, после четвертого крестового похода ни феодалы, ни простой народ практически не реагировали на призывы пап. 4-й крестовый поход дискредитировал власть папы даже в лице такого ее выдающегося представителя, как Иннокентий III. Деловые интересы нередко оказывались выше религиозных соображений, заставляя крестоносцев пренебрегать папскими запретами и вступать в деловые и даже дружеские контакты с мусульманами.
Культура. Крестовые походы ознакомили Европу с техникой и культурой Востока; впрочем не всегда возможно определить каким образом культура восточных передавалась на Запад. Крестовые походы были не единственным путем общения между Востоком и Западом. Арабы многое передали Западу через свои владения в Сицилии и особенно через Кордовский халифат. Византийская империя была посредницей не только в торговле, но и в передаче достижений в культуре и техники.

Многие в Европе пытались понять, почему крестоносное движение зашло в тупик.

    Проповедники внушали народу мысль, что безгрешные дети скорее смогут освободить Иерусалим, чем запятнавшие себя грехами рыцари. В 1212 году тысячи детей выступили в поход, чтобы вернуть Иерусалим. Многие дети вернулись домой, а остальные попали в руки корыстных дельцов и были проданы на невольничьих рынках Египта. Таков был печальный финал Крестового похода детей.

В XIII веке было организовано ещё четыре Крестовых похода, но особого успеха они не имели. Без помощи из Европы владения крестоносцев на Востоке были обречены. Их территория постоянно сокращалась. И вот уже в конце XIII века французский поэт с горечью написал: «Нам час пришёл - за ратью рать - Святую землю покидать!» В 1291 году пала последняя крепость крестоносцев на Востоке - Акра. Эпоха Крестовых походов закончилась.

Статуя крестоносца, вернувшегося домой. XII в.

О воздействии Крестовых походов на судьбы Востока и Запада нельзя судить однозначно. С одной стороны, грандиозные двухсотлетние усилия оказались для католического Запада исторической неудачей; удержать христианские святыни не удалось. Мусульманскому миру Крестовые походы принесли жертвы и разрушения, гибель памятников культуры. Тяжелейший удар был нанесён по Византии. Вражда между католическим Западом и православной Византией ещё более усилилась. С другой стороны, укрепились торговые связи между Востоком и Западом, расширились знания мусульман и христиан друг о друге. Европейцы многому научились на Востоке. Но история Крестовых походов - ещё и история о том, как два разных мира не смогли научиться терпимости друг к другу. И в любом случае Крестовые походы - одна из самых ярких страниц в истории Средневековья.

Из речи Урбана II на Клермонском соборе (В изложении хрониста XII века Роберта Рёймсского)

    Земля эта, которую вы населяете, стеснена вашей многочисленностью и едва может прокормить тех, кто её обрабатывает. Вот почему вы друг друга кусаете и пожираете, ведёте войны и наносите друг другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Становитесь на путь Святого гроба, отнимите землю эту у нечестивого народа, покорите её себе... Иерусалим - это пуп земли, край плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта словно второй рай... И этот-то царственный град, расположенный посредине земли, ныне находится в плену у врагов и уничтожается народами, не ведающими Господа. Он... не прекращает молить о том, чтобы вы пришли ему на выручку.

  • К кому в первую очередь обращался Урбан II? Как вы считаете, какие его доводы были наиболее убедительными для людей того времени?
  1. Объясните название: «Крестовые походы».
  2. Каковы были причины Крестовых походов?
  3. Одна из хроник XII века о Первом Крестовом походе называется «Деяния Бога через франков». Какая мысль заключена в этом названии?
  4. Установите, как связаны причины Крестовых походов и состав их участников.
  5. По карте учебника определите, через какие государства и города проходили пути воинов-крестоносцев - участников Первого Крестового похода.
  6. Обобщите факты по истории Первого, Третьего и Четвёртого Крестовых походов в таблице:
    1. годы,
    2. участники, их цели,
    3. основные события,
    4. основные итоги.
  7. Какой момент в движении крестоносцев был поворотным и почему?
  8. В чём заключались причины слабости государств крестоносцев?
  9. Придумайте рассказ от лица крестьянина, рыцаря или монаха (на выбор), услышавшего речь папы Урбана II в ноябре 1095 г. в Клермоне.
  10. Составьте портреты государей - предводителей Третьего Крестового похода по плану:
    1. положение в феодальной иерархии,
    2. цели участия в Крестовых походах,
    3. особенности поведения,
    4. какое имел влияние,
    5. удалось ли ему осуществить свои цели.

    Можно ли на основе этих характеристик выявить общее в мотивах деятельности, особенностях поведения и др.? Используйте ресурсы Интернета.

3.8. Причины слабости Латино-Иерусалимского королевства

Господство западных завоевателей на Востоке не было прочным. Их государства представляли собой маленькие, слабо связанные между собой княжества. Они тянулись узкой полосой вдоль восточносредиземноморского побережья и были разбросаны на большой территории: Антиохия отстояла от Иерусалима более чем на 300 км, Эдесса - почти на 200 км от Антиохии. Восточная граница этих государств - она постоянно изменялась - растянулась в общем на расстояние свыше 1 тыс. км. Между тем сами крестоносцы жили главным образом в городах и в укрепленных замках: они не чувствовали себя в безопасности. Даже возле небольших деревушек вроде аль-Биры в окрестностях Иерусалима или Дабурии у подножия горы Тавор приходилось сооружать башни и иные укрепления. Хрупкие узы вассалитета были единственной основой, соединявшей местных феодалов с центральной властью. Уже в правление Амори I прекратился рост числа фьефов - поместий: сказывалась нехватка земель. Отсюда - ограниченность ресурсов для пополнения рядов рыцарства и слабость самих рыцарских контингентов в государствах крестоносцев.

С юга Иерусалимскому королевству угрожал Египет. Нападения египтян приходилось отражать чуть ли не ежегодно как с суши, так и с моря: не было такого прибрежного города, который бы не атаковали - и порой не без результатов - египетские корабли. Неоднократно и крестоносцы, со своей стороны, порывались захватить эту страну. В 1104 г. Бодуэн I уже уступил генуэзцам третью часть «Вавилона» (Каира) - настолько иерусалимский король был уверен в своей победе над Египтом, которой так и не суждено было быть одержанной.

Некоторый прогресс в этом направлении оказался достигнут только в середине XII в.: в 1153 г. крестоносцы овладели Аскалоном. Ряд попыток завоевать долину Нила предпринял в 60-х годах король Амори I, однако никаких сколько-нибудь долговременных успехов даже против внутренне ослабевшего к тому времени Египта он не сумел достичь. Лишь иногда там удавалось получать богатую добычу, взимать дань с египетских правителей и выбивать коммерческие привилегии. В 1167 г. войска Амори I оккупировали саму Александрию: на Фаросском маяке был поднят королевский флаг. Вскоре, однако, из Александрии пришлось уйти.

Со стороны Сирийской пустыни на государства крестоносцев совершали набеги отряды сельджукских атабегов и эмиров. Правда, на границе были сооружены мощные крепости вроде «Скалы пустыни», но они не в состоянии были полностью оградить франкские княжества, в особенности северные, от этих подчас внезапных и энергичных налетов. Много раз крестоносцы предпринимали усилия для того, чтобы овладеть большими городами Сирии - Дамаском и Халебом; все эти старания, однако, заканчивались неудачами.

Западные захватчики вечно враждовали друг с другом. Дележ добычи, распределение ленов и должностей давали поводы к бесконечным раздорам среди крестоносцев всех поколений. Если в эпоху основания латинского владычества на Востоке баронов связывало в какой-то мере единство, пусть и поверхностное, религиозных целей, то в дальнейшем оно уступило место все более обострявшимся противоречиям реальных интересов завоевателей. Соображения, касавшиеся политических, военных или хозяйственных выгод, всегда брали верх над мотивами религиозного порядка. Поэтому «франкские и мусульманские князья, - пишет американский историк Г.С. Финк, - легко забывали взаимную вражду и становились союзниками, если того требовали их дипломатические и военные интересы». Правда, дружественные отношения франков с мусульманами тоже продолжались недолго. Затишье, во время которого производился обмен пленниками, налаживались дипломатические контакты, бароны и эмиры наносили любезные визиты друг другу и состязались между собой в выражениях рыцарской куртуазности, обычно скоро прекращалось, и война вновь разделяла недавних союзников или друзей. Усама ибн Мункыз рассказывает, как некий князь, прибывший на паломничество и остановившийся при дворе короля Фулько, «подружился со мной, привязался ко мне и называл меня «брат мой»; между нами была большая дружба, и мы часто посещали друг друга». Когда же чужестранец предложил писателю, чтобы тот послал с ним в Европу любимого сына Мурхафа - «пусть он посмотрит на наших рыцарей, научится разуму и рыцарским обычаям», - Усама решительно отказался. «Мой слух, - пишет он, - поразили эти слова, которых не мог бы произнести разумный; ведь если бы даже сын мой попал в плен, плен не был бы для него тяжелее, чем поездка в страну франков».

Отношения пришельцев с местной знатью были в целом проникнуты недоверием. Восточные феодалы, с которыми потомкам первых крестоносцев и случалось порой сближаться, в душе всегда презирали кичливых и заносчивых франков. Последние выглядели в их глазах дикарями. Усама ибн Мункыз, образованнейший человек своей эпохи, большой книголюб (его библиотека насчитывала 4 тыс. томов, и, когда однажды от рук франков пропало все его имущество, он более всего сокрушался по поводу гибели библиотеки - именно это «останется раной в моем сердце на всю жизнь», - писал он), считал франков «только животными, обладающими достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении».

Господствующий класс государств крестоносцев был весьма немногочислен. Под началом иерусалимских королей, как видно из документов, никогда не состояло свыше 600-700 конных рыцарей (вассалов и субвассалов), обычно же на службу к ним являлось гораздо меньше воинов. Численность войска Бодуэна I не превосходила размеров современного батальона! Состав гарнизона среднего города равнялся 30-80 рыцарям. Даже при условии «всеобщей мобилизации» латинян, способных носить оружие, королевство могло выставить не более 2 тыс. тяжеловооруженных рыцарей и 20 тыс. легковооруженных стрелков. Привилегированная верхушка Латинского Востока жила среди озлобленного, враждебно настроенного и гораздо более многолюдного по сравнению с франкским местного населения, представляя собой как бы военный лагерь, окруженный и, по выражению Ж. Прауэра, постоянно осажденный противником. По исчислениям историков, франкские колонизаторы, селившиеся в городах и крепостях, составляли к концу 80-х годов XII в. не более 100-120 тыс. Сил одних только вассалов было недостаточно для того, чтобы держать в покорности это население и одновременно отражать нападения соседей - мусульман.